Но дело не в пользе или вреде, а в тех тайных помыслах, кружившихся возле этой работы. Я, гордый Пришвин, мечтал кому-то угодить этими «Берегами», мечтал перехитрить всех и, расчистив себе дорогу, расширить свое влияние. А вместо всего этого надают мне щелчков по носу и возвратят на прежнее место гражданина 2-го разряда, где мне и пребывать до конца дней моих.
Дело в том, что сила моего пера вся в чистоте души, а тут я, как мать моя, бывало… Такая почтенная седая женщина, уважаемая всем уездом и честнейшая. И вот, когда соберутся гости и начнут играть в крокет, она потихоньку проводит в воротца свой шар ногой. Она думает, что это незаметно, а все видят, и всем за нее стыдно. К этому состоянию матери моей присоединяется еще что я сам понимаю, что все видят, как я шар свой провожу носком сапога.
С этим состоянием души надо покончить и возродиться. Жизнь покажет, как это сделать, потому что я буду держать это в уме постоянно – никогда не тратить красивого слова, подставляя его, как Леонов, взамен правды.
Церковь против моего окна вся облупилась, от купола остались только проволоки, целая сеть каркаса покрыта галками. Наверху сияет по-прежнему крест, а внизу вокруг церкви всякий хлам, столы опрокинутые, скамейки, железки какие-то, обручи, как будто Спаситель опять рассердился и опять выгнал торгующих из храма, и выкинул все их барахло.
341
Вот эта самая христианская наша личная мораль подвергается страшной критике времени: время говорит христианину – ты не отделаешься теперь личными добрыми делами! Погляди на эту ободранную церковь, ее поставил еще более наивный человек, чем ты, замоскворецкий купец хотел церковью этой загладить свои грехи. Он, простой купец, гладил грехи свои церковью, как утюгом, ты же гладишь книгами, и все равно: лично вы себя спасаете, раздавая бедным копеечки или, все равно, рубли, тысячи. Все равно! Даже если и жизнь свою отдадите, спасая свою душу, – этим не спасетесь’ Нужно самую душу отдать людям и спасать не себя, а людей. Но Боже мой! Есть и эти слова в Евангелии о душе. Значит, не Христос виноват в этой ободранной церкви, а тот наивный замоскворецкий купец, который церковью хотел загладить свои личные грехи.
И ты, писатель, тоже пиши-греши, молись, спасайся, но когда придет час отдать свою душу за други, не отделывайся от этого собранием своих сочинений: твои сочинения со временем обдерут так же, как ободрана теперь эта замоскворецкая церковь. И все твои личные внутренние полочки, скамеечки, перегородки, все будет выброшено, как вот теперь выброшено из этого бедного храма.
В конце концов, собрание сочинений не больше, чем храм, в котором собираются люди молиться и автор в нем, как священнослужитель. Так, если говорит Пушкин, то это, значит, храм Пушкина, так же и Достоевского, и Льва Толстого, и в особенности сочинения Шекспира – это совершенно, как храм.
Вчера были на пьесе Катаева «Сыроежки». Вот уж халтура! И много ниже по искусству, и вреднее, то есть ниже в отношении пошлости, чем Зощенко. Между тем в короткое время он заработал на ней около миллиона! И вообще, у него миллионы, и в то же время он ненавидит, наверно, правду советской власти, как дьявол. Поди вот, выступай в таком обществе за правду советской власти.
342
Бывает, честнейшие, серьезные люди, когда им придется играть вместе с людьми в какую-нибудь игру, вдруг на глазах всех сплутуют и от этого за них всем становится стыдно. Это значит, в серьезном деле они таили в себе, держали себя на вожжах, а игра – это не дело, в игре они вожжи ослабили – и все вышло наружу.
30 Октября. Наконец-то, пришел день неравнодушный, легкий утренник и безоблачное небо.
Вчера в заключение дня выдержал битву с Головенченком (директор ГИЗа) за 16 тыс. Я взбесился и на 75% разыграл истерику, чуть не дошло дело до гипсовых фигур. В разгар скандала Ляля объявила себя юристом и спасла положение: деньги выплатили. Только очень дорого стоило.
Показались явные признаки грядущего голода. Политика направлена к тому, чтобы охранить деньги от падения – их не дают, с другой стороны, сокращение выдачи пайков. Наша домашняя политика – выколачивать деньги откуда только возможно и запасаться в то же время необходимыми продуктами, хотя бы лишь овощами.
Приходила Дева, говорила о народном возмущении. Я ей сказал, что время теперь уверять всех, что правительство наше самое хорошее, какое только может быть по нашим временам. И что самому нашему традиционному православию 3-го Рима пора бы перестроиться на единство всех Римов. Признано даже врагами, что мы боремся за справедливость, за единство планового управления мировым хозяйством. Так почему бы и церкви не обнять собою эту идею, и благословить ее, и создать новые символы для внедрения идей в сердца верующих так же, как древнее православие внедряло идею родины…
Эрнест Хемингуэй – пикантный пессимизм, типичный для Запада, как типичен, с другой стороны, пошлый юмор. Почитать таких – и становится так понятна наша линия литературного поведения и радости. И моя линия…
Чтобы пьесу написать настоящую, надо принять людей так же близко к сердцу, как я принимаю природу.
343
Аскетизм на радость и аскетизм на печаль. Так вот ввиду наступающего голода Ляля призывает к самоограничению – это на печаль, потому что если меньше будем потреблять, то будем слабеть, получим грипп и умрем. А я призываю к деятельности, которая даст нам возможность хорошо питаться – это аскетическая радость.
Раскаяние в попытке написать «Берега» привело меня к мысли о пустыннике Исааке Сириянине, который однажды впал в искушение сделаться епископом и потом обратно бежал в пустыню. Когда я об этом рассказал Ляле, она вспомнила рассказ из патерика о двух монахах, которые вырвались в город и там поблудили. По возвращении один из монахов раскаивался и очень мучился. А другой, посмотрев на него, сказал: – Перестань мучиться, ничего не было. Ляля рекомендовала и мне в отношении «Берегов» быть как тот монах: – Ничего не было. И с веселым духом говорить об этом: – Писал, но теперь это не я.
БЗС. Новый отдел в дневнике «Борьба за существование». По всем признакам приближается голод. Необходимо так организовать борьбу за существование, чтобы возможно было написать «Канал». Для этого надо ежедневно часть времени, и, может быть, не меньшую, посвящать мысли о хлебе насущном. БЗС («Борьба за существование»):
Возможности
Литфонд 25000
Всего 46000
Постройка возьмет 10000
Остаток 36000
344
31 Октября. Равнодушная и безразличная погода, небо хмурое, земля промерзлая.
Вчера впервые видел «Женитьбу Белугина». После спектакля говорю Ляле: – Сколько у тебя было? – Что ты хочешь сказать? – Сколько раз у тебя обрывалась любовь? – Почему обрывалась – я любила, сколько они заслуживали, и сейчас всех люблю. – А знаешь, я иногда проверяю себя: люблю тебя и горжусь. – Мною гордишься? – Нет, собой, что могу так долго держать в себе чувство.
Через Белугина понял свою любовь в Париже: это любовь дикаря. Подумаешь – наверняка безнадежная и глупая. А вот Островский сумел найти выход из этой любви. Это замечательно! И потому по ходу пьесы нельзя догадаться, чем кончится.
– Знаешь, Ляля, я недавно думал, что сколько бы ни было у тебя опытов любви, ты из всякой любви выходила девушкой. – Это было верно до тебя: с тобой я потеряла девственность. – Как это? – Так: девственность – это, значит, свобода. Вот был у меня законный муж. Не понравилось мне: я пошла к старцу спросить: как мне быть. Он велел оставаться женой. А я взяла сумочку, положила в нее вещи свои, отнесла маме и у нее осталась: ни мужа, ни старца не послушалась и осталась девушкой. Ты же меня навсегда привязал к себе, это значит – ты лишил меня девственности. Я теперь не сама иду, а за тобой: я твоя жена.
Почему в современности чувствуешь настолько себя умнее, чем в прошлом, что даже бывает стыдно себя и вспомнить? Так, бывает, читаешь превосходную страницу и на ней одна грубая стилистическая ошибка – и стыдно! Вот почему наверно и в прошлом себя глупым чувствуешь, и стыдно за него, что там видишь ошибки свои, а в современности их еще не сознаешь. Как же, значит, счастливы те, кто о прошлом не думает и не принимает его во внимание (Симонов и Михалков).
345
1 Ноября. Погода безразличная, да и не до того: отняли у Ляли секретарский паек, 300 гр. хлеба и купить негде. И у меня лит. карточку отняли и, говорят, отнимут и лимит. В таком состоянии духа смотрю на кота голодного и вспоминаю, что в таких случаях люди в досаде говорят котам: – Лови мышей! хотя в доме нет ни одного мышонка. Так тоже и нищим в таких условиях говорят: – Бог подаст. Неужели так будет и мне? – И очень просто! – отвечаю себе.
И, оставляя на совести сказавшего «Бог подаст!», принимаю это в душу, как радость: Бог мне подаст, я в это верю и это знаю. Если сохраню в себе равновесие, необходимое для творчества, буду хорошо писать в трудное время, как и в хорошее время писал хорошо, то непременно мне Бог подаст, потому что Он очень близок, Он тут во мне, и ходить мне к Богу куда-то незачем. Подаст непременно!
Хемингуэй – это фронтовая душа, то есть такое состояние духа, когда прирожденный человеку идеал небесной гармонии втоптан в грязь, от него ничего не осталось, а между тем к удивлению себя самого ум работает гораздо яснее даже, чем в гармонии с сердцем. Это у него умные записи последнего сердечного стона. Валентин весь такой: фронтовая душа.
Нужно ли это? Наверно, нужно на время. Но думаю, если это только по силам, сохранить чувство гармонии и преподать его даже в последнем стоне своем, как возможность, как поддержку…
2 Ноября. Продолжается равнодушие с легким морозиком.
Думаю о необычайной аналогии в области материи и духа: там расщепление атомного ядра, тут – вскрытие личности по формуле: нет ничего тайного, что не стало бы явным. Там, в расщеплении – явление необычайной силы, тут, в социализме – скоро будет еще удивительней…
Вчера был у Симонова: рукопись пойдет к Александрову. И пусть ее ходит. Был у Горбатова. Заказал кино.
346
Вечером критиковал Баляскина (Дальний Восток), сговаривался о кукольном театре. Начал определять Л. в группком. Вчера же начал «Канал» и с радостью убедился, что он вчерне написан.
Уланова и Сутулов. Уланова – это деклассированная девушка из дворянской среды (сейчас у
