о личной жизни, и мы знаем теперь, что это: это теперь разрушено, и личная жизнь женщины новой сливается с жизнью общественной. Так вот и Чагин: на том месте, где у прежнего человека была личная жизнь, – у него кукла* и кошки, а личная жизнь его в издательстве. Он ничем не жертвует из «личной» жизни. Ее просто теперь нет, и рынка и магазина такого нет, где находится личная жизнь.
Новая женщина.
После того мы разговорились о новой женщине, что новая женщина тоже общественница, а не домашняя хозяйка. А когда после того разговор перешел на ее Алика, на то, какой он хороший, как она его любит, я сказал: – Вот вам и личная жизнь, а у Чагина этого нет и любовь к книге у него – сублимация.
Общее впечатление от нее, что она говорит общие слова, как все коммунисты: твердые избитые слова. Но
* Имеется в виду жена Чагина.
120
пусть! «Сам человек» (личность) – это тайна, о которой нельзя никому говорить, потому что на очереди стоит «Весь-человек» (общее дело).
Перековка.
Чуть-чуть мелькнуло при разговоре с Фридой о слиянии людей, как выходе атомной энергии из оболочки: атомы исчезают, остается энергия. На это Фрида сказала, что [руководители] это понимают иначе. – Как понимают? – спросил я. И перебил ее рассказом своим о «всем человеке». – Сам человек не исчезает, -сказал я, – исчезает только оболочка его индивидуальности, а сам человек в существе своем и есть весь-человек. – Нет, сказал С[талин], мы не кузнецы и не можем перековать человека, но мы акушеры и можем только помогать родам всего-человека.
Еще мы говорили о том, что мужчина измельчал, что рушился тот «женский мир», куда он входил хозяином: теперь женщина заняла его место. Но есть область, где мужчина честно может бороться с женщиной: ведь вся эта техника, которой теперь занялась женщина, есть не что иное, как огромная кухня. В существе своем женщина ничем не изменилась, творчество останется за мужчиной. Возьмите повара… А разве вам не нравится наша повариха?
17 Апреля. Раннее утро, тихое и безоблачное. Но мороз и хруст. Дует слегка с запада.
Повторяю решение: если купит Ляля большой дом, запрягусь – буду отстраивать. Не купит того, маленький не куплю и буду держаться Пушкина и думать об Истре.
Как время-то! Давно ли я вспоминал романтику комсомольца XIX века. А теперь новые вспоминают романтику 20-х годов этого века, время Дзержинского!
И нужно сказать, что для меня новая романтика даром прошла, и вот это-то и разделяет меня с ними. А теперь…
План окрестности Дунина.
121
Вечер тихий и нехолодный, но вальдшнепов не было. Заря была звукоемкая.
18 Апреля. Раннее утро солнечное, тихое, пахнет легким морозцем. В лесу снега еще много, но весна вышла сухая из-за морозцев: вода постепенно всасывалась в землю.
Мысли в голове: 1) Сказать советскому человеку слова «личная жизнь» – и он или не поймет этого, или подумает о пережитках прошлого. Так вот, что это: вперед мы двинулись или назад к пчелам? 2) Война и мир. Война всегда общественна и противопоставлена личной жизни: личность жертвует собой для коллектива и вместе с личностью исчезает страх смерти: на людях и смерть красна. (Ваня сказал о смерти: «Это не важно».) Мир, напротив, всегда личен, он похож на луг, покрытый различными цветами. Мир – это цветение всего человека. Личность расширяется до идеи бессмертия. Страх смерти преследует человека («Смерть Ивана Ильича»). 3) Идеализм – это философия личности. Материализм – философия общества.
Скрипач Веременко Леонид Петрович (Зал Чайковского). Он сказал мне:
– Как прекрасно вы пишете о природе. Да! Природа – это все!
– Нет, – говорю я, – это не все.
– Ну, вот еще. Вы целиком во власти природы.
– Как так целиком? Вот, к примеру, возьмешься искать в лесу к Новому году правильную елочку. Сколько проищешь, а все-таки такой правильной, какой хочется, не найдешь: хоть один сучок, да не тот. Но это ничего: длинен сучок, я подрежу, короток – надставлю, подвяжу, нет сучка – просверлю дырочку в стволе, вставлю свой и будет правильная елочка. А вы говорите, я весь в природе! Вернее будет сказать – вся природа во мне самом: природа совершенная, прекрасная, и я в обыкновенной смешанной природе только выбираю мало-мальски подходящие
122
образцы. Я их показываю, и все узнают по ним свою собственную, дремлющую в себе природу и радуются, открывая ее в себе.
Леса обширные, но порослевые, худосочные, елки-березки, как всюду. Но отдыхающие люди восхищаются: такое чудесное место, нигде нет прекрасней, березки, как в сказке (иногда говорят: заря такая прекрасная, как на картине). Так очевидно, что усталые измученные люди творят из этой бедной природы свою, что та, желанная природа живет в них самих (в сказке или картине), но они в себе ее видеть не могут и в обыкновенной природе узнают ее, как в зеркале.
19 Апреля. Вчерашний день – совершался апрельский переворот. Началось солнечным утром. К обеду стало захмыливать и теплеть. Вечером пошел дождь, тот самый, когда вдруг запахнет земля и, бывает, даже пар от земли поднимется. Ночь прошла в тепле, утром солнце при +5.
Вчера подали записку, я понял, что от Ляли о доме. Прежде чем раскрывать письмо, подумал, что лучше, купила она дом или нет? И, подумав, ответил: хорошо, если не купит, но если купит, то лучше. В записке было: «Дача куплена – ура!». И я очень обрадовался. А что хлопот будет – так ведь есть из-за чего и похлопотать, это не Пушкино.
Директор сказал, чтобы я не думал о сроках моего пребывания в доме отдыха и намекнул на рекламный характер моего присутствия в доме (это неглупо).
Очень мне везет в этом доме и от этого возникла в душе доброта: как, бывало, злился я на этих отдыхающих «потребителей природы», а теперь и они хороши. Это потому, что я «первый в деревне», и никто не оспаривает моего первенства. В самом деле, я как будто создан для дома отдыха: природа меня вылечила от душевной болезни – я ведь тут все прошел, и зато нигде так не принимаются радостно мои писания, как в санаториях.
123
Вчера собрался ехать с директором в Москву, но день такой (сегодня вальдшнеп пойдет, откроется березовый сок, запоет певчий дрозд) – жалко. Поеду завтра по ж. д.
Беседую, как всегда, с людьми обыкновенными, о чем думаю сам для своей работы, и ясно вижу, что жизнь движется в направлении дифференциации: взять врача, который был по необходимости войны хирургом: теперь врачи расходятся по специальностям. Взять эти бесчисленные заводики («Металлист»), изготовлявшие снаряды. Теперь они делают кастрюли, электропечки и т. п. Начинается с этого. Мне теперь стал ясен мой путь в прошлом, причины торможения моего творчества, не вовремя я акцентировал на этом своем «сам человек» (личность), и особенно это было в «Фацелии». Так странно думать – не глупее же я Фадеева или Федина, но почему же все вовремя понимают, я же бьюсь головой в стену. Фадееву просто завидую во всех отношениях, кроме таланта, и своего глупого коня, влекущего меня в неведомое, не променяю никогда на электровоз.
Утром до завтрака осматривал дачу и после завтрака осматривал с Михаилом Ивановичем (управляющим дома отдыха).
Вечером пришел прораб Петухов Георгий Александрович и я в третий раз с ним осматривал дачу. Он взялся сделать мне смету ко вторнику. Хорошо, если он сделает тысяч на 30.
20 Апреля. Итак, это началось в четверг вечером: пошел на ночь теплый дождь, запахла земля. В пятницу зазеленели леса. Вечером, наверно, тянули вальдшнепы. Сегодня утро теплое, пахнет корой и землей, всюду птицы поют.
Из Москвы Ляля телеграфирует о том, чтобы я ехал и приготовился пробыть в Москве несколько дней. Так вот
124
ждал, ждал и когда дождался – бросай! И как-то ничего: как будто вечно ждать и вечно бросать желанное может в привычку войти.
Еду в Москву. Думаю, что покупка дачи во всех отношениях удачное дело, очень удачное решение всех трудных вопросов в нашей семье и моих писательских. Это как будто судьба и счастье.
В вагоне по пути в Москву смотрел на непрерывный мелкий окладной дождь. С виду совершенно осенний дождь, а внутри как вспомнишь, весь льется на жизнь, на рост, на песню.
Старичок из отдыхающих возвращался на службу, исполненный благодарности дому отдыха, и Академии, и Вавилову («что за человек!»). Старичок этот из немцев, говорит с легким акцентом. Он в вечном движении: служит курьером в Академии, движется с 4-х утра до 12. Спать может всего четыре часа. Он весь исполнен готовностью добра советским детям (деловым порядком связан с воспитанием их). Он хорошо понимает, как пали дети во время войны, и всей душой отдается делу их исправления. Типичный русский немец тургеневского понимания немца. И вот это начало, назовем его добрая воля, как это голубое сияние всего человека по непостижимым законам жизни обратилось в злой умысел – как это могло произойти?
Сейчас чувствую всю жизнь свою как тоску по этой доброй воле и воистину «зрю» в этом свои прегрешения: нет и нет во мне этой воли, и семья моя, Ефросинья Павловна, сыновья – прямой плод этой бедности моей души.
Лечил, лечил Лялю, а она приехала в Москву, набегалась и уже опять грипп. С деньгами у нее дела хороши, с дачей неопределенность и торопливость: сама еще не видалась с хозяевами, а махнула на веру мне: «Ура! дача куплена». Это меня чуть-чуть огорчило, но, по-видимому, все кончится благополучно. Вообще у Ляли в делах всегда огромное усердие, но при множестве всех дел она плохо
125
чувствует главное, куда и надо устремляться, жертвуя даже делами менее важными. У меня, напротив, есть большой талант концентрации моих (небольших) сил на «главном». Этим я и в литературе беру.
«Главным» в этом случае были, конечно, не деньги, а ясность в отношениях к продавцам дачи. Прежде всего, надо было бы броситься к ним и лично получать уверенность в них: тут все. Но мое раздражение скоро прошло.
Вечером мы ходили к Ивану Воину. Как и прошлый год, из церкви пар соединенного дыхания. Весь двор был полон людьми с горящими свечками (тихо и сыро). На ограде сидели мальчишки со свечками и крестились. Ждали крестного хода, но священник так и не вышел из церкви. Потом запели «Христос Воскресе!». Среди мальчишек, наверно, были и такие, кому внутренняя жизнь церкви встала тайной и вопросом на всю жизнь. И как же глубоко это чудодейственное влияние и как далеко оно от поверхности жизни
