она свое. А тема разговора была моя известная: Ницше, Сверхчеловек, Гитлер, борьба с жалостью, с эксплуатацией человека человеком через жалость, называемую любовью.

26 Апреля. День, как и вчера, всем дням день. Ляля предвидит, что дачу мы все-таки купим. Устраивался с машиной, обещали сделать к 6 мая. Разговор с Солодовниковым: – Ив. Серг., не заводите собственности – это хомут. – Совершенно согласен с вами! Но подумаешь: а разве служба не такой же хомут. – Нет! В собственности ты сам

132

лично впрягаешься, жертвуешь самым дорогим для человека чувством личной свободы. На службе тебя запрягают и тебе самому можно сохранять про себя в запас свободу и жаловаться на «объективные причины» своей неволи.

27 Апреля. С виду день как эти дни, роскошный и жаркий, в тени +20, но совсем голубое небо только в зените, к горизонту оно сереет, как будто в бочку меду золотого прибавили ложку черного дегтя. Во второй половине дня показались кошачьи хвосты. Вечером заря тихая, но холодная, вальдшнепы плохо тянули.

Цветет орех и ранняя ива. Показалось волчье лыко. На южной опушке леса позеленели берега снежного ручья. Позеленели [дорожки до] бровки. [Заухала] сова вечером.

Жулька неслась за трясогузкой по берегу. Манера трясогузки вдруг повернуть круто на воду – раз! и Жулька с высоты, как с трамплина, в воду. Выбралась – и опять, и опять трясогузка на воду (понимает!), и опять Жулька – бух! А в третий раз Жулька поняла и не поддалась. Бросила трясогузку и за бабочкой – долго не выходило, но пришлось удачно – хвать! и бабочка во рту. Вот удивительно. Стоит удивленная, спрашивает: куда она делась? Летела, казалось, такая значительная, а во рту бабочка как дым и собака не чувствует. Можно и передохнуть. – Х-ха! – выдохнула Жульба спертое дыханье, и бабочка вылетела и опять замотылялась.

Вечером с Аликом ходили на тягу. Паренек славный, не раздражает.

Воды в реке еще много. Основная вода бежит с такой силой, что завертывает стоячую воду разлива, и та образует два течения, основное вниз и рядом с ним вверх (рыба, плывущая вверх на икрометание, облегчая себе путь против воды, избирает себе, конечно, это второе течение вверх…).

Я как женщина, которой надо родить, чтобы определить себя, смотрю на землю влюбленный, земля меня

133

и держала своей красотой, и я мало чувствовал красоту неба. Мне казалось всегда, что небо – это какая-то нереальность: облака – туман, синева – воздух, и все, в общем, неправда и не всерьез (как-то взять нечего). А Ляля пришла ко мне с небом, и я тоже за ней стал подниматься, она же снисходительно поощряла мою любовь к земле, понимая эту любовь как стремление всего лучшего живого к небу, к солнцу. Так вот мы и живем, я смотрю на землю, она смотрит на небо. Мы сходимся в том, что, уходя ввысь, мы должны захватить с собой и все наше любимое на земле.

Подрядчик Петухов Георг. Алекс, встретился и сказал, что отказ Зубова – недоразумение: ему не умели дать понять, что это не ремонт, а незначительная работа в неурочное время с ничтожной стратой материала. Как Ляля неопытна! Такая умница – и поди вот… В другой раз надо бы обдуманно выбирать для нее роли. Тут дело даже не в уме, а в благородстве: нет у нее в голове той маленькой способности расчетца жизненного, который так по-разному выражен у еврея, у немца, у русского. Сущность этого расчетца у всех одинакова, но у всех по-разному она выражена в отношении к высшим свойствам ума.

Какое удивительное средство в жизненной борьбе: судьба – не судьба. И как я это раньше не знал! Вот теперь как хорошо думать о даче своей в Поречье: будет судьба – будет дом, нет – не надо: не судьба. Итак, будет – обрадуюсь, не будет – тоже обрадуюсь.

28 Апреля. Красная горка.

Утро пока хорошее, но ветерок с каждым часом сильнее. Цветет волчье лыко.

NB. 29-го хорошо поработать. 30-го Ляля приедет. 1-го мая празднуем в «Поречье»: три дня праздника: вторник, среда, четверг. 3-го в пятницу отдать Ване ключи, послать Map. Вас. с ключом на завод и напомнить. В среду 1-го ловить Зубова, не будет – самому к Зубову, может быть, послать Петухова.

134

По мере того, как теща дальше и дальше уходит в болезнь, Ляля становится и серьезней и раздражительней, а я сам себе кажусь все более легкомысленным. Мало того! даже и самое лучшее, мои религиозные переживания с Лялей, начинают мне показываться как переживания не человека, а художника. Но я не говорю, что это действительно так, а что по мере того как там что-то изменяется, я изменяю свой взгляд на себя…

Что это, жалость? Как я Леву жалел! И куда это все делось?

У Хорьковой уютная комната. Ревет безобразно радио. – Вы это не выключаете? – Нет, никогда. Если я выключу и буду одна, то начинаю реветь и мне кажется, я с ума схожу.

Вечером ветер восточный улегся, пришли сплошные облака, пасмурно и тепло. Вальдшнепы хорошо тянули. Алик убил одного и обезумел от счастья.

Чувствую, что «судьба – не судьба» придумана человеком, который в пути, когда ему ветер был взад. Дуй же, дуй, мой добрый ветер, и повертывай железку судьба – не судьба, как тебе хочется, только бы моя Ляля была жива и здорова.

29 Апреля. Фомина*.

Четкий план моральный – вот что надо сделать при наличии захватывающей красоты первого начала. Это мораль заключается в переходе «Надо» (императива) от объекта в обладание самого субъекта. Урка обладает воровской свободой. Если же он презираемый им императив берет на себя, то он сам лично должен выполнить это веление лучше всех. Они похожи на запертую воду (ловить

* Неделя, следующая за Пасхальной, в память о чуде уверования апостола Фомы в Воскресение Христа.

135

силу воды плотиной умеют даже бобры, а о человеке и говорить нечего: человек ловит воду, ловит ветер и зверя, ловит легко, зная привычку его возвращаться по кругу домой: ловушку ставят на то место, откуда его согнали). И так же силу этих людей на канале обращают на пользу всего человека, сокращая им срок наказания, заманивая достижением счастья возвращения в свой дом. Но как поймать свободу испорченных людей, умеющих жить свободно за счет счастья другого? Как поймать на службу всему человеку силу тех, кто живет для себя, и в себе нет у него ни дома ни крова и ничего, излучающего ласку, и нежность, и уют, и счастье согласия своего личного дела с огромным делом всего человека, ведущего за собой в царство вечности и блаженства всякую тварь?

Это чудесно у человека, что иной из нас способен снять с себя последнюю рубашку и в счастливом порыве при выходе из глубокого радушия отдать ее ближнему. Но, конечно, перед этим порывом надо довольно и потрудиться, чтобы иметь свою то рубашку, нужно научиться беречь ее, стирать, гладить, пришивать оторванные пуговки, быть ее собственником и разделять вместе со всеми: своя рубашка ближе к телу.

Надо широко использовать народную мудрость как мораль – по примеру босяцкой морали.

30 Апреля. Вчера на тяге теплая серая навись. Стоял на перекрестке: во все стороны были усыпаны желтой прошлогодней листвой пути-просеки, как языки широкие, [сходящиеся] все уже и уже. А над ними так же вершины деревьев сходились все ближе и ближе, выгрызая из неба светло-серые языки. На перекрестке была группа дубов – в одну сторону просек был из лиственного леса, там млеют и тают березки с осинками: березки белые, осинки молодые зеленые, почки у березок наклюнулись. В другую сторону лес был смешанным: там и тут из серого выступала темная ель. В третью сторону одни елки – там скучно! В четвертую по двум сторонам одни частые березки, белые

136

на желтом, и по желтому не спеша в мою сторону ковылял линяющий беляк, и белые пятна были на нем как белые клочки снега в оврагах.

Днем вчера дождик редкий и теплый капал и березовые почки на глазах лопались и выпускали зеленые хвостики. Где-то, наверно, сохранились пятнышки снега, но не увидишь глазами – не вспомнишь о снеге. Лягушки закончили икрометание, и кое-где возле усыхающих луж икра эта усыхает.

На тягу ходит со мной Алик, сын хозяина, он лейтенант 20 лет, был учеником средней школы, взят на войну и три года в Люберцах сидел на аэродроме, болтался. Теперь будет зубрить за среднюю школу. Родители его избаловали, матушкин сынок в полном смысле слова. В темноте ребята, возвращаясь с тяги, обыкновенно стреляют. – Ай и мне стрельнуть? – спрашивает он. – Не делайте этого, лес любит тишину. И Аксаков над такими охотниками смеялся: называл их ахальщиками и пукальщиками. – Вот те, – сказал я, – кто так стреляет, ахальщики, а кто им подражать хочет, как вы – пукальщики.

Художники (Антонов и Шурпин) написали с меня этюд и оба в восторге от натуры.

Сегодня жду Лялю и думаю о той девушке, которая, по словам Т.В. Хорьковой, односторонняя: читает Евангелие, св. отцов и плачет. А вот Ляля не односторонняя, никак! Она и Евангелие читает, и плачет, и в то же время, скосив глаза на земные предметы, узнает в них небесное. Она похожа душой на березу весной, которая, устремляясь всеми своими веточками к небу, распускает корешки свои по земле, чтобы захватить с собой туда и любимые свои камешки. Так и Ляля обняла меня всего своими корешками: и будь доволен, Михаил, лучше ее тебе не было и не будет.

Надо изобразить отчаяние людей всех и на этом фоне – волю всего человека. Отчаяние: туфта-плывун, психология

137

вора – все вместе делаем «объективные причины» и безнадежность.

– Что ты возишься с сумасшедшей старухой? – спрашивал Сутулов Анну, – мало разве тебе наших контриков на канале. – Нет, – ответила Анна, – она не против нас, она против Антихриста, против царя Петра 1-го. Я хочу ее освободить от химеры, снять повязку с глаз ее, подвинуть ее к усилию, чтобы сбросить со спины своих мертвецов и обрадоваться жизни, как радуется мать после муки, встречая и узнавая ребенка своего. — Делать вам, женщинам, нечего! – ответил, усмехаясь Сутулов, – я только удивляюсь, до чего у вас это крепко держится, скорей всего и все сказки и повести разные рождаются от вас. И только страшно, что некоторые мужчины, поэты всякие, подчиняются вам, и, глядя на вас, делают свои сказки. Но эти-то хоть что-то делают и