к социализму вызывается необходимостью его тоталитаризма, т. е. уничтожения всех достижений в борьбе за первенство и в начале новой борьбы в иных условиях. Изменение происходит в форме связи между людьми: раньше была связь родовая, человек вкладывал достижения своего первенства в свой род, теперь он вкладывает в общество, как вкладывает в общество непосредственно художник. Социализм есть обязательное разрушение того, что называется «дом». Итак, в борьбе за первенство препятствием делается дом.
8 Ноября. С утра валом валит мокрый снег. Прошлое наше – это вечерняя заря, наше будущее – заря утренняя, а настоящее – это наш день труда и борьба за наше прошлое в свете будущего, это наш рычаг, которым наше прошлое мы поднимаем и спасаем, поднимая его в будущее.
704
Не забыть, что сказал Вася Веселкин, человек проводящий жизнь свою под машиной, когда он вылез на свет и выпил стакан: «Массы этого не касаются, и к ним путей нет, а жизнь определяют те, у кого в руках власть».
NB. Как он выразился в точности не помню, но его «массы» были похожи чем-то на мир матерей из «Фауста».
9 Ноября. Мокрый снег вчера к вечеру растаял, да и сверху моросило.
К моей праздничной тоске прибавился визит молодого поэта Шубина, профессора развязного слова и всякого мыкания (он женился на Гале Каманиной). Это он напел Ляле, что я первый в мире писатель («а кого вы еще назовете?»), и она этим была покорена и позволила ему придти ко мне.
Еще к тоске прибавило радио: каких-то частных владельцев в Австрии наши ограбили в пользу «бедных».
Дело в том, что одна оценка действию в пожаре революции у себя дома, другое дело, когда экспроприация является простым холодным расчетом и даже методом, распространяемым на чужие страны. Коварство этого метода состоит в том, что он предлагается как добро для бедного: соблазненный бедняк, тощая корова пожирает жирную, а в конце концов сам остается ни с чем, и даже еще гораздо более тощим, чем был. В результате этой операции, однако, человек работает не на частного собственника, а на государство, и в далеком будущем, когда коммунизм победит во всем мире, труженик будет получать целиком весь продукт своего труда.
Мы на этом пути уже тридцать лет, выдержали полный разгром собственности, выдержали мировую войну и нам нет путей отступления.
Тут остается остановиться только на том, что дело это больше России, больше Америки, больше всего мира и, конечно, нас сущих…
И если тебе лично на земле есть еще место, куда можно поставить ногу, то будь доволен, ставь ее и гляди вперед, куда бы можно и вторую ногу поставить.
705
Пимен Карпов, воскресший и живущий ныне в углу где-то с маленькой железной печкой – тут он себе все готовит и пишет: что он пишет? Никто не знает и не интересуется. Может быть, Пимен Карпов писал о родах человека в России, о муках этих ужасных в надежде дожить, как доживает в муках своих мать до встречи своей с новорожденным, до такой радости, когда старец шепчет: «Ныне отпущаеши».
Катаев Валентин написал, что доблести советских людей так велики, что все христианские добродетели меркнут перед ними, как мелочь. До чего можно дописаться!
В книжном деле такое диво, что чем больше их издают, тем труднее до них добраться читателю. Тут возможно происходит то же, что с письмами в начале революции, когда переписка граждан была объявлена бесплатной и марки уничтожены. Тогда письма перестали доходить, потому что почтальоны их сваливали, как бесплатные, под мосты. Так и с книгами происходит что-то в этом роде. Книга, как и письма должна быть оплачена хорошо, трата денег читателем создает личное усилие на пути к обладанию книгой, пусть потрудится для этого чтения читатель, хоть отчасти как трудился автор, как трудится, стоя, верующий в храме, как трудится странник на пути в Мекку свою. У нас же нет теперь таких богатых, кому книга попадает за деньги, полученные в наследство: мы все работники. Книга бесплатная – это учебник и пропаганда. Книга художественная должна быть дорогая и доступная тем, кто готов за нее жертвовать.
Прошел праздник, и солнце явилось, к вечеру вслед за солнцем явился мороз, потом ночью снег и…
10 Ноября. Все беленькое, чистенькое. День простоял в белой шапочке, но с крыш среди дня понемногу все капало и капало.
706
В этот раз как будто и сами коммунисты были недовольны собой, своим праздником, и сам Сталин спрятался, и речь Молотова вышла тусклая и беспросветная.
Записки простого человека.
Почти месяц я слушал выступления иностранцев по радио. И не могу понять, маскировка это у них или благодушие, понимаемое русскими как глупость.
Так, бывает, комментатор трудится, излагая долго содержание какой-нибудь пьесы, и вдруг под конец выскажется, что автор изображает свободного человека, не нуждающегося ни в какой чистке. И тут только по этому слову «чистка» понимаешь, что бедный комментатор, какой-то русский человек по имени Назаров, свою речь направляет к заключенному в коммунизм своему же русскому человеку и так прельщает его американской свободой.
Или другой какой-нибудь Набоков трудится с изложением каталога ширпотреба с 12 000 предметов, от стиральной машины до складного домика. Долго не понимаешь, зачем это, и вдруг под конец объясняется, что таких фирм в Америке много и все они, конкурируя, стараются угодить потребителю, которому стоит только вносить деньги и все ему будет доставлено на дом, и, значит, как должна быть соблазнительна русскому человеку жизнь рядового американца.
А у русского слушателя в голове начинает что-то чесаться от глупости – того ли он ждет? И он спрашивает себя: что это, простодушие или особый какой-то непонятный подход к человеку?
В конце концов, думается, что ни то и ни другое, и выходит, от надменной уверенности в том, что простого человека можно соблазнить, как дикаря, простым видом, как соблазнил Миклухо-Маклай папуасов осколками разбитой бутылки.
Милые комментаторы, Набоков, Нащекин, Назаров, вспомните наших русских простых людей, они и тогда были умнее этого воображаемого «простого» человека, а
707
если вы сейчас его возьмете, проверенного, прочищенного, повидавшего все ваше прекрасное хозяйство на войне, вы необходимо поднимете запас своей домашней философии в защиту от наступающего на вас со своими задушевными вопросами простого человека.
Не хватит вам домашней философии – обратитесь к той, какая ни есть, вне вашего обихода – не хватит этого? И тогда вам неминуемо причудится в руках простого человека нож с острием, направленным в ваше сердце, и услышите вокруг себя голоса тех, кто тоже не справился с философией и тоже схватился за нож.
Весь секрет глупости иностранца заключается в том, что он, как ребенок, разобрал живого простого человека, понял его в потребностях и заключил всего в каталог ширпотреба, и тем ограничил его, и свободу его определил предметами своего каталога. И он действительно существует, такой мальчик в штанах. ~
Хожу, брожу без дела целые дни и никак не могу ухватиться за какой-то канат, чтобы подняться наверх и там, определившись, плыть по тому морю в своих меридианах к своей звезде. У меня не пропала еще эта надежда, что возьмусь, поднимусь туда, где не страшно и не больно и нет никаких обид. Смотрю на Лялю, что и у нее дух вышел: занимается пустяками весь день, что-то перешивает, покупает какие-то мелочи и в таких заботах жалуется на сердце, на нервы и хочет отдыхать в санатории. Но она в точности я – я опустился, и она опускается, поднимусь, и она поднимается, она женщина любящая и обнимает всего меня, всю мою форму заполняет, как вино заполняет сосуд.
Это большая разница – дурит человек или же он постоянно такой, как говорят, просто дурак. И тоже простой человек, как теперь часто говорят большие политики, – что это значит? Простой человек – дурак ли он или умный – есть постоянное состояние его или он только простит или дурит, а на самом деле умнее нас с вами? Во
708
всем этом очень бы надо разобраться и начать с того: я-то сам простой человек, куда себя отнести?
Итак, я начинаю с того, что я, простой русский человек, начинаю разбираться во всем меня окружающем, записывать, выяснять, опровергать, надеяться с тем, чтобы выяснить, кто такой, вообще, простой человек и какое должно быть к нему отношение людей непростых, сложных и умных.
Я начал с того, что купил себе шестиламповый радиоприемник, чтобы послушать, о чем говорят умные люди: Голос Америки в Советский Союз.
Когда садишься в чужой автомобиль – то это еще ничего, но в своем автомобиле всегда немножко глупеешь, и вообще я замечаю, что если сходу приходишь в покой, то чего-то лишаешься, и если окружить себя множеством своих вещей, то вместе с обладанием их…
11 Ноября. День рождения Ляли. 48 лет. Капало, капало с крыш, но к вечеру хорошо подморозило и белые шапочки вчерашнего дня удержались.
Вчера в «Советском писателе» выяснилось, что книги мои в 100 листов будут изданы в «Госиздате». И надо немедленно действовать:
1) созвониться с Ярцевым о гонораре за «Избранное».
2) Свидание Ляли с Головенченко – (паршивое дело).
3) Разведка в Союзе о «Москвиче» – сделано.
4) Ремонт машины – сделано.
5) Ремонт гаража (не забыть: на заводе с Петей Козловым в субботу).
После всех этих дел является возможность планомерной ежедневной работы.
Речь на юбилее. В основе литературного поэтического дела заложено чрезвычайное усилие жизни продлиться к бессмертию.
709
Если медицина заметно расширяет границы физической жизни, то поэзия делает это с другой стороны: она свидетельствует о бессмертии души.
Медицина как черепаха ползет, но в ту сторону, куда молчит поэзия – к бессмертию.
Поэзия – это сверхусилие жизни, концентрация силы жизни, называемая личностью.
(Поэт – раздерганный неврастеник, пьяница, беспутник.)
С обеда потекло, к вечеру дождь и растворились все хляби небесные.
С утра возился с машиной и к обеду сдал ее в ремонт на завод.
Генерал сказал, генерал рассердился, генерал, генерал, генерал, повторяла намазанная девица, шофер на заводе. Я указал ей место в своей машине.
– Кто же нас повезет? – спросила она.
– Кто вы такой? – спросила меня.
– Маршал! – ответил я, и мы поехали.
Без философии можно обойтись в жизни, но без юмора живут только глупые.
После обеда заседание редколлегии в журнале «Дружные ребята»: Григорьев, Катаев, почетный учитель: на левой стороне орден Ленина, на правой десять значков отличника.
Поднял мысль свою о родине и никакого отклика не получил.
Редактор Ершов, отсталый партчиновник, очень типичен тем, что заключен в круг и в кругу все хорошо. Зато вспомнился начальник авторемонтных заводов Косенков, коммунист из стада Христова. И правда! Христос был «прежде всех век»,
