не успел досказать свою мысль, и коммунист Андрюша, и Лева-жертва не поняли меня. Вошла неудачливая актриса Светлана и начался разговор о театре. А если бы она не вошла, это незначительное существо, если бы мысль моя разгорелась и перешла в их душу! Вот роль незаметных и ничтожных существ и вещей.

Лева даже, как слепая жертва «идеи Ленина», симпатичней, чем Андрюша, друг его, сумевший учесть рычажную ценность этой идеи, начавший доить идею, как корову, для личного благополучия.

Оправдание Аврааму (жертва сыном) заложена в его вере в Бога, такое же оправдание Ленину в его вере в идею. – А если идея неверная? – спросила Ляля. – Как я могу идти под нож Авраама, если у меня шевельнулась мысль о том, что идея может быть и неверная? Андрюша отвечает, что Ленин не вышел бы со своей идеей, если бы сама идея не жила в массах, не была их собственным внутренним импульсом. И Авраам не мог бы принести сына в жертву, если бы Исаак не верил, не нес в себе того же Бога, как он, Авраам. Весь вопрос сводится к тому: имеет ли русский народ в себе веру Ленина или ее («идею») навязала ему диктатура («шайка»).

Оправдание жертвы.

Позвольте, я колеблюсь между решениями: идея верна, идея неверна, и сам проверяю в себе, верна ли эта идея. Все мои поступки направлены к тому, чтобы найти этой

359

идее оправдание в себе самом. Ведь я же сам тоже народ, и во мне самом должна быть эта идея, если она идея народная. Вот почему я требую от людей, выступающих с идеей Ленина, чтобы [каждый] выступал с нею сам и вступил в партию как сам.

Вторая мысль – это оправдание Ленина-Авраама, закалывающего жертву.

Великий Инквизитор, который сжигает Христа. Вел. Инквизитор не для Бога сжигает Христа, а для блага всех (см. Кайфу).

Человек что-то делает, и очень хорошо. Но вот ему поставили вопрос – рассказать, как именно он делает. Тогда он стал думать только об этом, как он делает, а делать перестал. (Судья в Загорске и художник Антонов.) Трагедия каждого художника, жертва роста сознания.

13 Ноября. Ясное утро. Вчера отвезли купленную картошку в Измайлово на сохранение к Никольским. Навестили вдову Коноплянцева. Родить легче, чем похоронить: никакой любви, а надо похоронить. Коноплянцев, умирая, рвался домой на свою квартиру, вскакивал, одевался. Ему показывали предметы домашние, он не узнавал, очень удивлялся и продолжал стремиться на свою квартиру.

Дома теща в повышенном настроении говорит, что хочет жить, пробует одной не парализованной рукой учиться писать на машинке, хочет заниматься хиромантией как ремеслом. Словом, тоже в какой-то катастрофической фазе и нечего тут сопротивляться, разбираться: от этого никуда не уйдешь. И может быть, сейчас у нас в СССР каждый живой человек прикован к мертвецу и должен это выносить.

Был агроном Влад. Иван. Гумилевский, прежде страстный охотник, теперь говорит, что всю охотничью радость заботы съели. А я- то думал, что это происходит только со мной. Слава Богу, что еще пишу по охоте. (Охоту бросил,

360

но пишу еще по охоте). Хорошо, отлично пишу, но боюсь, как бы новая забота не съела эту последнюю охоту.

14 Ноября. Небо с утра низкое, пока сухо, а ветер южный.

Ходим подавленные будущим, настоящее – только заботы. Настоящее держится личностями – хорошо нам, т. е. каждому в отдельности, а вместе всем это «хорошо» дает чувство настоящего в смысле и нынешнего, и того, что это есть с подлинным верно.

Вчера Ваню отправили в Муром за продовольствием и за отцом. Дачу отказали страховать и Ляля в панике: ухлопали все деньги, а дачу ни застраховать нельзя, ни продать, и самим жить тоже нельзя, печи не работают.

Ходили в цирк. Оказалось, и цирк тоже мертвый, как все наше искусство.

15 Ноября. Злой ветер с морозцем наметает пятнышками мелкий редкий снежок.

16 Ноября. Морозный солнечный день, но бесснежно. 9-й день со смерти A.M. Коноплянцева. Пошли к обедне к Ивану Воину, там была и Софья Павл. жена его. Постарался за службой вспоминать Александра Михайловича Коноплянцева в разных этапах моей жизни, и это была вся моя жизнь, начиная со второго класса Елецкой гимназии, он тянулся ко мне. Он был свидетелем моего побега из гимназии, он был восприемником моей литературной купели, был кумом моим и, в конце концов, приветствовал мою новую жизнь с Лялей. Мучился он в своей болезни долго и людей своих мучил. Он этого желал и говорил, что желал бы перед смертью помучиться. Представляю себе Лялю, что я ее мучу, и не понимаю, как это можно желать мучений: в том-то ведь и дело, что сам меньше мучишься, чем мучишь людей. Это явление эгоизма, желание мучений (а есть такие, вот и Бострем), и недаром же молятся о христианской кончине безболезненной и непостыдной. И

361

дай, Господи, мне такой кончины, чтобы как можно меньше ею мучить близких своих, чтобы воспоминание о мне осталось ободряющее, поднимающее.

17 Ноября. Рассвет был на румяном небе, но потом ветер поднялся, сошлись между собой низкие рыже-серые облака. А морозец на крышах остался.

Души хороших людей (Валентин, Map. Вас. и др.) в процессе нашей жизни суетной распадаются в трудовой своей (скажем, эгоистической) основе, из душ их, как из атомов, вырывается космическая энергия, они вечно движутся и как бы схватывают все налету. Никакого дела они не могут свершить (вот трудовое выражение: ведь самое трудное – это свершить, т. е. докончить; есть другое: «лиха беда начало» – но это для того, кто может совершить или свершить).

Явление фронтовой души (как было у меня при наезде на мальчика) вполне аналогично освобождению атомной энергии. На этой же почве зарождение фронтовой энергии является убийством (опять аналогия с атомной бомбой).

Ляля принадлежит тоже к типам распада, но она это сознает и подпирается моральными костылями, и судит людей этой моралью, и Ваську тоже, а Васька слушает.

Все идет к этому. Во всем мире теперь наверно тысячи людей умирают ежедневно с голоду, а в Аргентине миллионы тонн пшеницы пускают на топливо, и об этом знают примусник Никитин и лифтерша Наташа, и каждый понимает необходимость единства мирового хозяйства. К этому (единству) «все идет».

В кошмарном сне приходило в голову: несть тайного, что не будет явным в смысле, что все субъективное, душевное станет объективно-материальным (был человек Форд, его забудут, и будут знать от него только автомобиль «форд»). Но есть и другое: ничто материально объективное, доступное всем, не может явиться на свет, не проходя через личную

362

тайну, и никакая личная тайна не даст плода своего, если ее раскрыть до срока, до конца периода, называемого личной свободой или творчеством. И не так ли надо понимать наше время, что оно вводит систему общественного рабства, как барьер для прыжка творческой личности с девизом «будь сильным». (Так говорил Заратустра.)

Или, наоборот, все делается против сверхчеловека, и время работает на Слово, организующее всего человека в единство. В «Канале» я буду держаться последнего. Пахан – сверхчеловек. Сутулов – натуральный человек, идущий к единству всего человека. Анна – это путь слова, Зуек – свершитель (дух). Пусть это будет как леса при постройке дома, и я должен стоять на лесах, чтобы класть на глине свои кирпичи, и когда будет готов дом, бросить леса, эти доски, измазанные кирпичами и глиной.

Зуек выйдет из меня самого, т. е. сделает то, что я делаю повседневно: старый мир мне служит как подмостки, как возбудитель для постройки своего собственного мира, для понимания духа видимой жизни, т. е. человеческой души, за всякой живой тварью или созданной вещью. Зуек – это буду я со своей «воробьиной гипотезой».

18 Ноября. Морозно без снега, но солнечно и весело.

Удалось купить белую булочку. Мы ее разделили на три части. Наслаждение было после черного хлеба, но… вспомнились наши обжоры-купцы и подумалось: далеко не уйдешь с таким наслаждением.

Читаю понемногу Джона Голсуорси «Сагу о Форсайтах».

Все-таки теща героически борется за свою индивидуальность. Нас поражает, как это она могла сохранить после всего нетронутым это свое какое-то глубокое властно-мещанское «я» и остается в неприкосновенной сущности.

Думаю, что в прогрессе человека – не фактическом (какой тут прогресс!), а потенциальном – чувство собственности должно перерождаться в служение.

363

И у нас в мире сейчас идет спор американцев с нами: они за собственность (личность), мы за служение (общество). Мы впереди.

Но вот вопрос: не пережив чувства собственности, не воспитав себя на служение ей (т.е. себе), можно ли перейти к служению обществу?

В нашем примере пока мы видим на каждом шагу рост неуважения к государственной собственности (массовое воровство, «блат»). Очень просится на язык: Colchosia (latifundia) perdudera Russuan (Italian). Боюсь, что скоро будут на улицах городов ловить беглецов из колхозов и возвращать их обратно.

Вчера банщик, худой, голый, с пояском на бедрах, Егорушка, рассказал, что его дедушка под Зарайском лишился хлеба и иждивенческой карточки, а ему 90 лет, пройдет и упадет. – Вот бы, – сказал Егор, – вам туда поехать, посмотреть на него. – Зачем? – Книжку написать. – Да что же туда писать? – Как что: живой же человек, неловко. Напишите, что ежели курице отсечь голову, будет другая курица, а человек не курица, с человеком так нельзя поступать.

Ах, Андрюша, Андрюша, вспомнил я своего племянника-коммуниста… Слышишь ли ты этот голос народный, на котором воспитывалась наша интеллигенция и создала прославленное во всем мире искусство как образ поведения? Вот что разделяет нас с тобой: не можем мы умириться с этим, а вы именно через это должны перейти, тут между нами абзац, точка по ту сторону и тире: мы остаемся на точке, а вы начинаете с новой строки.

Число на молитву: число и дела (какая это сила!).

19 Ноября. Снежная метель. Написал VIII главу. Думаю о смене родового (собственнического) чувства служебным (та же сила). Телеграмма от Вани: задерживается, мать в больнице. Масло украли. Подозрение на тетю Машу. Звонок Фадеева: явиться завтра в 1 дня («Берега», книга в «Сов. писателе», шофер, Литфонд). Ляля подала в

364

группком. Отказался смотреть на повешенных (фильм Нюрнбергский), боюсь, что останется в глазах.

«Канал» движется хорошо. Верю, что по этому каналу выберусь в море из своих болот.

20 Ноября. Ясно, мороз, резкий ветер. Зима.

Фадеев весь опух от пьянства. Ничего не понял в моей вещи, ничего не принял. Пахнуло отдаленнейшими временами марксизма, когда я его пережил и вышел на волю. Так вот та самая неволя мысли от Ульриха (1898 г.) до РАППа и оказалась без изменения до нынешнего дня. И какие