семейные трудности кончаются. Ляля будет свободна от мучительных обязанностей на кухне, отчасти и по уходу за матерью. Это у нас событие такое же большое, как в государстве выборы.

Некий человек хотел на выборах смухлевать, как в те выборы. Но мудрец ответил ему: – Ни в каком разе об

47

этом и не мечтай, теперь не обманешь. – А я в кабинку войду и там вычеркну. – Теперь в кабинку идут только те, кто намерен смухлевать, и это замечено.

Какой жалкий путь смухлевать и выйти из воды сухим, когда все мокрые!

Шел великан, слушал, склонившись, маленького и улыбался рассказу во всю свою широкую добродушную морду. А когда встречался прохожий, то великан смотрел на него, не снимая улыбки, и тот с удовольствием глядел на него.

13 Февраля. Перовская – это даже не натуралист, а просто биографист, ограниченный кругом животных. Особенно плохо понимают такие примитивные писатели значение диалога. Они понимают его наивно, как разговор. Между тем диалог берется для выявления личного начала в повести: такой-то человек может только так вот сказать. Соответственно с этим и слово в диалоге берется большей частью особенно выразительное, слово-личность. Вместе с тем, также сюда входит по возможности интонация, музыкальность речи. Диалог еще не стихотворение, но очень близок к этому роду поэзии.

Маяковский просто стер границу между диалогом и стихотворением. Вот почему натуралистам и биографистам надо бояться диалога, потому что они работают скелетами слов, в которых уже нет души.

14 Февраля. Сегодня нехолодно, хотя не каплет с крыш, как вчера, даже в полдень. Впервые вчера видел, как в маленькую лужицу под капелью в полдень с крыши слетел воробей и омылся в ней. Это воробьиное крещенье и сретенье. (Сретенье завтра.)

Вчера бился с Перовской, старался не обидеть ее, претерпевшую лагерь. Очень самонадеянная, кажется, от глупости.

Ночью в первый раз в жизни своей был обрадован доставленной мне рукописью В. Смирнова «Открытие

48

мира». Пишет он так же чисто, как Чехов, а вдохновенье черпает заметно у меня. Благодаря этому – Чехов без чеховского пессимизма… Нет, не только: есть и от Л. Толстого немного, вообще чудо как хорошо. Ляля, проснувшись, в электрическом свете, заметила у меня слезы и стала меня распекать. – За что же? – спрашиваю. – Да за нервы. – Я же в восторге! – Ну, и будь в восторге, а зачем же распускаешь нервы. Она очень хорошо поняла вещь, но не смела выразить свой восторг, пока я не прочел.

Сегодня справился по телефону: это писал учитель из Ярославля, очевидно, такой скромный, что не решился рукопись отправить в большой журнал и отдал ее в детский журнал «Дружные ребята».

Я всегда смотрел на русскую классическую литературу или вернее на душу русского писателя, как на копилку народную, где слезы людей превращаются в радость. Против этого понимания стали «инженеры душ». И так эти инженеры заполнили литературу, что, казалось, чары нашей русской копилки исчезли. Даже когда сами инженеры уверяют, что в моей литературе сохраняются эти чары, и когда я даже и сам в это поверю («Кладовая солнца»), мне все-таки бывает грустно: что это значит, если я остаюсь один, старинный писатель… И вдруг вот другой, и какой еще!

15 Февраля. (Сретенье.)

Пересыпает февральский снежок, подвевает сретенский ветерок.

1) Междунар. книга. 2) Континенталь. 3) Гематоген. 4) Рыбников. 5) Третьяковская галерея. 6) Собачья книга.

Правило общественной жизни (как в природе):

1) Все в единстве и каждый по-своему.

2) Всему свое время и свое место, но каждый, как может, стремится выйти из своего времени и оторваться от своего места.

49

К «Жениху»: – Видела во сне стрельбу, проснулась, прибралась – принесли письмо (стрельба во сне – письмо наяву).

Материалы у Рыбникова:

1) Время сборов по эвакуации картин (по Волге?). Время возвращения.

2) Технические условия эвакуации картин.

3) Жизнь в пустой Третьяковке (для сохранения плана в повести).

4)Жизнь картин в эвакуации.

5) Сокровище бесценное (искусство не [зависит] от культа) Троица Рублева и еще? Не потому ли так популярна Третьяковская Галерея?

16 Февраля. Солнечно морозное тихое утро. Предвесенний воздух питает той радостью неудержимой, от которой рядом с Лялей и умирающей тещей становится немного неудобно…

Вчера Борис Дмитриевич так сказал, что Ляля спасла жизнь своей матери и за то та полюбила ее «для себя». И что неприятности наши родились из ревности.

Сегодня утром чувствую – бьется во мне голубь радости, но Лялю мне жалко до боли: Боже мой, вся жизнь у нее прошла не для себя!

– Ляля, – сказал я у ее постели, – вот что рассказал мне о тебе вчера Б. Д.

– Да, – ответила она, – я мать свою спасла.

– А я никого не спас.

– Нет, ты меня спас.

– Ну вот, я тебя любил и делал все для себя.

– А Разумнику два года в ссылку деньги посылал.

– Я этого не помню и не хочу помнить: я мог посылать, мне это ничего не стоило. А что не побоялся посылать, так опять мне это можно, мне стыдно бояться.

– Ну, так может быть с тебя и не спрашивается того, что с меня: ты ребенок, ты мальчик, ты играешь. Подожди, не думай об этом, и твое время придет.

50

Не забыть эту первую зорьку возле стены Ивана Воина — бледно-розовую полоску, а внизу уже огоньки.

И во всенощной загадка на две свечи у Скорбящей – моя и Лялина – которая раньше догорит, ну и… моя была выше, потом Лялина выше, моя снизилась, потом сравнялась, потом Ляля понизилась. Становилось уже страшно, что загадал, что останусь я один гореть. Свечкам оставалось гореть всего по вершечку, вдруг протянулась старушечья рука, схватила обе свечи, опрокинув, погасила и бросила тут же на подсвечник. Отлегло от сердца: вместе умрем.

Понимание икон простым народом независимо от живописного качества. Тут обрядовая сущность православия: можешь так молиться, как они, так целовать икону, так кланяться, воображать – и ты православный. Нет – ищущий какой-нибудь.

Человек хочет сделать лучшее. Значит, он, двигаясь вперед, оставляет за собою худшее. И мы с тобой, мой друг, остаемся среди худшего и, оставаясь в нем, хотим оправдать его. Так образуются прогрессисты и консерваторы: то и другое естественно необходимо.

17 Февраля. Великая метель. Но и сквозь метель чувствуешь начало борьбы за весну. Воробей у капели: крещенье воробьев, коты на крыше, забылась полоска бледно-розовая вечерней зари над темной с редкими огнями Москвой, и церковная стена Ивана Воина. Утро: коты на крышах, с крыши на крышу к затертому ампиру. Старуха в солнечный полдень сушит щепки для самовара.

Весна в Москве и другие времена года, как один из планов «Жениха».

Осень: вороны у льда. Вороны сквозь лед видят рыбу: вороны-путешественники — с неосуществимой мечтой поймать золотую рыбку. Жизнь московских галок (массы, шум крыльев, перекличка: все ли, все ли?). Морозный

51

вечер, но солнце оставило свой запах, и та бледная первая зорька. Перекличка галок вечером: все ли?

Ездили с Чагиным в здравницу у Звенигорода. Поземка. Предательски свежий подвижной снежок на леденистой дороге. Машина вырвалась и покатилась юзом вниз. Окаянные люди, шоферы, стояли и глядели на нас. Вытащили машиной за 100 рублей. Их древняя ненависть к барам: советская пугачевщина.

Не одежда красит человека, а человек ее перекрашивает. Шоссе Энтузиастов, или, по-старому, Владимирка.

Ремизов жив и пишет воспоминания.

Блат. «Из тьмы лесов, из топи блат Вознесся пышно…».

Сковородка. Человек попал в рай, и ему там показалось скучно. Вдруг слышит музыку, пенье, ликованье. – Вот, – говорит райский житель, – мне бы так, где это? – А это, – отвечают ему, – в аду. – Значит, там хорошо, пустите же меня скорей в ад. – Пожалуйте, – сказали ему, и открыли двери, и выпустили, и райские двери закрылись для него навсегда. – Пожалуйте, – говорят, – на сковородку огненную. – Как же так: я слышал музыку, ликованье. – Ничего не значит, – сказали ему, – это у нас агитация и пропаганда.

Конечно, это еврейские анекдоты, и их очень много. И против этого всего легкоскептического юмора стоит прямо честный энтузиаст-администратор (в административном восторге) Поликарпов. Но он не устоит – его выпрут. И так рождается черносотенник, вроде тех шоферов, которые стояли возле нас, когда мы пробовали своими силами вытащить машину.

18 Февраля. Золотой день весны света.

52

Вчера на дороге видел полярную пуночку, беленькую предвесеннюю птичку, и возле нее красных снегирей.

Делал маленькую книжку о собаках. Вечером после солнечного дня пил воздух, как вино.

Читал в Б[ританском] С[оюзнике] о новой книге Хаксли Юлиана, биолога, о генетике. Мысль его та, что человек в своем развитии удлинил период своего детства за счет плодовитости, а детство есть время развития, личного формирования. Эволюция человека стала возможной только потому, что многоплодие стало редким явлением (модифицирующий ген…).

Эволюционное развитие есть постепенное возрастание независимости от окружающих условий и степени воздействия на них. Тут же и расизм (замкнутая среда) разобран, как вредная для эволюции человека теория. Мелькает мысль о биологическом состоянии девственности и аскетизма, как рычагов прогресса. Достать книгу через Огнева.

19 Февраля. Легкий мороз. Солнце сквозь тонкие облака. Рассказал Ляле биологическую теорию Хаксли и для христианки тут не было ничего нового. Так, новая биология с новым дарвинизмом подходит к христианству, утверждая его. И старинный спор в наше время кончается.

Вместо «с Богом» теперь иногда в шутку говорят скороговоркой: – «Ну, пошел, Бога нет».

Приготовить в «Смену» страницу образцового дневника. Идея будут та, что дневник должен писаться, но никак не о себе, как писал, например, бывший царь Николай II, вернее не о себе, а от себя, или из себя.

20 Февраля. Круглосуточная метель. Закончил книжку о собаках. Вечером был Рыбников. Рассказывал об эвакуации Третьяковки. Ляля записала.

53

Образ Третьякова очень понятен: он выходит из особого аскетизма во имя рубля с трансформацией во имя культуры (так мой дядя Игнатов прочел подряд весь Энциклопедический словарь Брокгауза).

Я сказал: – Место, где творит человек во имя Божие, и есть храм. – Кто это сказал? – спросила Ляля. – Я говорю, – ответил я, – и то же Христос говорил. И вот это место есть храм, а не то здание, где люди молятся. – Нет, – ответила Ляля, – место, где люди молятся, освященное, есть храм, но молиться Богу можно на каждом месте. А ты делаешь со своей мысленкой как сектанты и варвары: попалась мысленка – и вот уже собственник кричит: моя, моя, и она выше всего, выше Христа, выше храма!

Это она верно сказала, и это происходит на каждом месте, где русские. Взять сейчас речь Вышинского о положении в Греции и сравнить