Скачать:PDFTXT
Поэмы и стихотворения

еще немного;

Нет, не противься, встать тебе не дам.

Хоть не к лицу мне, поучаю строго,

Чтоб вепря гнать ты расхотел бы сам.

И так и эдак, всячески толкую:

Любовь обдумает беду любую.

«На чем прервала речь я?» — «Ни на чем!

Пусти меня! — он молвит. — Вот все речи:

Проходит ночь». Она ему: «Что в том?» —

«Друзья, — он молвит, — ждут со мною встречи;

Во тьме легко упасть». Она в ответ:

«Чтоб видеть, нужен ли желанью свет?

«А если упадешь, так, несомненно,

Земля заставила тебя упасть,

Чтоб поцелуй сорвать: добычей ценной

Научены и честные украсть;

Диану губ твоих соблазн тревожит:

Поцеловав, обет нарушить может.

«Понятно, почему так ночь темна:

То Цинтия, [6 — Одно из наименований Дианы.] пристыжена, затмилась,

Пока природа не осуждена

За то, что, формы с неба скрав, потщилась

Тебя создать, как вызов небесам,

К стыду луне, и солнцу, и звездам.

«Подкуплены с тем Парки ею были,

Чтоб, дивный труд природы исказив,

Пороком совершенство осквернили,

Болезни с красотою совместив,

Ее подвергнув беспощадной власти

Безумных мук, бессмысленных несчастий.

«Горячки, лихорадки, буйный бред,

Отрава жизни, язва моровая,

Мозг иссушающий недуг, что вред

Приносит тяжкий, кровь разгорячая,

Отчаянье и скорбь природе мстят

За то, что так прекрасен ты на взгляд.

«Малейшая болезнь в борьбе неравной

Одолевает красоту тотчас;

И цвет и свет, все, чем еще недавно

Мог восхищаться беспристрастный глаз,

Мгновенно меркнет, гибнет, исчезает,

Как горный снег под знойным солнцем, тает.

«Наперекор Невинности скупой,

Монахини бесстрастью и весталки,

Желающим уменьшить род людской

И утвердить закон бесплодья жалкий, —

Ты щедрым будь: маяк в ночи горит,

И, в мир светя, он масла не щадит.

«Что плоть твоя? Не алчная ль могила,

Потомство поглотившая твое?

Оно бы рождено, конечно, было,

Не ввергни ты его в небытие.

Мир станет презирать тебя отныне:

Его надежду ты убил в гордыне.

«Так губишь ты себя в себе самом,

Зло — хуже всех междоусобных браней,

Убийства сына извергом-отцом,

Самоубийств и прочих злодеяний.

Ржа разъедает скрытый клад; дает

Деньгам расти свободный оборот».

Адонис молвил: «Ты опять к злосчастной

Вернулась теме, праздной и пустой!

Напрасно дан мой поцелуй; напрасно

С теченьем борешься; клянусь я тьмой,

Кормилицей желанья черноликой,

Ты опостылела мне речью дикой.

«Будь у тебя сто тысяч языков

И каждый превзойди язык твой льстивый,

Прельстительных не слышал бы я слов,

Чарующих, как песнь сирены лживой;

Знай, сердце чутко слух мне сторожит:

Фальшивый звук в него не залетит.

«Оно не даст гармонии обманной

Проникнуть в грудь мою, в мой мир смутив,

Отнять покой у сердца невозбранно,

Его в опочивальне истомив.

Оно не хочет, нет, стонать глубоко,

Но крепко спит, пока спит одиноко.

«В твоих речах чт_о_ не отверг бы я?

Порой мы к злу идем стезею гладкой;

Нет, не любовь, повадка лишь твоя

Всем раскрывать объятья — вот что гадко.

Иль это, чтоб потомство порождать?

Не странно ль в сводню разум обращать!

«Любовь на небо землю променяла,

Лишь сладострастье насыщать себя,

Под именем ее и видом, стало

Румяной красотой, ее губя,

Им опороченную, беспощадно,

Как зелень губят гусеницы жадно.

«Любовь — что солнце за дождем вослед;

Что буря вслед за солнцем — сладострастье.

Весна любви всегда свежа; расцвет

Погубит сластолюбия ненастье.

Любовь вся — правда; сладострастье — лжет;

Воздержна та; объевшись, это мрет.[7 — Сладострастие умирает от собственного избытка, от пресыщения.]

«Сказать бы больше мог я, но не смею:

Оратор молод, тема же стара.

С досадой в сердце, со стыдом немею

И ухожу в печали я, — пора.

Твоим речам распущенным внимая,

Пылают уши, грех мой выдавая».

Тут из прекрасных вырвался он рук,

К ее груди его прижавших нежно,

И устремился через темный луг,

Венеру бросив грустной безнадежно;

Как светлая звезда, упав с небес,

Так он в ночи из глаз ее исчез.

Она следит за ним, как с суши взоры

За другом уплывающим следят,

Пока валы, встающие, как горы,

До низких туч, его не поглотят.

Так беспощадно скрыла ночь глухая

Того, кто взор ей тешил, насыщая.

Потеряна, как если бы в поток

Вещь уронила ценности великой,

Как путник, — лишь погаснет огонек,

Ему светивший ночью в чаще дикой, —

Она лежала в темноте ночной,

Утратив светоч путеводный свой.

Себя по сердцу стала бить Венера,

И, стонами ее потрясена,

Окрест им вторит каждая пещера.

«Увы», — простонет двадцать раз она,

И эхо двадцать раз ответит стоном

На двадцать голосов и разным тоном.

Она, заметив это, начала

Песнь заунывную о том, как чудно

Любовь всех рабству, бреду предала, —

Умна в безумье, мудро-безрассудна.

Напев унылый переходит в стон,

И вторят отзвуки на разный тон.

Она поет всю ночь. Влюбленным мнится —

Часы бегут, хоть тянутся для них;

Что им приятно, то должно явиться —

Им кажется — утехой для других.

Неистощимы их повествованья;

Никто не слушает их окончанья.

Так ночь прошла средь праздных голосов,

Как паразиты, как в харчевне слуги,

Спешащих отклик дать на каждый зов,

Поддакивать и тешить всем досуги:

Лишь скажет «так» она, ей — «так» в ответ,

И повторили бы за нею «нет».

Покоем утомлен, с земли росистой

Вот жаворонок взвился и поет

И будит утро, с чьей груди сребристой

Во всем величье солнце восстает

И так на мир блистательно взирает,

Что кедры как бы золотом венчает.

Венера шлет ему такой привет:

«О, лучезарный бог той силы ясной,

В которой звезды почерпают свет,

Чтоб изливать сиянье так прекрасно,

Знай, сын здесь есть у матери земной:

Свет одолжить тебе он мог бы свой».

И в миртовую рощу поспешает,

Дивясь, что неизвестно ничего

О милом ей; и слух свой напрягает,

Чтоб звуки рога уловить его;

Вдруг, рога звучное заслышав пенье,

Она спешит на звуки в нетерпенье.

Кустарники целуют ей лицо,

За шею, на бегу ее, цепляясь;

Вкруг бедер обвивают, как кольцо;

Она ломает ветки, вырываясь.

Так лань с набухшим выменем спешит

К детенышу, что в чаще ею скрыт.

Вдруг, слыша визг собак, дрожит в тревоге

Венера так, как тот, кто б, увидав

Змею, свернувшуюся на дороге,

Отпрянул в ужасе, затрепетав.

Так визг испуганный собак в смятенье

Приводит чувства, дух ее в смущенье.

Теперь ей ясно: то не слабый враг,

Но грозный лев, медведь иль вепрь ужасный;

Ведь голоса встревоженных собак

Звучат все там же, словно в бой опасный

Страшась вступить, удар врагу нанесть, —

Друг другу псы ту уступают честь.

Зловещий звук, звеня в ушах уныло,

В нее проник, ей сердце поразив;

Оно в смятенье, в ужасе застыло,

Все тело слабостью оледенив;

Лишь в плен начальники бывают взяты,

Бегут позорно от врага солдаты.

Она стояла так, потрясена,

Пока не успокоила немного

Смятенных чувств, решив, что внушена

Воображеньем ложная тревога;

Им дрожь и страх унять она велит;

И видит вдруг — пред нею вепрь стоит.

Все в алых пятнах вспененное рыло, —

Как если б с молоком смешалась кровь, —

Вторично страх по жилам ей разлило

И обезумевшую гонит вновь:

Она бросается вперед и снова

Назад, чтоб вепря отчитать сурово.

И тысячей тревог увлечена

И тысячу меняя направлений,

Стремительна, медлительна она,

Как тот, кто пьян и, полн соображений,

Не может ничего сообразить;

За все хватается, чтоб все забыть.

Вот, видит, пес в кустах лежит; Венера

Его спросила, где хозяин их;

Другой зализывает рану, — мера

Действительней от яда всех других;

А третий, что понурился уныло,

Ответил воем, лишь она спросила.

Когда же смолк зловещий вопль, — второй,

Весь черный, плакальщик взывает хмуро;

За ним другие поднимают вой,

Столь гордые хвосты поджав понуро

И тяжко встряхивая вновь и вновь

Ушами, расцарапанными в кровь.

Как смертные смущаются, взирая

На знаменья, виденья, чудеса,

Со страхом в их зловещий смысл вникая,

Так и она, лишь вой раздался пса,

Смутилась, внемля мрачным предвещаньям,

И к Смерти так воззвала со стенаньем:

«Тиранка безобразная, скелет,

Разлучница (так Смерть она хулила),

Оскалившийся призрак, — в том расцвет

И красоты и жизни ты сгубила,

Чья прелесть розе образцом была,

С чьих уст фиалка аромат пила.

«Он умер, — нет, ты не могла, такими

Любуясь прелестями, их сгубить;

Да, ты могла: глазницами пустыми

Не видишь ты, куда тебе разить:

Ты целишь в старика, но по ошибке

Стрела пронзает грудь младенца в зыбке.

«Предупрежденный о беде тобой,

Заговори он, — где твоя вся сила!

За свой удар ты проклята судьбой:

Ты вместо плевела цветок скосила.

Стрелой Любви он должен быть пронзен,

Не Смерти черною стрелой сражен.

«Зачем тебе, чтоб все мы слезы лили, —

Ты пьешь их? Тяжкий стон тебе к чему?

Зачем глаза, что видеть всех учили,

Ты, Смерть, закрыла в вечном сне ему?

Сгубив Природы лучшее творенье,

Не страх ты ей внушаешь, но презренье».

Не одолев отчаянье свое,

Она сомкнула веки; и сдержали

Они, как шлюзы, струи слез ее,

Что в русло нежное груди стекали;

Но серебристый дождь сквозь них проник,

Стремительным ручьем раскрыл их вмиг.

Как слезы и глаза обмен свершают!

В тех эти видны, в этих те блестят;

Они взаимно горесть отражают,

А горесть вздохи осушить спешат;

Как в бурю сменят вихрь дождя потоки, —

Ей вздох осушит, слезы смочат щеки.

Ей множат скорбь немало мук иных,

На первенство оспаривая право,

И так терзает каждая из них,

Что кажется, в ней — главная отрава.

Но все равны; и вот они толпой

Собрались все, как тучи пред грозой.

Вдруг слышит клич Венера отдаленный;

Нет, никогда не радовала так

Ребенка песнь кормилицы бессонной:

Надежды звук рассеет мыслей мрак.

В ней оживает радость, оживляя

И голосом любимым обольщая.

И отливают слезы вспять тотчас,

В глазах, как жемчуг в хрустале, блистая;

А ту, что скатится порой из глаз,

Щека вберет, омыть ей не давая

Нечистый лик земли, что лишь пьяна,

Хоть кажется затопленной она.

Так недоверчива, так легковерна,

Как странно ты, Любовь, сотворена!

Печаль и радость, все в тебе чрезмерно;

В отчаянье, в надежде ты смешна:

Мечтою лживой эта обольщает,

Правдоподобной мыслью то сражает.

Чт_о_ ткала, распустить она спешит:

Адонис жив, и Смерть пред ней безвинна.

Венера Смерти ненавистной льстит:

То не она дерзила ей бесчинно;

Зовет ее царицею могил,

Цариц могилой, высшею из сил.

«Нет, нет, — богиня молвит, — это шутка;

Смерть милая, прости меня, поверь, —

Лишь появился вепрь, мне стало жутко:

Не знает жалости свирепый зверь.

И, признаюсь, я стала, призрак чтимый

Тебя бранить, страшась, что мертв любимый.

«Но это вепрь мне подстрекнул язык;

Отмсти ему, невидимая сила:

Негодный, он — твой главный клеветник,

Я лишь орудием ему служила:

Чтоб править скорби языком двойным,

Нам мало обладать умом одним».

Так гонит прочь Венера подозренье

В надежде, что Адонис невредим,

И к Смерти подольщается в смиренье,

Чтоб красота расцвесть успела с ним;

О статуях толкует, мавзолеях,

Ее победах, славе и трофеях

И говорит: «Юпитер! Затужив,

Как малодушно я, как безрассудно

Оплакивала смерть того, кто жив

И должен жить, пока земля безлюдной

Не станет вновь: с ним красота умрет,

А смерть ее ночь хаоса вернет.

«Стыдись, Любовь: ворами окруженный

И ценный груз несущий трусит так;

Твоими чувствами не подтвержденный

Тебя смутить какой-то мог пустяк».

Тут слышит звук она веселый рога

У вот уж мчится, — где ее тревога!

Как сокол на приманку, так она

Летит, легка, травы не приминая;

И видит — диким вепрем сражена

Ее отрада, столь ей дорогая.

Глаза Венеры, смертных полны мук.

Как звезды к утру, закатились вдруг;

Иль как улитки, тронь лишь рожки, живо

В отверстья раковин вползают вспять

И долго прячутся там боязливо.

Страшась наружу выползти опять, —

Так скрылись в темных впадинах глубоко

Глаза, картиной тронуты жестокой.

Там предоставили они свой свет

Ее уму, смущенному виденьем;

Укрыться в ночь он им дает совет,

Чтоб сердце ей не уязвляли зреньем.

Оно, как царь, чей пошатнулся трон:

Их донесенья в нем рождают стон.

И все трепещет вкруг, ему внимая;

Как вихрь, что в недрах заключен земных,

Наружу рвется, землю сотрясая,

И поражает ужасом живых,

Все тело ей смятенье охватило,

Глаза на мрачном ложе пробудило.

Они, раскрывшись, проливают свет

На бок Адониса, что взрыт клыками;

Окрашен в пурпур снежный тела цвет

Из раны источенными слезами;

И каждый листик и цветок их пьет

И как бы кровь свою по капле льет.

Венера видит скорби проявленье

И, голову свою к плечу склонив,

Безмолвно страждет, бредит в исступленье:

Он умереть не может, нет, он жив.

Ей голос изменил, глаза сердиты

На то, что слезы ими все излиты.

На рану пристально она глядит

И видит три, как кажется ей, раны;

Свой помраченный взор

Скачать:PDFTXT

Поэмы и стихотворения Шекспир читать, Поэмы и стихотворения Шекспир читать бесплатно, Поэмы и стихотворения Шекспир читать онлайн