двоюродный брат Игнатов бездарен, а вы? – Что я? – Вы талантливый…
9 Мая. День победы.
507
Вчера художник сидел за этюдом от завтрака до обеда и на глазах его куст оделся – вот какой вышел день. Сегодня березовая свадьба (вчера девишник): ветер поднял золотую пыльцу, и роща стала как в тумане.
Я опустил свои вожжи, и мой конь пришел в общество гуляющих во главе с испанцем Педро.
Помню, на этом самом месте, где мы сегодня сидели, лежали, пели (в девишнике березовом), я спрятался весной от группы отдыхающих в кусту можжевельника в паническом страхе за свое одиночество в лесу, в глубочайшем презрении к стаду этих баранов, нарушающих божественную тишину леса.
Теперь же, когда я сам вышел к ним, мне стало так спокойно, так светло и просто на душе, что я сам стал своим хриплым голосом подпевать испанцу и любоваться пучком фиалок в волосах моей художницы. Испанец тренькал голосом, подделываясь под гитару, и ни он сам, и никто из нас не думал о его трагическом вопросе: почему он, революционер, перенесший пытки от врагов с подгоном щепок под ногти, потерявший семью, не может поехать к себе на родину в Испанию?
Мы шли в полнейшем равновесии душевных сил человека и обнимали собою природу, и природа ответно обнимала нас.
Вечером тоже я присоединился к игре моих врагов, так долго не дававших мне работать, стал играть с ними в детские игры, и враги мои превратились в друзей.
И еще мы играли в короли, и милые женщины называли меня Мишей.
После, ночью, мне вспомнилась вся моя жизнь в такой же борьбе одинокого человека с обществом за свою личность с последующим признанием: признают тебя, и ты чувствуешь себя победителем.
Так и теперь: это что я мог сегодня в майский день подпевать гуляющим – это моя победа, а когда в ужасе прятался от них в кусту можжевельника, – это была моя борьба за себя.
508
Я даже и больше понял: понял я самое трудное, как это можно любить врагов своих. Для этого нужно победить в себе темные силы, мешающие утверждению собственной личности, своему творчеству, – победил, выразил это понятно, и прежние враги поют вместе с тобой испанскую песенку.
10 Мая. Раиса говорила, что все романы ее кончаются юмором, что из-за этой способности к юмору она их и не кончает (влюбилась в пальцы хирурга и страстно пожелала, чтобы он взял ими баранку автомобиля: он взял – и у нее все кончилось; еще человек, который дергал щекой и увидел ее голую в душе, после чего и ему и ей запало что-то, и начался роман, и все кончилось портретом: она стала писать портрет, и он почувствовал при работе нечто противоположное страсти, отстал, и все кончилось тем, что она написала портрет: портрет поглотил ее страсть). Она бы и детей рожала, но художество поглощает страсть: искусство движется за счет рода. В этом отношении откровенности Раисы замечательны: муж естественно отпадает… ему она желает восхищенной жены, сама для себя оставляет возможность грозового разрешения страсти (увы! комический конец предрешен, опера комик).
У отца ее две дачи. Она хочет выслать мальчика своего в день именин и сказать: – Дедушка, подари нам дачу. Я вспомнил, как меня травили мои дети, и спросил:
– Почему же, когда отец ваш был явно брошен из-за увлечения матери (Кузьмина-Караваева) музыкой, и он был так одинок, вы, дочка в 22 года, не стали ему Корделией?
– Пусть! но тогда откуда же у вас берутся теперь претензии на дачу и зависть отцовскому благополучию?
Ничего она не могла мне ответить: она не Корделия и отца своего проиграла. Какой это был ей страшный экзамен, и как это похоже на любовь Левы ко мне.
Так вот насквозь разобрал я свою «язычницу» и даже представил себе, что было бы, если бы семь лет тому назад
509
не Ляля пришла ко мне, а она. Была бы, конечно, тоже опера комик, потому что у Раисы нет, как у Ляли, духовного центра и, как художник, она эгоцентрична. Вот, наверно, оттого и боролись святые отцы с искусством, что художнику нельзя забрить голову, как барану, что искусство требует признания личности. Но в таком случае как же выходит у Ляли, разве Ляля-то не «художница» в своем роде? Тут вышло, что я подчинился ее Богу и она в Боге уже и мне подчинилась и стала служить… Впрочем, тут особенности, не применимые ни к кому: наш брак с ней – это крепость, единственная в своем роде…
И все-таки я очень люблю свою язычницу, она и красива, и довольно умна, и главное, чувствует юмор. Но нашего дела она никогда не поймет. Я сказал ей:
– Ваш муж целый день в лаборатории, вы целый день пишете. Если бы вы вместе могли работать?
– Я бы от него ушла.
– Вместе бы думать, быть с человеком в единомыслии?
– Это невозможно, и нежелательно.
– Значит, вы андроген.
– Пусть андроген, но… Ему бы <не дописано>…
Сегодня сборы. Завтра еду в Москву.
Быть или не быть? (Решение повара.)
Сидел в кресле, погруженный в свои мысли, и вдруг вижу наискось через свое окно кухню. Стоит в белом повар над кастрюлей, чикает ножом по яйцу, подносит его, нюхает и, разломав пальцами, выливает в кастрюлю. Бросив куда-то скорлупу, он берет другое яйцо, чикает ножом, подносит, выливает в кастрюлю. И третье точно так быстро от носа в кастрюлю, и четвертое, и пятое. Вдруг, понюхав какое-то чуть ли не двадцатое яйцо, он останавливается на мгновенье и не выливает в кастрюлю. Понюхав еще, он думает, наверно, лить это яйцо или не лить, как Гамлет думал: быть или не быть? Понюхав
510
яйцо в третий раз, он решает: быть! и тухлое яйцо выливает в кастрюлю.
Если бы у Ляли было в руках искусство, хотя бы театр, она бы принесла его Богу и стала бы непременно большим художником. Но она поверила в меня как в художника и, охватив все мое творчество, отдаваясь ему вся целиком, как отдается обыкновенная женщина служению своему мужу, стала направлять найденное ею самой и завоеванное жестокой борьбой богатство Богу. И так наша необыкновенная жизнь сложилась по образу и подобию обыкновенной, в которой женщина действует в кухне и детской, а обожаемый супруг на службе, и вместе они по праздникам ходят в церковь и при удаче приглашают к себе в дом друзей. Так если бы у Ляли было искусство в руках, она бы принесла его Богу. А Раиса, как женщина, находит в своем искусстве силу борьбы за свою личность, она искусством освобождает себя от семейной зависимости, ее искусство эгоцентрично…
Среди дня приехал Ваня с Солодовниковым на моей машине, и завтра я буду опять на Лаврушинском (с 15 Апр. по 11 Мая).
Дела в Москве: 1) Купить мел и краски. 2) Проявить пленку. 3) Охрана природы. 4) Кукольный театр. 5) Материал для географического сборника.
11 Мая. Погода майская, дни райские. Выехали в 11 дня с Раисой в Москву. По пути она рассказала мне, что в первые дни беременности она начинает чувствовать тошнотворное отвращение к любимому ею запаху красок и что это отвращение служит ей первым и вернейшим признаком беременности. Значит, мое предположение о [том, что] искусство Раисы идет за счет нерождаемых ею детей, что искусство ее в существе своем губительно для деторождения, что оно исходит не из женских (родовых) элементов природы <зачеркнуто: что Раиса как художник есть андроген, находит подтверждение>..
511
В общем, я разобрал хорошо Раису и в Москве сдал ее мужу и детям: при нем я поцеловал ей руку, она поцеловала меня в лоб и сказала: – Все в порядке!
При одном взгляде на Лялю Раиса и все женщины из Поречья возвратились к своим семьям и делам, а Ляля, выслушав все о моих похождениях, заключила: – Но как же ты с ними скоро успел поглупеть!
Воскресенье мы провели с моей подругой в горячем споре о ремонте дачи, и завтра будем просить Моссовет о помощи.
12 Мая. Погода чудесная, но в Москве, и Ляля взяла меня в переплет…
Явилась старушка на костылях, и это оказалась Людмила Александровна Кулакова, акушерка, работавшая с братом Сергеем. Я ее видел году так примерно в 1902, т. е. 45 лет тому назад. Она племянница Глеба Успенского и до сих пор пронесла народнический дух (этика интеллигента-болельщика, как Глеб Успенский, породившая, в конце концов, большевиков). Она и сейчас сказала Ляле: — Народ наш чудесный, а вот… и т. д.
У нас все общество тогда было пропитано этим духом, и нам, «разночинцам», даже в голову никак не могло прийти разделять людей на имеющих право пользоваться земными благами и на обреченных просто на борьбу за существование. Мы тогда все думали, что неправда бытия происходит от дурного правительства и что если свергнуть его, то будет всем хорошо.
Так что нынешний марксистский коммунизм вырос из факта народного быта, заключенного в узкие рамки первобытного крестьянства. Русский крестьянин при наличии необъятной страны страдал от безземелья так же, как германский рабочий при необъятной индустрии страдал от безработицы.
Русский мужик был творцом нынешнего коммунизма, и «жалость» Глеба Успенского к мужику была почвой, на которой выросла жестокость большевика (это жалость, обращенная в жестокость).
512
Противоположно этому «демократизму» миросозерцание, назовем самоутверждение, которое тайно держится и у нас в потомственных остатках дворянской и промышленной аристократии, а также и у даровитых людей нынешнего времени, получающих лимит и могущих избежать картофельной повинности. Это самоутверждение есть тайная оппозиция официальному коммунизму, это особый отбор интеллигенции советского строя, имеющей внутри себя особую трещину (к примеру, взять Симонова, поэта-спекулянта, имеющего миллионные месячные доходы).
NB. Это смутные наметки мыслей, навернувшихся от встречи с Людмилой Кулаковой, племянницей народника Успенского.
<Зачеркнуто: Написать о России и ее утверждении барства в связи с появлением Кулаковой Людмилы Александровны.>
Дорогой Александр Александрович,
я получил от Вас приглашение принять по-новому участие в охотничьей секции клуба Союза писателей, где я числился председателем по недоразумению и никогда почти там не бывал. Дело в том, что моя охота, которой пользовался я в путешествиях как средством добывать себе пищу и материал для поэтического изображения природы, ничего не имеет общего с охотой спортивной, в которой убийство птиц и зверей служит забавой.
Кроме того, в последнее время я был избран председателем Общества охраны природы, и такого рода деятельность гораздо больше отвечает моему возрасту и положению, чем далекое от меня занятие охотой спортивной. Очень извиняюсь в том, что должен отказаться от участия в
