то же пламенное сокровище. Словно бы олень Святого Губерта. И поступь коня белого очерчивает пределы государства. И опять герои на белых конях. И в Монголии Цаган Мори ¬белый конь — будет отмечен всякими сказаниями. Мчится на нем и Ригден-Джапо, и в отсветах пламенных конь становится огненным. И когда народ ожидает будущее с одной стороны, Великий Всадник обращает лица ждущих в сторону другую — туда, куда нужно.

Именно белый конь в сказаниях народа принадлежит герою. Именно белому коню предоставлено и одному ходить, принося великую весть.

Когда-то рано погибший Леонид Семенов-Тяньшаньский принес мне свою огненную поэму «Белые кони». Поэт не знал тогда о легендах белого коня. Несмотря на азиатскую фамилию, полученную от деда, поэт был далек от Азии. Но он был настоящий поэт и потому своими путями пришел к восточному сознанию.

Помню беседу с Владимиром Соловьевым у Стасова, когда обсуждалась моя картина «Световитовы кони», а философ приговаривал, теребя свою бороду: «Восток, Восток!» Конечно, все помнят его пророческое стихотворение о Кукуноре.

На скифских бронзах кони занимают такое существенное место. Конечно, они — носители быта. И в сказках коню приписываются вещие качества. Богатырь влезает в одно ушко и усиленным, мудрым вылезает из другого. Конь в сагах предупреждает воина. И в курганах конский костяк не расстается со своим хозяином.

* * *

Из предсказания мудрого монгольского пророка Молон-Бакши, записанного его внуком Санги Цибиковым, переведенного монголом Шагдаровым и Шондор Дабаевым:

«В год цикла свиньи будет землетрясение. В год собаки будет брожение среди начальствующих и власть имущих. В хате родится великий. Хан проедет, не привлекая к себе постороннего внимания. Мимо же дома будут проходить войска. Люди, не имеющие потомственного рода и звания, станут у власти и будут править народом. Честные люди удалятся и займут место у порога, тогда как лживые займут место в доме.

Наступит время, когда истина уступит место лицемерию. Змей пятнистый съест голову свою, а змей же краснопегий — мясо своего туловища.

Лошадь, съедая свой зад, съест и голову свою. Отсюда начальник, присваивавший народное достояние, поплатится своею головою.

Дальше наступит время, когда деревянная телега будет стоить с коня, а простая — с быка.

Плохому коню путь далек, а скупому человеку друг далек. Как у мертвого нет звания, так и у бедного нет имущества. Топором, не имеющим обуха, будешь колоть дрова. Свет земной окутает железный змей, но зато весь мир — огненный змей.

В 1903-4 годах произойдет большое событие. В год быка будет большое событие. В год тигра произойдет уничтожение. В год зайца будет год терпения и выносливости.

По восточным окраинам будут грабежи, ибо начальник пустит волка на стадо баранов, загнанное во двор.

Наступит время так называемое «ни мое — ни твое», будет нужен медный котел и кожаный сундук. Ко времени переселений повсеместно будет огненный змей. На стороне восхода солнца обнаружится белый камень с надписью. Вырубишь топором эту надпись — она не исчезнет, она появится снова.

Дальше этого камня будет пустыня, до которой дойдете. Достигшие этой страны люди станут людьми, а животные — животными. Будет трудно старикам и малым. Вещи будете вьючить даже на быках, на коровах и на лошадях. Иконы и книги будете носить на себе. Для стариков будете сушить мясо и жарить зерно; пить черный чай — питательно».

Со слов Селаринов Молон-Бакши предсказал, что позже придут два-четыре человека, которые подавят своих бунтовщиков и будут созидать религиозные государственные правопорядки.

Молон-Бакши скончался, достигши восьмидесяти лет, в год быка. Его песнь была:

«По правой стороне Селенги

Почему качается камыш?

По той стороне Худара

Почему качается камыш?

И, предчувствуя в жизни страдания,

Почему мне чувствуется печаль?»

Веспевая эту песню, он, бывало, рыдал.

Вот и еще:

«Великий Киданьский народ не погибнет. Он узнает народ Шамбалы. Он принесет очень старательно священные изображения и порядки государственные.

От белого камня он прочтет и позовет Ихе Бакшу рассказать слово Истины.

Как от великих костров, засияет надпись на камне. Что это идет? Отчего качается ковыль? Что же шествует?

Эрдени Мори сам идет. Эрдени Мори сам выступает. И люди не останутся в прежнем положении.

Что же светит поверх ковыля? Отчего стали светлыми обоны? Отчего засиял большой субурган?

Там, где прошел Эрдени Мори, там засветился ковыль. Там замолчали волки. И полетели кречеты очень быстро».

* * *

Издавна ходит Эрдени Мори, и светит его сокровище. На восходе и на закате солнца затихает все, значит, где-то проходит великий конь белый, несущий сокровище. Пока народы знают о суждением сокровище, они все же останутся на пути. Путь их, хотя бы и долгий и не обычный ¬неизбежен. Так же неизбежен, как служение совершенствования. Кому-то ¬сказки. А кому-то — быль. Кто-то убоится. А кто-то развернет страницы книги принесенной.

И голубиная книга с небес упала. И сокровище сверху пришло. И не сразу нашли мудрого для прочтения книги. И разные народы помнят об этих принесенных благовестях. И всем чернопегим невыносим Свет. Почему они так ощетинились? Ведь они ужасаются о себе самих, когда не прочли книги, когда отвернулись от Света. И, отвернувшись от Света малого, разве выдержат их глаза Свет Великий разогревшийся, Свет просиявший!

Менхе Тенгри!

Уж так широка пустыня Монгольская! Уж так необъятна степь! Уж так несчетны горы, холмы, гребни, буераки и складки, где захоронена слава!

Точно бы и пустынна ширь, а на склоне вырастет становище. Гляди, затемнели юрты, или нежданно выглянул белый-пребелый монастырь или субурган. Или засинело озерко.

Словно бы вымерла пустыня. Но скачут всадники в ярких кафтанах или в желтых курмах и красноверхих шапках. Серебром выложенные седла, не служили ли они и при Чингисе? Только где саадаки, колчаны? Где стрелы?

Где же и прочие живности? Но тянется темная черта каравана. Чернеют стада яков. Рассыпались табуны конские. Забелели на солнце отары баранов, а не то замелькали дзерены, мчась по холму. Или юркнул в нору тарбаган, или бурундук. Верблюды, волки, лисицы, зайцы, мало ли всякой живности…

И птиц точно бы нет. Только разве беркут чертит круги. Или запестрят в небе вороны или клушицы. Или жаворонок зальется. Или перепел вспорхнет. Или от воды потянут турпаны, гуси, утки, куличье всякое… Или вытянется из ковыля дрофа. Или замашут крылами журавли и цапли… Есть и птицы…

Откуда же молчанье твое, пустыня прекрасная? От высоты ли твоей? От необъятности? От чистоты голубого небесного купола, от великого Тенгри, милостивого к Чингису?

Ночью горят все звездные палаты. Сияют все чудные знаки. Открыта Книга Величия. За горою полыхнул луч света. Кто там? Там кто прошел? Не Эрдени Мори?

31 Марта 1935 г.

Пинцог Деделинг

«Врата в Будущее»

Легкие трудности

Особенно трудно бывает людям переменять условия быта. Невольно вспоминается древняя поговорка, что «старую мебель не следует передвигать». Но пословица мудро определяет, что не следует передвигать нечто старое. Значит, всякие трудности относительны лишь нашему сознанию. Действительно, очень часто люди говорят о трудностях, создав их в своем воображении и утвердив их предубежденным сознанием.

Городской житель, обуянный условностями городского комфорта, считает, что жизнь в шатрах или в юртах будет самым ужасным существованием. Если он с таким предрассудком попадет в условия степной жизни, то, конечно, он сам же и надстроит всякие ужасы. Если же он придет во всякие условия с представлением о том, что люди живут везде и условия жизни создают они сами, то и все миражи ужасов рассеются. Недаром дети, пока они еще не заразились условными суевериями, так стремятся к передвижению, к познаванию и легко приспособляются ко всевозможным условиям.

Кто знает, что, может быть, все переселения народов, созданные последствиями великой войны, — не что иное, как урок — испытание для обновления и расширения сознания. Вспоминаю, как одна просветленная высокодуховная женщина когда-то ужасалась, что неужели ей придется пробыть всю жизнь в благополучных городских условиях. Действительно, если представить себе, что все обитатели Земли дошли до маленького благополучия, то ведь в этой маленькой ограниченности будет заключаться великая опасность омертвления. И вот великий перст указал народам опять постранствовать, опять встряхнуться для восприятия обновленно-углубленных строительств.

За все эти годы всякому, видевшему многих людей, приходилось убеждаться в существовании двух определенных типов. Одни выплывали даже среди неимоверных опасностей. И не только выплывали, но и приносили посильную пользу окружающим. Несмотря на семейные и всякие имущественные положения, они оставались и бодрыми, и светлыми, и дружелюбными. Другой же тип даже и при посторонней помощи все же шел книзу. Не мог примириться с изменением условий и наименований. Не только считал себя несчастным, но и вносил то же серое, скучное несчастье среди окружающих.

Всякое передвижение для этих людей было уже каким-то наказанием свыше. Они не только не познавали новые местные условия, но погрязали лишь в неосновательных осуждениях всего для них непонятного. Одним из главных утешений для них оставалось взаимоосуждение и взаимоумаление, точно бы, умаляя кого-то, они надеялись тем возвыситься сами. Вместо того, чтобы научиться приспособиться, понять, сострадать и продвигаться, они предпочитали медленно погружаться на дно, как в старой украинской пословице: «Не трать, куме, силы напрасно, опускайся прямо на дно».

Такие явления, как мы видели за эти годы, не относились к какой-либо одной народности. Они были чисто международным явлением, из которого живые духом могли научаться в жизни преимуществам действенного оптимизма и ужасам невежественного пессимизма. Конечно, эти два основных типа человечества, один ведущий, преуспевающий, одухотворенный, а другой — омертвленный, невежественный, погрязающий, были всегда. Но годы особого мирового смущения лишь выявили их с особою четкостью.

Опытные воспитатели всегда понимали, что детей нельзя отрывать от природы, ибо лишь в ней они сохранят подвижность, находчивость и решимость. Мудрый врач всегда советовал горожанам держаться ближе к земле, и последствия таких мудрых жизненных советов мы видели часто. Всякие соколы, скауты, разведчики, костряки и другие здоровые сообщества, выводящие горожан в природу, явились одним из самых здоровых явлений последних лет. Все, что призывало к дружественному костру, у которого все должно было быть сделано самим, все это укрепляло дух. И не только все должно было быть сделано самим, но и все должно было быть обдумано в какой-то новой, а может быть, и лучшей мере.

Изобретательность должна быть упражняема. Кто знает, мог ли бы образоваться такой великан изобретательности, как Эдисон, если бы он оказался в маленьком городском благополучии. Каждый из нас видел много примеров, когда даже более или менее способные люди были заедаемы обстановкою пошлого благополучия. Помню, как один выдающийся педагог, выпуская в жизнь своих питомцев, говорил некоторым из них: «Жалею, что родители ваши богаты, как бы вы не попали в золотую клетку». А другим он говорил: «Не отягощает металл крылья ваши. Летите высоко и далеко».

Как бы в оправдание этих советов, вдруг