Словно Афон, огромен герой, словно Эрикс иль даже
словно отец Апеннин, возвосящий седую от снега
голову в небо, где вихрь мохнатые падубы треплет.
{«Энеида», ХИ, 701—704)
Эрикс — на западе Сицилии завершает Апеннинский хребет (пролив новее гор — это
знали уже и древние).
320-324 Воспоминает вождь Гесперийский… — Сципион вспомипает о своем (не
описанном в позме — см. примеч. ГУ, 385—388) посещении Сифака и о заключении
© ним союза.
125-316 Чем ты прельстился…- В передаче вопроса Сципиона и пространного
ответа Сифака Петрарка близко следует Ливию (ХХХ, 13), однако Лявий передает
эту беседу значительно короче и без номощи прямой речи (чсвадебные-де факелы
испепелили его дворец, а сия фурия, сия чумная язва лишила-де его рассудка и
утихомирилась лишь тогда, когда самолично и свосручно препоясала его нечести-
вым мечом…»). Ср. у Овидия (о троянках);
Там молодая жена своеручно бесстрашному мужу
взденет шелом на главу, варварский меч ноднесет,
(«Героиды», ХНЬ 139-140)
Полетом птицы ведомая злой (ст. 348—349) — т. е. при дурных знаменьях. У римлян
главным видом гадания были ауепиции (гадания по полету птиц). отсюда связан-
ные с судьбой «птичьи» метафоры,
К ненадежному Марсу (ст. 361) — Марс ненасытен к войне, но мечется от одного
войска к другому, не помогая никому: этот (первоначально греческий) образ невер-
ного, ненадежного бога («двуличного Арея») был рано и полностью усвоен рим-
ской традицией (что не мешало римлянам считать Марса «своим» — ср. Е 240 и
примеч.)}.
371-3914 Молвил и смолв…- Ср. у Ливия: «Все это Сифак говорил, обуревземый
не только ненавистью к врагу, но также и ревностью, ибо уже воображал, что со-
перник завладел предметом его страсти, однако Сципиона своими словами он
встревожил весьма» (ХХХ, 414).
382-637 Равно Сципион приветливо встретим… — Ср. у Ливия: «Приняв обоих с
одинаковой приветливостью и всячески расхвалив их перед своим шатром при сте-
чении народа, он отвел затем Массиниссу в сторонку и обратился к нему с ниже-
следующей речью: „Я думаю, Массинисса, что ты находил во мне некоторые досто-
инства, когда сначала в Испаньи явился ко мне для заключения дружеского союза,
а после в Африке всецело доверился мне вместе со всеми твоими упованиями. Од-
нако ко из достоинств, коих ради ты почел, сколько можно понять, желательным
искать дружбы со мною, нет ни единого, коим был бы я вправе гордиться более,
чем вправе я гордиться воздержностью и обузданием плотских вожделений,— и я
хотел бы, Массинисса, чтобы ты умножил число твоих доблсстей еще и поимено-
ванной доблестью. Поверь, в наних © тобою лета не столь опасны вражьи мечи,
сколь теснящие нас отовсюду искутиения — кто обуздал и укротил их воздержностью,
тот стяжал собе больше славы и больше победы, чем мы с тобою стяжали, победив
Сифака! Приятно мне было говорить, да и помнить приятно о подвигах храбрости
и стойкости, свершенных тобою в мое отсутствие, а что до прочих твонх поступков,
то я предпочел бы, чтобы ты обдумал их сам, а не краснел, ежели заговорю о них я.
Нод верховным иачальством римского народа Сифак побежден и пленен — атак,
он сам, его жена, его царство, его земли, его города и жители его страны ныне яв-
лиются военной добызей римского парода. Царя и его жепу — даже и не будь она
карфагенянкой, даже не знай мы, что отец ее вражеский военачальник! — их над-
лежит отправить в Рим, и от усмотрения Сената и народа римского будет зависеть
Песнь пятая . 303
приговор той, которая, как толкуют, отторгла от нас союзного царя и подстрокнула
его к безумной войне. Победи самого себя! Не омрачай несчетных твоих доблестей
единственным нечестивым делом, не умаляй благодарпости к стольким твоим за-
слугам, совершая поступок, отнюдь не оправдываемый побудительной его причи-
ною“» (ХХХ, 14). Так Сцинион не просто напоминает Массиниссе уже извостные
тому «правила игры» (см. примеч. У, 76-146, 214-215), но и объясняет, что, сде-
лавшись римским союзником, «играть по-нумидийски» уже невозможно.
438-15} Только сказал и тотчас… — Ср. у Ливия: «Выслушивая все это, Массинис-
са не только покраснел, но даже и прослезилея, а затем сказал, что нипочем-де
не нарушит, воли военачальника, но просит, насколько возможно, принять во вни-
мание необдуманно взятые им на себя обязательства, то есть данное женщине обе-
щанис ничьей власти ее не выдавать, и с этим он, смущенный, воротился из вое-
начальникова шатра в свой. Там, удалив свидетелей, он провел довольно долгое
время, часто вздыхая и всхлипывая, как хорошо было слышно всем вокруг шкатра,—
и наконец с ужасающим рыданием призвал к себе раба, у коего на сохраненни, по
принятому среди царей обычаю, на случай нежданной превратности судьбы держал
яд. Он велел рабу омешать яд в кубке, отнести к Софонисбе и передать на словах,
что Массинисса был бы рад исполнить первое свое обещание, которое пристало ис-
полнить мужу перед женою, но поелику поступать по собственному усмотрению ве
дают ему те, у кого власть, то он исполняет второе обещание — не допустить, чтобы
попала она к римлянам в плен. Пусть же опа, памятуя о державном своем отце и
об отечестве и о двух царях, коим была супругою, сама решает, как быть» (ХХХ,
15). Начало этого абзаца Петрарка пересказывает довольно точно, но у Ливия от
окончания речи Сциниона до поручения- Массиниссы рабу — полстраницы, у Пет-
рарки — около 280 ст. ири том, что устное поручение не намного пространнее, чем у
Ливия (ст. 704-719). Большая часть «излишка» занята характерным для Петрар-
ки и в сонетах подробным самоанализом, по объему и стенени подробности для ан-
тичной литературы немыслимым, да к тому же обращенным не к наперснику
(кормилице, божеству), а к самому себе — редкие и чисто риторические обращения
к подруге не прерывают этой внутренней речи.
485—166 „коль не мнит, что с отъятой.. душой! Ср. сонет ХЬ 13 (9-10):
Порой сомненье мучит: эти члены
Как могут жить, с душой разлучены?
418—483 припомнии, как жарко пылало… — Речь идет о любви Аполлона к фес-
салийской (поэтич. «гемонийской») пимфе Дафне, чье имя по-гречески буквально и
значит «лавр»: преследуемая богом и не желая ответить на его любовь, она пре-
вратилась в дерево (Овидий. «Метаморфозы», Г, 452—467). Миф о Дафие являотся
«причиноразъяснительным» (этиологическим) мифом, так как лавр был священным
деревом Аполлона, часто изображаемого с лавровым вепком на голове,— с привле-
чением мифа о Дафне этот венок оказывается памятью о самой пылкой любви бога.
Как уже отмечалось, лавр — одно из ключевых слов в поэме и вообще в поэтиче-
ском творчестве Петрарки, намекающее на две главные его страсти — к славе и к
Лауре. До сих пор в поэме лавр был только символом славы, он и далее будет оз-
начать только славу, так что данные стихи являются своеобразным исключением —
но песнь У и вообще теснее всего связана с итальянскими стихами Петрарки. Намек
на Лауру, более того, на смерть Лауры здесь очевиден, В описаний нисхождения
Софонисбы в преисподнюю тоже много общего с сонетами на смерть Лауры (хотя
Лаура, конечно, возносится на небеса). Лаура умерла 6 зпреля 1348 г., что помога-
ет уточнить хронологию создания поэмы: ясно, что в 1348 г. (а возможно, и позднее)
поэт еще работал над У и УГ песнями (Софонисба в преисподней — это начало
УТ песни), не ограничиваясь мелкими доделками :(«шлифовкой»), но вписывая в
текст довольно пространные пассажи, хотя, как мы знаем, в 1343 г. существовала —
хотя бы в набросках — уже и УП песнь.
487-489 соистину, лишь посредине… — Перифраз известных строк Горация о
чзолотой середине» («Оды», П, 10, 5—8).
- гдавною в деле любом..— Перевод по конъектуре Коррадини.
515-516 тайно уплыть за столпы Геркулесовы… — Ср. у Горация:
304 Примечания
Нас кругоземный манит Океан: ва блаженные пашни,
скорей на пашни — островные, сытные,
где что ни год дарит зерном без пахоты поле,
где вечно Вакхом тяжки виноградники…
{«Эподы», ХУТ, 44—44).
Находящиеся за западной окраиной мира, т. е. за Геркулесовыми Столпами,
блаженные сады Гесперид фигурируют уже в ранней мифологической традиции —
предание помещало там также острова блаженных и т. п. сказочные стравы (Сер-
вий к «Энеиде», У, 735; Флор, (И, 22; Нлиний. «Естественная история», УГ, 32, 37,
202 и др.).
523-526 Часто он брался за меч..- Идея о преступиости самоубийства не харак-
терна для классического Рима, напротив; древние рассматривали самоубийство как
©пособ спасения чести, и в этом качестве оно только прибавляло славы самоубийце,
так что у Массиниссы не было бы повода опасаться за свою славу, не надели его
Петрарка христианским сознанием греховности отъятия дарованной Богом жизни.
327-529 Так он на ложе всю ночь… -. Ср. сонет СХУШЦ, 187 (5-8):
Настанет ночь. Невнемлющей все горе
Нерескажу. С собой самим и с миром
Со злой судьбой моей, с моим кумиром
Часы растрачу в долгом разговоре.
530-531 То ласкает в слезах… Ср. сонет ХС, 104(5—8):
Сжимая мир в объятьях, сон объемлю.
Мне бог любви коварный плен кует:
Ни узник я, ни вольный. Жду — убьет,
Но медлит он — и вновь надежде внемлю.
536—537 ‚когда соплетаешь неспешно… — Овидий в «Науке любви» (Ш, 240-236)
возбраняет женщинам приукрашиваться па глазах у возлюбленного; исключение со-
ставляет прическа — расплетаемые и силетаемые волосы делают их владелицу соб-
лазнительней.
538-539 „сладких не слышать мне слов…- Ср. сонет СУТЦ, 126 (11-12):
„..Ато сладкий, как рузой,
Знал смех ее и вздох, и говор сладкий.
543—554 „сколько счастлив будет наш жребий… — Отсюда начинается последова-
тельность из четырех трехстиший, онисывающих совместное блаженство влюблен-
ных в преисподней: третий стих каждого трехстишия завершается словом «любови»,
создавая нечто вроде омонимической рифмы (ст. 545, 548, 551, 554), но еще заметнее
лексическая однородность этих замыкающих строк, так как в каждой упоминается
Сцинион, который уже не будет хозяином («не расторгнет», «не разымет», «не’ сло-
мит», «не отравит») «нашеи любови» (‹нашей» отсутствует лишь в ст. 554). Эта
спонтанно возникающая строфика так же спонтанно исчезает, чтобы затем дать
место новым (хотя и редким) вторжениям квазирифм — вероятно, для описавия лю-
бовного томления античные краски показались поэту недостаточно яркими в он
подцвечивал их более поздними приемами, но никогда не доводя регулярность ис-
пользования приема до ожидаемости, а стало быть, давая ему лишь орнаментальное
значение (ср. УШ эклогу Вергилия).
531—553 ..Цереры зятю… — Т. в. Диту, супругу Прозерпины (дочери Цереры).
555 В звездную высь влеком… — Т. е. в тот героический рай, который описан в
первых двух песнях.
559—580 Хоть бы ему никогда…- Перевод воспроизводит фонику оригинала (см.
примеч. У, 543—554).
79-581 „жить без супруги… -— Сципион, действительно, отличался воздержанно-
стью ив походе, копечно, был без жены, однако в описываемое время был ›кенат
и (для молодого человека) достаточно давно: его сын Гней был при нем в 190 г. дон. э.
во время похода на Антиоха, т. е. родился во всяком случае не позднее 207 г., а зна-
чит, в Африку Сципион отправился, будучи отцом семейства уже не первый год.
Песнь пятая 305
604-610 МИрипоминаю сон… — Ср. сонет СХХХУШ, 157(1-—4, 14):
Лань белая на зелени лугов,
В чае утренний, порою года новой,
Промеж двух рек, под сению лавровой
Несла, гордясь, убор златых рогов…
..И скрылась лань.
Ср. также СХСШ, 213(1—4):
Сон горестный! Ужасное виденье!
Безвременно ль родимый свет угас?
Ударил ли разлуки страшный час
С тобой, мое
