свое отражение в природе, залюбовался самим собой.
Но человек достаточно одаренный, увидев свое отражение, узнает в нем смысл всего человека и спешит поделиться этим с другими людьми, и в таком отражении другие видят свое отражение.
735
Природу надо изучить, как человека, поскольку он в ней отражен, и так это все и делают бессознательно.
И Дарвин, наблюдая в природе происхождение видов, тем самым узнавал движение и развитие самого человека.
Царь природы или смысл ее есть сам человек – творец.
Сохраняя свое прошлое, он отражается в нем и узнает себя самого. Созидая будущее…
Подготовить к юбилею своему мысль об искусстве как поведении и о поведении как борьбе за бессмертие (борьбе за первенство). Борьба за существование есть грубая форма борьбы за бессмертие («вся тварь стенает и мучится, ожидая откровения сынов человеческих»).
Моя политика. Держава (Надо). Из «Сельской учительницы» (очерк)… Ввести в «Канал» обмен Надо и Хочется между Зуйком и Марьей Моревной, «надо» Улановой и «хочется» Зуйка.
<7строк вымарано.>
И потому надо дать новое понимание свободы, демократии, выборов и всей идеологии прежней.
Итак, «Держава». Необходимое Надо подчиняется еще большей необходимости, чем само. Свобода есть отношение каждого ко всем: каждому что-нибудь хочется и он его выполняет в пределах необходимости быть как все. Свобода есть дробь, числителем которой являются все, а знаменателем каждый.
Между собой в окончательном истинном суде своем над поэтами мы спрашиваем, разбирая работу такого-то писателя: есть ли у него что-нибудь за душой? И это, конечно, не территориально за душой, а в смысле, как говорят: есть что-нибудь за невестой? Там понимали за невестой приданое, а за душой мы понимаем поведение.
736
Поэзия тоже как невеста и, принимая ее из рук поэта, мы спрашиваем: а что у него за душой?
Все знают отлично теперь, что за душой у Пушкина, Лермонтова, Фета, Блока, и все мы знаем тоже поэта, стоит его назвать сейчас, и все скажут в один голос: пишет очень легко и понятливо, и забавно, только у него нет ничего за душой.
Можно самому быть пьяницей и вообще с собой можно делать что только заблагорассудится, но если рядом с этим рождается поэзия, мы прощаем поэту его поведение.
Есть поведение, невозможное для поэзии, и есть поведение как путь в поэзию.
3 Декабря. Природа – раскрытая могила, туда в тумане стекает вода, и все туда валится, и все обращается в помойную яму.
Вчера был на юбилее Ник. Дм. Телешева. Не бог весть какой писатель, но почет заслужил и ему 80 лет, а он служит, работает в созданном им музее МХАТа. Юбилей был настоящий, каким он должен быть, почти семейным домашним торжеством. Я отказался от председательства в пользу Маршака, но пришлось выступить.
И я говорил о реке, которая в истоках питается скрытыми родниками. Река – видимая, все ею пользуются, а за рекой родники. Так у писателя пишется-пишется! А питается писатель тем, что у него за душой. И мы все говорим потихоньку, спрашиваем: а что у него за душой? Иногда и очень часто: писатель блестящий, а за душой ничего. И еще я сравниваю поэзию с невестой, у которой бывало раньше приданое: что за невестой, что за поэзией, что у писателя за душой? У Николая Дмитриевича за душой большое приданое. Речь моя, видимо, понравилась, и за спиной говорили: «Не шаблонная речь, хорошо’»
Ляля мне поставила вопрос, почему все эти милые женщины – Женя, Зина, Катя – делят свою жизнь надвое: одна половина – холодная – отдается повседневному
737
делу, другая – горячая лучшая – приносится Богу в церковь. Особенно тяжело сказывается это раздвоение на деятельности художницы Жени: душой отдается в церковь, а искусство делается без души.
Разве нельзя эту лучшую часть души отдавать своему делу и в этом деле служить Богу, и только в часы отдыха ходить в церковь и советоваться там с Богом о своих делах. Нет ли в том вредной гордости, если человек, вынимая свою душу из обыкновенного дела, относит ее в высшую сферу духа и потом свысока смотрит на свой повседневный труд.
Ляля задала мне этот вопрос, а я себе вопрос задаю, почему Ляля приходит к этому вопросу и когда он возник у нее, теперь в понимании моего дела или он жил в ее душе постоянно?
– А как же молитва, – спросил я, – и слезный дар?
– Слезный дар, – ответила она, – можно легко достигнуть технически: побольше устать, помучить себя, меньше есть. А что касается молитвы, то я об этом и спрашиваю. Они этой молитвой утешаются, потребляют ею Бога и этим отделываются от жизненного дела: жизнь у них остается без души, а душа без жизни.
4 Декабря. Поздней осенью в декабре пришла весна и вот мы сейчас это видим на улицах Москвы, что получается в природе, если весеннее тепло приходит вместо зимнего холода: дождик идет.
Люди выбирают последние товары из магазинов. Там где было мясо – продается только майонез в баночках, а где рыба – мандариновый ликер.
Вчера вышла «Дунечка». Написал главу о власти.
Из «Нового мира» добиваются от меня хоть чего-нибудь. Заключил с ними договор на продолжение «Лесной капели». Так строю свой юбилей, совершенно так же, как дом: в доме жить и в обществе выставить себя как писателя живого, работающего, а то ведь чуть остановился – и не простят, глаза выклюют.
738
5 Декабря. День Конституции.
Читаю книгу Феофана «Письма монаха к женщине» и начинаю понимать только теперь, что у монаха конечное счастье – покой, т. е. монах является тончайшим эгоистом, враждебным нашему миру, в котором конечной высочайшей любовью считается погубить душу за людей. Надо понять, где и когда возникло такое пагубное учение, заменившее учение Христа. Последствие такого учения есть разделение мира, тогда как по нашей вере мир единится и все люди становятся братьями, и животные постепенно приручаются человеком и входят с человеком в единство.
«Ангельский чин», по-видимому, является трещиной в христианской церкви, и когда интеллигенция стала входить в церковь, тут-то вот и могли вырасти такие цветы, как Ляля и Олег. Я хотел бы, чтобы они стали цветами возрождения.
Выясняется, что нынешняя кутерьма предшествует не девальвации, а перемене денежных знаков для того, чтобы изъять фальшивые деньги и накопления путем спекуляции. Вероятно, обмен будет затруднен и ограничен. <Зачеркнуто 4строки.> Все будто бы отменяется – и карточки и книжки.
Во Франции продолжается забастовочное движение, очень похожее на наш 17-й год. В США высказано, что помощь Европе по плану Маршалла будет прекращена для тех стран, где власть возьмут коммунисты. Значит, эту мысль все-таки и там допускают. Вот какие дела! Но «Тихий человек» (крадется в тревоге сзади, стараясь не попасть в гущу) куда-то ушел или, может быть, перестал бояться гущи и смешался с нею.
Я ли не самолюбив! Но когда Сережа, младший брат, догнал меня в третьем классе, я этим не был задет и сидел с ним на одной скамейке. Меня даже не задевало, что учитель математики неизменно ставил Сереже четверки,
739
а мне тройки. Это спокойствие в отношении самолюбия объяснялось тем, что оно было помещено в геройские дела. Но случилось однажды – нам выдали кондуит, и по математике стояло мне «четыре», а Сереже – «три». Это было поразительно – дома все ахнули, и я, охваченный новым неведомым чувством, схватился за математику и со страстью выучил урок. В классе я ждал с восторгом, что меня вызовут. Но учитель, когда вошел в класс и развернул журнал с тем, чтобы вызвать – кого ему вызвать, вдруг смешался и чуть слышно сказал: «Не может быть!» После того он стал что-то подчищать в журнале резинкой и ножичком. А после того вызвал меня с братом и переправил у нас в книжках: брату «три» на «четыре», мне «четыре» на «три». Тут мое самолюбие снова кончилось, и я поместил его в героическую жизнь сидящих на задней скамейке.
6 Декабря. Продолжается теплая погода в Москве. Слякоть черная с отражением огней.
Письмо от Серовой: Ляля в кривом зеркале.
Материнство как величайшая творческая сила на земле (цепь догадок во сне). «Старец» как блюститель девства.
Сегодня у нас выпивает юбилейная комиссия во главе с Чагиным.
Состоялся вечер – двое Чагиных, Кассиль, Замошкин: состав юбилейной комиссии. Узнал о «падении» Фадеева, Симонова и Александрова и что это делает «сам».
Решаю твердо, что как только закончу юбилей, т. е. будет создана определенная база для уединенной работы, я примусь устраивать в Дунине дом для постоянной жизни и зимой.
7 Декабря. Холодный студящий ветер. Ездили в Дунино на машине Павла Семеновича и Веры Павловны Оршанко – новых друзей. Нашли, что все в порядке, и начался роман с Иваном Федоровичем и Полей, чтобы они переехали к нам.
740
Сюжет для раздумья: министры, следуя за академиками, вздумали устроить себе дачи в запретной зоне на Москве-реке, под Звенигородом. По закону только Совет Министров мог бы разрешить постройку дач в запретной зоне, как он это разрешил академикам. Но в этом случае Совет Министров не разрешил министрам строить себе дачи (для этого запрета достаточно было одного голоса) потому, что Совет Министров создал запрет и довольно одному только напомнить об этом, чтобы вся затея рушилась.
Есть мысли и чувства, еще не высказанные человеком, есть высказанные, но погребенные под обломками падающего времени, несовременные. И есть тоже высказанные и пережитые, но встающие для всходов нового времени, из-под обломков погребенного прорастающие. И люди есть, подверженные влиянию этих встающих мыслей и чувств. Люди эти слепо идут и попадают в нелепое положение и по- разному разрешают трагедию Дон Кихота. Я разрешаю ее на пути поэтическом, Ляля – религиозном, Серова…
8 Декабря. Вчера в деревне девочка сказала, что передавали по радио о конце теплого времени. С завтрашнего дня наступает зима и пойдут морозы до -20°. Это в деревне! И так оно было. Сегодня, кажется, мороз. А земля талая и над землей ледяной снег, и над этим снегом еще слой и на самом верху корка.
Вечером я лежу иногда у Ляли до ее засыпания, когда я чувствую, что она начинает желать моего ухода.
– Ухожу! – шепчу я. – Уходи, – отвечает она в полусне, – но к утру придешь? – Постараюсь прийти.
Ей хочется, чтобы я ушел, но она боится выдать себя и обидеть меня. Вот почему она говорит на прощанье: – Дай слово, что придешь. – Обещаю. После того я переношу свои подушки на диван и засыпаю. Бывает, однако, после полуночи я просыпаюсь от налетающих бурей мыслей, умиряю их всякими средствами: счетом, путешествием по родным местам
