выходит. И внимательным надо быть. Надо смотреть, чтобы трамвайный билет тебе вместо банного не подсунули. А стараются. Скажешь ему: «Это трамвайный». Он лезет в карман, достает настоящий. А если я кину в копилку трамвайный билет, потом ее откроют и с меня высчитают. Так до двух рублей в месяц высчитывают.

Не то чтобы он жалуется или хочет, чтобы о его работе думали, что она труднее, чем на самом деле. Он говорит:

– Не то чтобы там что-то особенное, а бдительным надо быть. Надо все время иметь внимание. А мне это уже тяжело.

Он замолкает надолго. Говорит:

– М-да…

Когда он рассказывал о своей работе, о проделках клиентов, он впервые немного одушевился. Он не гневался, не улыбался, но голос его сделался живее, и паузы между фразами были не такими продолжительными. А теперь он опять погас. Я не поощряю его вопросами, а ему не хочется уходить. Он спрашивает:

– Так вы думаете, они не имеют права просто так сломать дом?

– Нет, – говорю я.

Он еще стоит, смотрит на пол, пробует ногой угибающуюся половицу и прощается:

– Пойду еще к соседям пользоваться слухами.