Скачать:PDFTXT
Поэмы и стихотворения

нем чувства онемели

Там, где глаза пресыщены едой?

Кто не дерзнет и хилою рукою

Вздуть пламя в печке зимнею порою?

Позволь коня мне, мальчик мой, простить!

Вот у кого бы надо поучиться

Бездумно наслаждения ловить,

Он нам теперь в наставники годится!

Учись любить, не труден ведь урок,

Усвоенный, тебе пойдет он впрок».

Он говорит: «Любви ловить не буду,

Она не вепрь, чтоб гнаться мне за ней…

Мой долг велик, но брать не стану ссуду,

Держаться дальше от любви — верней!

Я слышал, что она лишь дух бесплотный,

И смех, и слезы — все в ней мимолетно.

Кто в платье неготовом выйти б мог?

Кто нерасцветший лепесток срывает?

Лишь тронь неосторожно — и росток,

Едва взошедший, быстро увядает.

И если жеребенок запряжен,

То быстро в клячу превратится он.

Ты же мне руку вывихнешь… Не надо!

Расстанемся — не время для бесед…

Сними же с сердца моего осаду

И знай: надежды на победу нет!

Брось клятвы, лесть, притворные печали,

Там не пробьешь, где сердце тверже стали».

Она в ответ: «Ты смеешь возражать?

О, лучше б ты был нем иль я глухая…

Сирены голос губит нас опять,

Терзалась я, теперь изнемогаю.

Нестройных звуков полный, твой хорал

Для сердца жгучей раной прозвучал.

Будь я слепой, то уши бы пленялись

Невидимой и скрытой красотой, —

Будь я глухой, все атомы бы рвались

К тебе, к тебе, к слиянию с тобой…

Без глаз, ушей, без слуха и без зренья,

Я радость бы нашла в прикосновенье.

А если бы я даже не могла

Ни видеть, ни внимать, ни трогать нежно,

То я бы в обонянии нашла

Возможность волю дать любви безбрежной…

Твой облик излучает аромат,

В нем как бы вновь огни любви горят,

Но вкусу пир ты дал бы бесконечный,

Ты, четырех главнейших чувств исток!

Они тогда бы наслаждались вечно,

Поставив Подозренье на порог,

Чтоб Ревности угрюмой появленье

Не портило бы пир и наслажденье».

Открылся вновь рубиновый портал,

Чтоб нежно речь струилась, а не с гневом,

Но пурпур зорь извечно предвещал

Крушенье — моряку, грозу — посевам,

Скорбь — пастухам, беду — для малых птиц,

Для стада — вихрь и отблески зарниц.

Зловещий этот знак ее печалит:

Так ветер вдруг замрет перед грозой,

Так волк, рычать готовый, зубы скалит,

Так брызнет сок из ягоды тугой, —

Как из ружья полет смертельной пули,

Слова непрозвучавшие резнули.

Ее сражает сразу грозный взгляд,

Он и убьет любовь и воскрешает:

Улыбке каждый после гнева рад,

И нищего любовь обогащает.

А глупый мальчуган ей щеки трет,

Вот-вот опять румянец в них мелькнет,

И он уже забыл все то, что было,

Забыл, что собирался укорять…

Любовь уловкой горе отдалила:

Как ум хитер — в беде ее спасать!

Она в траве недвижно замирает —

Пусть он ей жизнь дыханьем возвращает!

Он жмет ей нос, и ловит сердца звук,

Сгибает пальцы, видя: плохо дело!

На губы дышит ей… Как нежный друг,

Исправить вред готов, и вдруг он смело

Ее целует! Ей теперь не встать,

Она согласна вечно так лежать.

Ночь грустную теперь заря сменяет,

Два голубых окна открыты в день

Так солнце утром землю оживляет,

Приветным взором разгоняя тень,

Деля сиянье славы с небесами, —

Так и лицо озарено глазами.

Лицо его, как пламя, жгут лучи,

Как будто там сияющими стали.

Не будь нахмурен он, тогда в ночи

Четыре факела бы заблистали,

А взор ее хрустальною слезой

Мерцает, как луна в волне ночной.

Она твердит: «В огне иль в океане

Я гибну, в небесах иль на земле?

Что мне отнынежизнь иль смерть желанней?

Который час? Рассвет иль ночь во мгле?

Была жива — и жизнь, как смерть, томила,

Теперь мертва — и смерть мне стала милой.

Убил уж раз меня! Убей же вновь!

Ведь злое сердце взор твой научило

С презреньем оттолкнуть мою любовь

И сердце бедное мое убило.

В мои глаза вошла бы темнота,

Когда б твои не сжалились уста.

Пусть поцелуй целебный долго длится!

Пусть пурпур губ не блекнет никогда!

Пусть свежесть в них навеки сохранится,

Чтоб гибель им не принесли года!

Пусть скажет звездочет, нам смерть вешая:

Твоим дыханьем сдута язва злая.

О, чистых губ мне наложи печать!

Какую сделку заключить должна я?

Себя теперь готова я продать,

А ты внесешь мне плату, покупая.

И чтоб покупку увенчать верней,

Печатью мне уста замкни скорей.

Пусть щедрым ливнем льются поцелуи,

Плати по одному, не торопясь.

Ведь десять сотен только и прошу я,

Они мелькнут, быстрее слов промчась.

Смотри, за неуплату долг удвою,

И двадцать сотен для тебя — пустое!»

«Царица, — он промолвил, — объясни

Незрелостью все ухищренья эти.

Я юн, меня к познанью не мани, —

Рыбак мальков швыряет прочь из сети.

Созрев, сорвется слива; но она

Кисла на вкус, покуда зелена.

Взгляни: целитель мира, утомленный,

На западе кончает путь дневной.

Кричит сова, предвестник ночи сонной,

В загоне — овцы, в гнездах — пташек рой.

Слой черных туч, окутав небо тьмою,

Зовет и нас к разлуке и покою.

Давай друг другу мы шепнем: «Прощай!»

Скажи — и ты дождешься поцелуя!»

Она, сказав, как будто входит в рай

И платы ждет, мечтая и ликуя…

И обняла любимого потом,

Прильнув к лицу пылающим лицом,

Пока он, ослабев, не отрывает

Небесной влагой напоенный рот…

Он сладостью ей губы обжигает,

Но жажда их все яростнее жжет.

Они, друзья и недруги желанья,

Вновь падают на землю без дыханья.

Теперь желанье, жертвой завладев,

Ее, как хищник, жадно пожирает…

Ее уста — как воин, впавший в гнев,

Его уста — как пленник, замирают.

Она их пьет как коршун, груб и дик,

Пока не осушает весь родник.

Она в слепом неистовстве бушует,

Вдруг ощутив всю сладость грабежа, —

В ней страсть с безумством ярости ликует,

Лицо горит, вся кровь кипит… Дрожа,

Она в забвенье отшвырнула разум,

И стыд, и честь — все умолкает разом.

В объятьях цепких, слаб и распален,

Как ставшая ручною в клетке птица,

Иль как олень, что бегом утомлен,

Иль как дитя, что ласке покорится,

Он ей сдается, не вступая в бой,

А ей желанен счастья миг любой!

Малейшему давленью уступает

Застывший воск, когда огнем нагрет,

Отвага никаких преград не знает,

Особенно в любви границ ей нет…

И страсть не отступает боязливо,

Чем цель трудней, тем яростней порывы.

Ей не пришлось бы нектар губ впивать,

Смутись она его суровым взором…

С шипами вместе розу надо рвать,

Влюбленный должен быть глухим к укорам.

Будь красота под тысячей замков,

Любовь пробьется к ней в конце концов.

Ей жалость отпустить его внушает,

Несчастный молит дать ему уйти

И вот она его освобождает

И даже говорит ему: «Прости!» —

Хоть луком Купидона и клянется,

Что он над сердцем властен остается.

«Мой милый, эту ночь я проведу

В бессонной, — говорит она, — печали…

Скажи мне, где и как тебя найду?

На завтра встречу мы не назначали?»

А он ей: завтра встреча не нужна,

С друзьями он идет на кабана.

«Кабан!» — Вдруг бледность щеки покрывает,

Как будто бы над розой полотно

Хоть ею тайный страх овладевает,

Она к нему прильнула все равно.

Упали оба — тут и он забылся

И прямо на живот к ней повалился.

Для жаркой схватки на коне боец,

Теперь любви арена перед нею…

Когда же в бой он вступит наконец?

Но тают жалкие мечты, тускнея;

Таких и сам Тантал не ведал бед:

В Элизиум вошла — а счастья нет!

Вот птицы видят гроздья на картине,

Их так пленяет этот виноград,

Что ягоды клюют и на холстине…

Так и ее желания томят.

Желаний пыл невспыхнувший царица

Зажечь в нем поцелуями стремится.

Напрасен труд, царица красоты,

Испробовано все, что достижимо…

Иных наград заслуживаешь ты:

Сама Любовь… в любви… и нелюбима!

«Стыдись, — он говорит, — ты жмешь, пусти,

И эти приставанья прекрати!»

«Когда б о вепре ты не заикнулся,

Давно бы ты ушел, — в ответ она, —

А вдруг метнул копье да промахнулся?

Ну где же осторожность тут видна?

Опасен хищник острыми клыками,

Так мясники орудуют ножами.

Щетину игл — угрозу для врагов —

Он тащит на спине горбатой, взрытой,

Он мордой рыть могилы всем готов,

Глаза, как светляки, блестят сердито…

Он в ярости сметает всє с пути,

И трудно от клыков его уйти.

Его бока защищены щетиной,

И надо их сперва пронзить копьем…

А к толстой шее путь для лезвий длинный,

Он в бешенстве сразится и со львом.

Пред ним кустарник в страхе сторонится,

Когда стремглав он через дебри мчится.

Тебя ему сгубить совсем не жаль,

И облик твой, моей любви блаженство,

И нежность рук, и губ, и глаз хрусталь —

Все изумительное совершенство!

Но, одолев тебя (вот ужас в чем!),

Как луг, всю прелесть взроет он потом.

Пусть в мерзостной берлоге он таится…

Что делать красоте с врагом лихим?

К опасностям не должно нам стремиться,

Здесь друга нам совет необходим.

Во мне — чуть уши это услыхали —

От страха все поджилки задрожали.

Ты видел, как в глазах зажегся страх?

Заметил, как лицо мое бледнеет?

Ты лег на грудь мне, ты в моих руках,

И я без чувств, и все во мне немеет…

Но сердца беспокойный, шаткий бой

Как гул землетрясенья под тобой.

Там, где царит Любовь, там Ревность злая

Стоит, как верный часовой, пред ней,

Тревогу бьет, мятеж подозревая,

И в мирный час зовет: «Убей! Убей!»

Она любовь от страсти отвлекает,

Так ветер и вода огонь сбивают.

Червяк, любви грызущий вешний цвет,

Лазутчик этот всюду тайно вьется,

Мешая правду счастья с ложью бед…

Он Ревностью уж издавна зовется.

Стучит он в сердце, в ухо шепчет мне.

Что смерть любимого страшна вдвойне.

Он страшный облик вепря представляет

Разительно испуганным глазам,

И, весь в крови, твой образ возникает,

Поверженный, как жертва злым клыкам.

К цветов подножью кровь твоя струится,

И грустно ряд стеблей к земле ложится.

А что со мною станется тогда,

Раз и теперь дрожу я от волненья?

Одна лишь мысль для сердца уж беда,

А страх ему внушает дар прозренья.

Знай, что тебе погибель суждена,

Когда ты завтра встретишь кабана.

Уж если так увлекся ты охотой,

За робким быстрым зайцем устремись,

Иль за лисою в чащи и болота,

Иль за пугливой ланью ты помчись!

Но там трави одних лишь кротких тварей

Со сворой псов в охотничьем угаре.

Заметь, когда, спасаясь от беды,

Мелькают ушки зайчика косого,

То он, запутывая все следы,

Быстрее ветра мчится прочь, и снова

В любые норки он юркнуть готов,

Как в лабиринт, чтоб обмануть врагов.

Порой в толпу овец он ускользает,

Их запахом обманывая псов,

Порою в норку кролика влетает,

Чтоб смолкнул гул собачьих голосов,

Иль спрячется в стадах оленьих ловко:

Для всяких бедствий есть своя уловка.

Собак разгоряченных он смутит

Там, где с другими запах свой смешает, —

Но вскоре вновь его обман открыт,

Их звонкий лай на миг лишь замолкает.

Завоют псы, а эхо им в ответ:

Как бы и в небе ловят зверя след.

Стоит зайчонок бедный у пригорка

На задних лапках, обратившись в слух,

Он за врагами наблюдает зорко,

К заливчатому лаю он не глух.

В тоске больного он напоминает,

Что звону похоронному внимает.

Ты видишь, он, запутывая путь,

Зигзагами летит, в росе купаясь,

Царапая себе шипами грудь,

Любых теней и шорохов пугаясь.

Топтать смиренных ведь готов любой,

А кто поможет справиться с бедой?

Лежи спокойно и послушай дало…

Не рвись, ведь все равно тебе не встать!

Я от охоты отучу едва ли,

Хоть мне пришлось мораль тебе читать.

Легко найду я нужные сравненья,

Чтоб как-то дать страданьям объясненье.

Что я сказать хотела?» — «Все равно, —

Прервал он, — все давно об этом знают.

Уж ночь, темно…». — «Так что же, что темно?»

«Меня друзья давно уж ожидают,

И я, бредя во тьме, могу упасть».

В ответ она: «Во тьме лишь зорче страсть.

А упадешь, то знай: земля, наверно,

К тебе в любви пытается прильнуть

Сокровища на всех влияют скверно,

Влекут и честных на преступный путь.

От губ твоих спешит Диана скрыться,

Чтоб поцелуем ей не соблазниться.

Теперь причина темноты ясна:

Стыдясь, луна свои лучи застлала,

Пока природа не осуждена

За то, что красоту с небес украла

И воплотила в облике твоем,

Чтоб в ночь затмить луну и солнце — днем.

Луна

Скачать:PDFTXT

Поэмы и стихотворения Шекспир читать, Поэмы и стихотворения Шекспир читать бесплатно, Поэмы и стихотворения Шекспир читать онлайн