Капроновая елочка. Василий Макарович Шукшин
Двое стояли на тракте, ждали попутную машину. А машин не было. Час назад проехали две груженые — не остановились. И больше не было. А через восемь часов — Новый год.
Двое, отвернувшись от ветра, топтались на месте, хлопали рукавицами… Было морозно.
— Кхах!.. Не могу больше, — сказал один. — Айда греться, ну ее к черту все. Что теперь, подыхать, что ли?
Метрах в двухстах была чайная, туда они и направились.
Впереди, припадая на одну ногу, шагал тот, который предложил идти греться. При своей хромоте он шел как-то очень аккуратно, ловко, ладно. Следом, заложив руки за спину, вышагивал мужик метра в два с лишним. Шагавший впереди то и дело оглядывался на тракт; второй сосредоточенно смотрел себе под ноги. Оба были из одной деревни, из Буланова, оба утром приехали в город по своим делам и договорились вместе уехать. Тот, что пониже, работал кладовщиком в Булановской РТС, другой — кузнецом в той же РТС. Кладовщика звали Павлом. Большого мужика — Федором.
— Я думаю, их совсем седня не будет, — сказал Павел. — Под Новый год ни один дурак никуда не поедет.
Федор промолчал.
Павел прошел к стойке. Федор для приличия обмахнул рукавицей валенки и тоже прошел к стойке.
— Налей по сто пятьдесят, — сказал Павел.
— Все еще не уехали? — без всякого интереса спросила буфетчица. (Они уже разок приходили греться.)
— Не уехали. Новый год с тобой встречать будем. Согласная? — поинтересовался Павел.
Молодая толстая буфетчица налила два по сто пятьдесят, отрезала два куска хлеба и только после этого ответила:
— Много таких желающих найдется.
Павел сдвинул шапку на затылок, весело посмотрел на буфетчицу, сказал неопределенно:
— Да-а…
Выпили. Присели к столику, молча ели хлеб, макая его в солонку.
Вошел еще один посетитель, представительный мужчина в козлиной дохе, в новых негнущихся валенках, в папахе.
Сказал громко:
— С приближающимся! — У него, видно, было хорошее настроение.
Никто ему не ответил.
Мужчина подошел к стойке, расстегнул доху.
— Сто грамм, голубушка, и чего-нибудь… — вытянул шею, разглядывая полки. — Чего-нибудь на зубок.
Павел толкнул коленом Федора, показал глазами на представительного мужчину. Федор кивнул. Этого человека они знали. Жила в их деревне одинокая вдова Нюра Чалова, добрая, приветливая баба. И вот этот самый человек ездил к ней из города по праздникам и в выходные дни. В городе у него была семья, дети, двое, кажется. Нюра знала это, но почему-то отказать не могла — принимала. Все жалели Нюру, а этого гуся осуждали.
Мужчина выпил водку, смачно крякнул и подсел с бутербродом к столику.
— Мгм.
— Нету машин?
— Мгм, — односложно отвечал Павел, в упор разглядывая мужчину.
— А что делать?
— ???
— Черт… Мне надо срочно в Буланово добраться. Что же делать-то?
Павел, продолжая нескромно разглядывать ухажера, спросил:
— Что, живешь там?
— Да нет… — Мужчине стало жарко, он приспустил с плеч доху. Павел увидел у него во внутренних карманах две бутылки водки. — В гости еду.
— Понятно, — значительно сказал Павел.
— Как же добираться-то будем? — сокрушался мужчина. — А вам не в Буланово?
— Пешком, — решительно сказал Павел, отвлекаясь от ухажера. — Я думаю, надо идти, Федор. А то прокукуем тут… А?
Федор задумчиво жевал.
— Вы тоже в Буланово? — еще раз спросил мужчина. Опять ему не ответили.
— Пойдем бором, часа через четыре дома будем. Дорогу я знаю.
— Сколько километров? — все пытался влезть в разговор мужчина. И опять на него не обратили внимания.
— Как, Федор?
— Пошли. — Федор поднялся.
— Так вы тоже в Буланово? Или куда?
— В Буланово, — сердито ответил Павел.
— Черт возьми совсем! — Мужчина потрогал в раздумье гладко выбритый, круглый, как пятка, подбородок. — Что же делать-то? Совсем не идут машины?
— Попробуй подожди, может, тебе повезет.
Павел с Федором пошли из чайной. Мужчина смотрел им вслед тоскливым взглядом.
— К Нюрке опять собрался, — сказал Павел, когда вышли на улицу. — Водка в карманах… Гад.
Федор сплюнул на снег, надвинул поглубже шапку.
— Всыпать разок хорошенько — перестанет ходить, — сказал он. Помолчал и добавил: — Нюрку только жалко.
— Она тоже хороша!.. Знает же, что у него семья, дети!..
— Та-а… чо ты ее осуждаешь? Ихное дело… слабые они. А он, видно, приласкал.
Отошли от чайной далеко уже, когда услышали сзади возглас:
— Э-э!
Их догонял ухажер.
— Ты глянь! — изумился Павел. — Идти хочет.
Федор ничего не сказал и не сбавил шага.
— Пошли!.. Иду с вами! — объявил ухажер таким тоном, точно он кого-то очень обрадовал этим своим решением.
Пошли втроем.
Окраина городка точно вымерла. Злой ветер загнал все живое под крыши, к камелькам. Под ногами путников громко взыкала мерзлая дорога.
— Я седня на заводе разговор слыхал: в девятьсот восьмом году не метеор в тайгу упал, а люди какие-то к нам прилетали. С другой планеты, — заговорил Павел, обращаясь к Федору.
— Ерунда все это, — авторитетно заявил ухажер. — Фантазия.
— Что-то у них испортилось, и произошел взрыв — малость не долетели, — продолжал Павел, не обращая внимания на замечания ухажера. — Как считаешь, Федор?
— А я откуда знаю?
— По-моему, люди были, — сам с собой стал рассуждать Павел. — Что-нибудь не рассчитали… Могло горючего не хватить.
— Сказки, — уверенно сказал ухажер. — Народу лишь бы поболтать, выдумывают всякие теории.
Павел обернулся к нему.
— Есть поумнее нас с тобой. Понял?
Ухажер не понял.
— Ну и что?
— А то, что не надо зря вякать. «Сказки»…
Ухажер, глядя сверху на Павла, снисходительно усмехнулся.
— Верь, верь, мне-то что.
— Каждый из себя ученого корчит… — Павел сердито высморкался. — Расплодилось ученых: в собаку кинь — в ученого попадешь.
Ухажер опять усмехнулся и посмотрел на Федора. И ничего не сказал. Замолчали. Под ногами тонко пела дорога: взык-взык, взык-взык… Ветер маленько поослаб.
Вышли за город. Остановились закурить.
— Теперь так: этот лесок пройдем, спустимся в лог, пройдем логом — ферма Светлоозерская будет. От той фермы дорога повернет вправо, к реке… Там пасека попадется. А там километров шесть — и Буланово, — объяснил Павел.
Пошли.
— А ты чего в городе делаешь? — спросил вдруг Федор, оглянувшись на ухажера.
— Как?
— Где работаешь-то?
— А? По снабжению. — Ухажер расправил плечи, весело посмотрел вперед. Положительно у него были хороши дела. Он радовался предстоящей встрече.
— Воруешь? — поинтересовался Павел.
— Зачем? — Снабженец не обиделся. — Кто ворует, тот в тюрьме сидит. А я, как видишь, вольный человек.
— Значит, умеешь.
— А к кому в гости идешь? — опять спросил Федор.
Снабженец ответил не сразу и неохотно.
— Так… к знакомым.
— Сколько ты, интересно, получаешь в месяц? — Павла взволновал вопрос: ворует этот человек или нет?
— Девятьсот восемьдесят. По-старому конечно.
— А семья какая?
— Четверо со мной.
— Жена работает?
— Нет.
— Давай считать, — зловеще сказал Павел. — Двое ребятешек — обуть, одеть: пару сот уходит в месяц? Уходит. Жена… тоже небось принарядиться любит: клади две сотни, а то и три. Пятьсот? Себе одеться — двести. Семьсот?.. А то и все девятьсот: выпить тоже, как видно, не за ворот льешь. Так? На пропитанье клади пять-шесть сот — сколько выходит? А ты одет-то вон как — одна доха небось тыщи две с половиной…
— Две семьсот, — не без гордости поправил снабженец.
— Вот!
— Уметь надо жить, дорогой товарищ. А это последнее дело: увидел, что человек хорошо живет, — значит, ворует. Легче всего так рассуждать.
— А где же ты берешь-то?!
— Уметь надо, я говорю. И без воровства умные люди крепко живут. Голову надо иметь на плечах.
Павел махнул рукой. И замолчал.
Прошли лесок. Остановились еще закурить. — Половинку прошли, — сказал довольный Павел и похлопал себя руками по бокам. — Счас там пельмешки заворачивают!.. Водочка в сенцах стоит, зараза. С морозца-то так оно это дело пойдет! Люблю празднички, грешная душа.
— А чего ты без жены в гости поехал? — спросил Федор, глядя на снабженца спокойно и презрительно.
Тот нехорошо прищурился, окинул громадного Федора оценивающим взглядом, сказал резко:
— А твое-то какое дело? — Он, видно, стал догадываться, куда клонит Федор. — Что тебе до моей жены?
Федор и Павел удивленно посмотрели на своего попутчика: как-то он очень уж просто и глупо разозлился. Павел качнул головой.
— Не глянется.
— Мне до твоей жены нету, конечно, дела, — вяло согласился Федор. — Интересно просто.
Пошли дальше.
Прошли еще километра три-четыре, прошли лог, свернули вправо.
Стало быстро темнеть. И вместе с темнотой неожиданно потеплело. Небо заволоклось низкими тучами. Подозрительно тихо сделалось.
— Чувствуете, товарищи? — встревоженно сказал снабженец.
— Чувствуем! — насмешливо откликнулся Павел; они с Федором шли впереди.
Еще прошли немного.
Федор остановился, выплюнул на снег окурок, спокойно, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Счас дунет.
— Твою мать-то, — заругался снабженец и оглянулся кругом — было совсем темно. И все та же зловещая давила тишина.
— Успеем, — сказал Павел. — Поднажмем малость.
Федор двинулся вперед. За ним — Павел и снабженец.
— А если не успеем? — спросил снабженец. — А?
— Отстань, ну тя! — обозлился Павел. — Трухнул уже?
Пошел снег. Поначалу сыпал сухой и мелкий, потом повалил густо, хлопьями. Все пространство от земли до неба наполнилось тихим шорохом.
Так продолжалось недолго. Стал дергать нехолодный ветер, и с каждым разом порывы его крепчали.
Через десять минут вверху загудело.
— Так, — сказал снабженец, останавливаясь. Но оба его спутника молча продолжали идти вперед. Снабженец догнал их.
Ветер сперва кружил: то в спину толкал, то с боков. Потом наладился встречный — в лоб. В ушах засвистело, в лицо полетели тысячи маленьких холодных пуль.
Дорогу перемело; ноги то и дело вязли в сугробе. Павел раза три отбегал в сторону, пропадая во тьме. Появлялся и кричал бодро:
— Верно идем!
А идти становилось все труднее. Ветер ревел, бил людей холодными мокрыми ладонями, пытался свалить с ног. Вверху нечто безобразно огромное, сорвавшееся с цепей, бесновалось, рыдало, выло…
Снабженец путался в длинной дохе, падал. Один раз упал и потерял рукавицу.
— Э-э! — заорал он, ползая в снегу — Подождите!
К нему подошел Федор. Долго вместе искали рукавицу. Нашли. Федор помог снабженцу подняться.
Павел топтался на снегу кругами — хотел понять: на дороге они или сбились.
— Где же пасека-то твоя?! — не скрывая раздражения, крикнул снабженец.
— Будет и пасека! Все будет… — ответил Павел. — Терпение! — Он надолго пропал в темноте.
Федор и снабженец стояли рядом, спинами к ветру.
— Трепач он, — сказал снабженец.
Федор повернул к нему голову.
— Я говорю, сбился он! — повторил снабженец.
Федор промолчал.