нас: Чумаков, Махов и Рыбников). Политические сказки о <4 слова вымарано> и пр. Рассказ о реставрации Репина с чувством плена людей, ходящих возле власти (то же и мне было при визите к Калинину). Кухня власти: везде, во всем своя кухня и свои нужники.
Нужник! какой великолепный образ необходимости: говно и цветы или клубника. Необходимость и свобода = говно и клубника; из говна клубника, из клубники говно. Один Фауст начинается клубникой (красота, свобода, бессмертие) и кончается говном (добро, польза, канал). Другой – наш Фауст – начинается говном.
Был у Еремина, который систематически взялся пугать меня сценарием, приставляет ко мне редактора, какую-то «Марковну». Ляля предложила обогатить сюжет включением в сценарий ленинградских детей. Эта мысль замечательная и Еремину очень понравилась. Еще я вспомнил свой рассказ «Торф». И сказал Еремину: – Не пугайте меня, я ведь сам представляю из себя кладовую солнца, всю жизнь чающую эксплуататора.
21 Января. Снег и тепло (только не тает).
Теперь оба дела: 1) «Царь», 2) Сценарий – одинаково представляются в одной и той же задаче преодоления необходимости. Одна работа будет обогащать другую.
Приступаю к сценарию.
Консервирую «Царя». Memento: без навоза не вырастишь розу, но поэт все-таки будет славить розу, а не навоз
412
(т. е. у-добре-ние). И если есть задача пропагандировать правду, то это не значит всем показывать нужник: надо показать, прежде всего, самую розу и оставить немного навоза, перегнившего, осоломленного, чтобы показать рядом с красотой и добро, рядом со свободой и необходимость, из которой она выбилась.
Чужая мысль, самим собою не выношенная, мешает поэтическому творчеству, но своя мысль собственная всегда обогащает поэзию и создает глубокий фокус.
Какой чудесный вопрос художнику: – Видели ли вы в своей жизни красавицу, и сколько раз, и при каких обстоятельствах?
Увлечение прагматизмом, т. е. оценкой всего сущего, отношением его к трудовому процессу, дошло до того, что и праздник – это высшее состояние духа, достигающего радости, обратили в отдых, а произведения искусства, образующие праздник, – для них это средство отдыха, развлечения. А у нас мало того! получаемый отдых в свою очередь используют для агитации и пропаганды.
– И пусть их! но что тебе? – Не дают мне быть самим собой. – Не может быть! для этого есть время у каждого.
22 Января. На вечер в Москве таяло, ночью чуть-чуть придержало и припорошило.
Понимаю, как вот пишу теперь, что во время аврала у людей является высокое желание отдать душу за других людей и самому стать <зачеркнуто: навозом> добром истории. Но если вот уже скоро 30 лет прошло в этом обращении себя в добро или навоз, то откуда взять душевный восторг? Разве…
– Спасаясь от черта, Гоголь присягнул внешней церкви и утратил свой талант.
Гете бросил Фауста на общее дело, лишив его не только таланта, но даже и глаз.
413
Толстой закончил дело художника «толстовством».
Все это происходило потому, что каждый неудовлетворен был развитием своей личности и каждый хотел вырваться из себя и там, вне себя, погибал, превращаясь из художника в чурбан.
Происходила подмена личности чем-то безличным, все равно, пусть это, как у Гоголя, церковь, у Фауста народ, у Толстого общество и т. п.
Личность может быть реализована только в Боге.
Мать ходит за ребенком, и все мы чувствуем по ней свою мать, как за нами тоже мама ходила. И так у нас создается святой образ женщины-матери. Но теперь женщина работает одна доктором, другая кондуктором, третья милиционером, четвертая архитектором. Работают они по-женски, по-своему, старательно, усидчиво, но все-таки, как бы по-женски они ни работали, мы в них не чувствуем свою мать. Но сегодня в метро девушка-милиционер взяла под руку какую-то старушку, провела, усадила в вагон. Было приятно смотреть, и не я один поглядел, а всем было приятно, потому что в девушке-милиционере мы узнали все свою мать (сюда же незабываемый эпизод встречи в метро девушки-милиционера с пьяным инвалидом, и на лице у нее борьба живого отвращения с долгом милиционера).
23 Января. Метелица и похолодней.
Симонов, Маршак et tutti quanti*. He в них дело, а в системе, к которой сам не можешь приспособиться. Наша система в литературе требовала как основания нравственной личности, в идеале – пророка.
Теперь никаких пророков и даже советчиков не нужно: истина есть некое данное (известное в ЦК), а писатели – это работники в области агитации и пропаганды.
И нравственность теперь не есть личное достоинство, а деловая необходимость.
* Et tutti quanti (лат.) — и все прочие.
414
Воровство, например, оно не наказывается само по себе: сделай одолжение, воруй сколько угодно для себя, но не переходи черту, когда воровство твое вредит производству.
Нет ничего абсолютного в области нравственности: можешь и лгать сколько угодно, если ложь твоя имеет рабочую ценность в деле пропаганды <2 вымарано>.
Все директоры, инженеры, рабочие на производстве откровенно воруют, но автоматический процесс производства в грубых чертах контролирует и держит воровство в границах дозволенного. Эта прагматическая мораль, независимая от личной нравственности, охватывает весь народ, и голод уничтожает всюду личную нравственность как пережиток.
Вот это, наверно, и отделяет меня от таких товарищей, как Фадеев, Симонов, Маршак, Горбатов, и я им так же неприятен, как неприятны мне самому отсталые представители нашей прежней интеллигенции, упрямо считающие, что прежнее абсолютно хорошо, новое – плохо.
Надо до конца изгнать из себя остатки мечты о том, что я, более талантливый и умный, могу их обмануть: их не обманешь. Брось это! работай, как лучший ремесленник, сохраняя личные мотивы в глубочайшей тайне в ожидании того времени, когда «абсолютная истина» станет на свои ноги, т. е. сделается всеобщим достоянием.
24 Января. Злая метель.
Ходили в МХАТ на «Идеального мужа» Уайльда. Думал о времени в художественном произведении, что без времени нет искусства. В «Идеальном муже» дается то время, когда о серьезной «высокой нравственности» можно было говорить не всерьез, а сквозь шутку. Это время отлично дано у Уайльда. Но это уже не наше время серьезное. И понятно, почему эту пьесу Уайльда у нас только что терпят, как вкусное блюдо для живущих в Совете несоветских людей.
415
25 Января. Морозный солнечный день. Великолепно сообразил материал сценария, ввел в «Кладовую» детей и чувство родины. Почувствовал всей душой: – Сделаю! – и радостный пошел покупать шомпол и пироль*. Возле охотничьего магазина некий охотник рассказывал, как упустили волка. Не забыть лицо охотника поэта-маньяка в переходах к жизни через плутовство.
Охота, природа, врожденное чувство поэзии, наивная семья законсервировали мою единственную любовь, и так я сохранялся до прихода Ляли. Все последующие вскрытые недостатки моей семьи истекали из моей поразительной наивности. С приходом Ляли я впервые почувствовал ту любовь, которой все люди живут и о которой только и написаны все трагедии и драмы, от классической древности до Шекспира и до нас, любовь как двигатель человеческой нравственности, поведения.
Странно, как я мог, ничего не понимая в человеческой жизни, писать, и с успехом? Вероятно, поэзия может обходиться без морали, если поэт безотчетно содержит ее в себе.
Думаю, что после «Царя» душа моя выльется в драму. Сценарий будет к этому подготовкой.
26 Января. Морозно-солнечный день. У Ляли вечером t 40°. Я в тревоге носился по городу, доставая лекарства. Но в глубине души даже тревога о Ляле мне хороша: эта тревога настоящая и свидетельствует о том, что и любовь моя настоящая, и что живу я по-настоящему. Даже если бы она умерла, и то – хорошо: это будет тоже по-настоящему и во свидетельство того, что в руках людей есть великая сила любви и добра.
* Пироль – универсальная смазка для огнестрельного оружия.
416
Вечером у постели Ляли говорил с 3. Барютиной и слушал ее рассказ о том, как она работает в кабинете методистов и в то же время не упускает из виду внутреннего человека, что внешний человек (новый человек), которого мы строим все, похож на врага внутреннего человека. – Не о нем ли сказано, что его надо любить? Не надо ли понимать это «любить» как наполнять содержанием жизни этого внешнего человека, «врага»?
NB. В этом смысле «любить» значит и делать. Эта любовь есть созидание церкви. И вот чего не может учесть политика, для которой довольно того, что церковь не бунтует и молится за правительство. Она не понимает, что в этой молитве вовсе нет двоедушия: эта молитва есть выражение любви к врагу.
Категории человеческой нравственности очень немногочисленны, но они движутся во времени и пространстве, постоянно тем самым изменяя свое выражение, свою форму. Вот почему художнику надо понимать свое время, надо быть современным. Вот почему нельзя механически перенести форму эпохи Антигоны в эпоху «Идеального мужа» Уайльда.
<Зачеркнуто: Человек вышел из зверя от жалости.> То ли какой-то самец, видя что-нибудь страшное, о себе подумал: что, может быть, и ему так скоро придется. И пожалел соперника своего. То ли самка, потеряв своего ребенка, пожалела чужого? Да, скорее всего, на путь жалости первая вышла самка, и она влияла на жестокость своего льва, образуя в нем царственное милосердие.
Так от жалости начинается в мире природы человек, и мало-помалу он отделяется от своих предков и начинает сознательную борьбу за любовь.
Один человек рисовал неприличные формы и, устыдившись, заделал, думая, что нет на свете другого человека с таким помыслом и таким способом запутывания линий. Но пришел другой человек, имевший такие же помыслы, и разгадал.
417
27 Января. Оттого мы стремимся к дикой «девственной» и нерукотворной природе, что утомляемся от своего дела, оттого, что хочется выйти из-за кулис своего дела и сесть в публику.
Человек делает, как и природа, создает лучшее, но посмотреть на дела свои из публики не может, как смотрит он на дела природы. Весь вопрос сводится к тому, чтобы получить настоящий выходной день от участия в человеческих делах и забраться в такое далекое место, где человеческое дело соединяется с делом природы как неразрывное целое, как Ветхий и Новый Завет соединяются в одном переплете под золотым крестом.
Вот и будет весь успех моего «Царя» зависеть от того, сумею ли я найти такую точку зрения.
28 Января. Ночью застала меня мысль, что наше Хочется (свобода личности), конечно, вышло как победа девушки, перешагнувшей свое родовое Надо, и что это Надо, брошенное родом, попало в руки нации и так возвратилось к носителю свободы. Так из родового Надо выросло отвлеченное, и девушка вступила в гражданский брак («записалась»).
Мировая война с последующим социализмом поставила вопрос о единстве всех наций в отношении еще более широкого Надо. Какая же еще должна быть война, чтобы Надо как необходимость стало осознанием необходимости личностью и тем
