Христов ни с чем не сравним. Он один сильнее всех наших страхов.
В качестве главы Международного общества помощи заключенным Рон Никкел посетил тюрьмы более пятидесяти государств. Его служение заключается в том, чтобы нести весть о Христе их обитателям, а также сотрудничать с государственными учреждениями ради улучшения условий содержания узников. Рону дове-1 лось многое повидать в своих поездках; он бывал в тюрьмах, где людей доводили до звериного состояния, но были и такие учреждения, где заключенным действительно хотели помочь. Он видел людей, опустившихся донельзя, и тех, кто достиг высот духа.
За время своих поездок по тюрьмам Рон обнаружил, что там как нигде подвергается испытанию способность человека прощать, любить и миловать. Он увидел живого Христа в лицах тех, кто некогда были закоренелыми преступниками.
Как-то Рона попросили рассказать о худшей тюрьме из всех, что ему довелось посетить. Репортеру хотелось узнать, бывал ли он в таком месте, где ужас и отчаяние вытравливают из сердца всякую надежду и веру. Существует ли на земле точка, где евангельская вера проходит предельно суровое испытание?
Рон на секунду задумался, а потом стал рассказывать о том, как в 1986 году ему пришлось побывать в замбийской тюрьме строгого режима. Там он узнал, что во внутреннем дворе тюрьмы есть тайное помещение, где содержат самых опасных преступников. Как ни странно, один из охранников согласился отвести Рона в эту часть здания для краткого разговора с узниками.
Они прошли по мрачным коридорам, минуя огромные стальные двери, к похожему на клетку металлическому сооружению, покрытому проволочной сеткой. Камеры, устроенные в этой большой клетке, выходили в маленький дворик в ее центре. Заключенным разрешалось гулять по этому дворику всего лишь один час в сутки. Все остальное время они проводили в камерах столь тесных и забитых, что спать приходилось по очереди.
Когда распахнулась последняя дверь, ведущая во внутреннюю тюрьму, Рон очутился в зловонной, удушающей атмосфере. Ему еще не доводилось бывать в столь ужасающих условиях. Ни о какой санитарии не могло быть и речи: узники были вынуждены справлять нужду, где придется. Жаркое африканское солнце накаляло железные прутья так, что к ним нельзя было прикоснуться. Рон едва мог дышать. «Как человек может существовать в подобных условиях? — поражался он. — Здесь наверняка господствуют страх и безысходность».
Но как только Рона представили обитателям камер, случилось нечто удивительное. Восемьдесят из ста двадцати заключенных спокойно выстроились у задней стенки, а затем стали пением прославлять Бога; пели они замечательно, разложив христианские псалмы на четыре голоса. Человек, сопровождавший Рона, прошептал ему, что тридцать пять из них приговорены к смерти и вскоре будут казнены.
Позже Рон Никкел так вспоминал об этой встрече: «Я был поражен, увидев спокойные, безмятежные лица в столь ужасающей обстановке. За спинами заключенных, в темноте, я различил искусный рисунок, сделанный углем на стене. На нем был изображен Иисус, прибитый ко кресту. Узники, должно быть, потратили не один час на работу над ним. И тут меня как молнией поразила мысль: ведь Христос здесь, рядом с ними. Он участвует в их страданиях и наделяет их радостью столь великой, что они способны петь в этом жутком месте».
Рон собирался обратиться к людям со словами утешения и ободрения. Но их вера привела его в такой благоговейный трепет, что ему удалось лишь вымолвить несколько приветственных фраз. Им было впору учить его, а не наоборот.
Друзья, Христос пребывает с нами даже в самом мрачном и ужасном месте. Именно в таких местах лучи веры сияют ярче всего. Даже в самых удручающих обстоятельствах, когда мы поглощены отчаянием, Христос рядом с нами, Он протягивает к нам руки, как на том рисунке на стене. Кто лучше Него может утешить человеческое сердце?
Друг, ты попал в беду? Тебя мучает страх? Ты переживаешь за свой брак? Ты обеспокоен судьбой своих детей? У тебя появились признаки тяжелой болезни?
Принеси все свои страхи к ногам Иисуса — прямо сейчас! Поведай Ему все свои тревоги и беды.
Он создал тебя. Ты — Его чадо! Ему не безразлична твоя жизнь. Твои беды — это Его беды. Твоя боль — это и Его боль! Не мешкая, сложи все свои проблемы у Его ног. «Как это сделать?» — спросишь ты.
Я постараюсь объяснить. Мысленно обрисуй то, что ужасает тебя больше всего. Теперь тебе нужно принять твердое решение отдать свою беду Иисусу. Скажи, что препоручаешь Ему попечение о своих проблемах, Протяни руку веры и прими Его мир, вознеся Ему благодарение. Пусть страх и тревога больше не лишают тебя сил. Христос всегда с тобой, в самые мрачные моменты твоей жизни.
Когда простить невозможно
5 февраля 1994 года. Сараево. На многолюдном рынке взорвалась мина, убив и покалечив десятки мужчин, женщин и детей. Бессмысленные убийства продолжа- g лись в Боснии многие годы, и никто в мире, похоже, не в силах был положить этому конец. Мы не могли понять, что там происходит, что все это значит. Почему этот осажденный город стал символом человеческой трагедии?
Зимой 1994 года жизнь в Сараево приобрела совершенно необычайные оттенки. На развалинах Национальной библиотеки давал концерт всемирно известный виолончелист, в то время как поход за бутылкой молока мог стоить человеку жизни. Улицы города простреливались снайперами, а спринтеры-олимпийцы тренировались в единственном безопасном месте — в разбомбленном зале городской ратуши.
Жители города держались благодаря доставляемым по воздуху рису и бобам. Но пищи все равно не хватало. Снаряды падали прямо у представительств Красного Креста, а снайперы стреляли в людей, даже когда те погребали своих мертвецов. Лишь нескольким подросткам удалось вырваться из осажденного города, да и то с тяжелыми ранениями и увечьями.
А мир как завороженный взирал на творившееся в Боснии…
В середине 80-х годов Сараево принимал зимнюю олимпиаду. Некогда это был красивый, культурный город, где процветало искусство. Что же произошло? Почему распад Югославии сопровождался такой злобой и ненавистью?
Сербские войска, взявшие в кольцо Сараево и обстреливавшие его улицы из пушек, конечно же, служили для всех олицетворением крайнего злодейства. Сербов справедливо осуждали за их злодеяния и ужасную политику «этнических чисток».
Все дело в том, что эти люди просто-напросто следовали тому, что Филип Янси называет «ужасной логикой непрощения».
В своей недавней статье в журнале Христианство сегодня Янси указывает, что сербы сами не так давно были жертвами «этнической чистки». В 40-х годах хорваты убили сотни тысяч сербов.
Поэтому в 90-х сербы лишь отплатили своим врагам. Именно их кровная месть хорватам наполнила трупами сараевские улицы.
Когда мы слышим об очередном злодеянии сербов по отношению к мусульманам, мы забываем об «ужасной логике непрощения». Последняя война, которую сербы вели с мусульманами, вылилась в пять столетий турецкого правления. Так что сербам есть за что мстить — за целые века мусульманского гнета.
Улицы Сараево оглашались криками умирающих женщин и детей из-за логики непрощения: за каждое злодеяние следует отплатить равнозначным злодеянием.
И если этот закон останется в силе, то однажды дети изнасилованных и покалеченных сербами женщин поднимутся и сами станут мстителями.
Почему протестанты и католики, живущие рядом в Северной Ирландии, год за годом убивают друг друга? Потому что они следуют логике непрощения; им приходится постоянно воздавать друг другу злом за зло.
Почему евреи и арабы на Ближнем Востоке вот уже много лет не перестают убивать друг друга? Потому что в ответ на каждое злодеяние должно быть совершено равнозначное злодеяние.
И разорвать этот жуткий порочный круг можно, лишь протянув руку тому, кто причиняет вам боль.
Надежда на мир на Ближнем Востоке у нас проснулась лишь однажды — когда руководитель Палестинской администрации Ясир Арафат и израильский премьер-министр Ицхак Рабин дали друг другу обещание прекратить сведение счетов и начать все заново.
Все дело в прощении. Прощение значит гораздо больше, чем нам представляется. Прощение — это не просто прочувствованная надпись на открытке. Это не просто приятное слово, постоянно произносимое в церкви. Это одна из немногих сил, способных изменить ход истории. Только прощение может разорвать долгую осаду ненависти и мщения.
И это единственная сила, способная сокрушить стену отчуждения в наших собственных сердцах. Конечно, когда вы бежите в магазин за молоком, вам не приходится пригибаться под снайперским огнем, и когда вы едете на работу, то, скорее всего, не сжимаетесь от страха под минометным обстрелом.
Но вам наверняка приходится время от времени претерпевать обиды и оскорбления от других людей. Вас ранят словами и делами. Жизнь и к вам бывает несправедлива. И если эти обиды западают глубоко в сердце, то они вполне могут стать столь же гнетущими, как кольцо сербской артиллерии вокруг вашего города. В некоторых случаях эти обиды и шрамы могут навсегда отравить нам жизнь.
Давайте попробуем прояснить, что же может эмоционально угнетать нас. Я не говорю о мелких неприятностях, которые легко забываются. Речь идет о людях, причиняющих нам настоящую боль.
Как человеку простить нечистоплотного дельца, из-за которого он потерял все свои сбережения? Разве ребенок, постоянно подвергающийся унижению и насилию, простит когда-нибудь своего обидчика? Может ли женщина простить бросившего ее человека, которому она отдала лучшие годы своей жизни?
Понимаете, о чем я говорю? По-настоящему простить человека, нанесшего нам глубокую обиду, очень нелегко. Мы, как правило, начинаем рассуждать о справедливости, и прощать у нас нет никакого желания. Прощение идет вразрез со всеми нашими человеческими инстинктами. Но альтернатива ему гораздо более ужасна. Альтернатива — сердце, находящееся под непрерывной осадой.
Когда нам наносят обиду, наше сердце наполняется горечью. Но если мы не найдем путь к прощению, эта обида будет постоянно мучить и терзать нас. Мы окажемся в оковах причиненного нам зла — не менее крепких, чем кольцо сербской ненависти вокруг Сараево.
В этом и заключается дилемма. На истинное прощение человек не способен. Но и с такой тяжестью в душе жизнь становится невыносимой.
Так неужели же разорвать этот порочный круг невозможно?
В семье Элизабет и Фрэнка Моррисов произошла ужасная трагедия. Их сын Тэд погиб по вине пьяного водителя. Их сердца преисполнились скорби и ярости. Пока шел суд над Томми, молодым человеком, виновным в смерти Тэда, гнев их только усиливался.
Они узнали, как Томми однажды вечером напился до невменяемого состояния, забрался в машину и помчался вниз по улице, виляя из стороны в сторону, пока не врезался в автомобиль Тэда. Как же он посмел совершить подобное? Какая ужасная несправедливость!
Фрэнк Моррис погрузился с головой во все детали судебного процесса, живя только тем днем, когда Томми будет вынесен обвинительный приговор. А Элизабет, когда ее оставляли мысли о самоубийстве, предавалась мечтам о том, как она повернет рубильник, когда Томми будут казнить на электрическом стуле.
Однако, когда
