Он знал это.

Неожиданно рядом появился Павел.

— Так, братики!.. — Он коротко и невесело хохотнул. — Маленько того… заблудились!

— Как? — спросил снабженец.

— Но я направление примерно знаю. Надо идти.

— Как заблудились?! — опять спросил снабженец.

— «Как! Как!» — озверел Павел. — Пасека должна быть, а ее нету, вот как! Заладил, блохастый!

— Ты что, смеешься, что ли?

— Пошли! — скомандовал Павел. — Главное, идти, не стоять. Я направление знаю: на ветер надо идти.

Федор послушно двинулся вперед — на ветер.

— Да куда идти?! Куда идти?! — перекрывая вой ветра, заорал снабженец. — Вы что, маленькие, что ли?!

Ему не ответили. Двое удалялись от него. Он догнал их, схватился за полушубок Федора, быстро заговорил:

— Надо счас в снег зарыться, переждать!.. Я слышал, так делают. Мы же пропадем иначе. Выбьемся из сил и пропадем! Он же не знает, куда идти!..

Федор, не оборачиваясь, крикнул:

— Ничо, шагай!

С полчаса медленно, с отчаянным злым упорством шли навстречу ветру, проваливаясь по колено в снег.

Ветер неистовствовал.

Павел остановился наконец, долго соображал, бессмысленно вглядываясь в ревущую тьму.

— Ну?! — крикнул Федор.

— Придется выходить на тракт. На деревню можем не попасть — ни черта не видно! Сворачиваем! — распорядился он.

— Сволочь! — громко сказал снабженец.

Это услышали; Павел повернулся и пошел было к нему, но Федор подтолкнул его вперед.

— Дерьмо собачье, — проворчал Павел.

Опять трое, перегнувшись пополам, медленно побрели по целику. Ветер теперь бил слева. Еще прошло какое-то время.

— Я больше не могу! — заявил снабженец. — Все!

Остановились.

— Как это не можешь? — спросил Павел.

— Не могу! Ясно?.. — Снабженец глотнул ветра, закашлялся. — Надо же… кха-кха-кха!.. Надо ж понимать, идиоты! Никуда нам не выйти! — Он сел на снег и согнулся в новом приступе кашля. — Я зароюсь в снег и пережду.

К нему подошел Павел. Склонился.

— Идти надо, чего ты слюни-то распустил! Куда зароешься, дура сырая?.. Замерзнешь тут, как кочерыжка, и все. Он на сутки зарядил, не меньше. Идти надо!

— Уйди от меня, трепач! — взвизгнул снабженец и заматерился.

Павел облапил его, стал поднимать.

— Пойде-ешь!.. Как Исусик пойдешь у меня, ухажер сучий. Я те зароюсь…

Снабженец отчаянно упирался, хрипло, всхлипами дышал… Плюнул в лицо Павлу.

— Гад! Завел!..

Павел развернулся и навесил снабженцу в челюсть. Тот упал в снег. Федор, стоявший до этого в сторонке, подошел к ним, оттолкнул Павла. Взяв снабженца за грудки, поднял.

— Кому сказано: идти! А то, если я разок вмажу, от тебя одна доха останется. Шагай!

Снабженец покорно пошел.

— Погоди, — сказал Федор. — Давай твою доху, а сам надевай мой полушубок — легче будет.

Снабженец молча снял доху, надел легкий, удобный в ходьбе полушубок.

Павел вышел вперед… И опять пошли.

Часа в четыре ночи Павел остановился, расстегнул полушубок, вытряхнул из-за пазухи снег, сказал без особой радости:

— Буланово — собак слышно. — Он устал смертельно.

Постучались в крайнюю избу.

Их спросили из-за двери, кто они, откуда… Павел назвал себя, Федора. Им сказали, что не знают таких. Павел заорал:

— Вы что, с ума там посходили?! Люди подыхают, а они допрос учинили!

— Вышибай дверь, — робко и устало посоветовал снабженец.

Их впустили.

В избе выяснилось: это не Буланово, а зверосовхоз «Маяк».

Павел аж присвистнул.

— Какого кругаля дали!

Снабженец осторожно отряхивался у порога. Федор снял доху, повесил на стену. Снабженец снял ее, вынес в сенцы и там долго отряхивал с нее снег.

— Водки теперь, конечно, не достать? — спросил Павел.

— Какая водка! — воскликнул хозяин, зевая и кутаясь в одеяло — в избе выстыло. Из-за его спины выглядывала недовольная заспанная жена. — Я б счас сам с удовольствием похмелился.

— Ну, нет так нет. На нет, говорят, и спроса нет, — грустно согласился Павел.

Снабженец долго устраивал доху на вешалку, потом присел на припечье.

— Давай спать, Федор, — сказал Павел. — Небось не простынем.

Они расстелили на полу полушубки, легли, не раздеваясь.

Хозяин дал им укрыться свой тулуп.

Снабженец залез на печку.

Погасили свет.

— Стретили Новый год, — вздохнул Павел. — Язви тя в душу.

Буран колотил по крыше дома. В печной трубе тоскливо завывало. Во дворе, под окнами, скулила собака. Громко хлопали ворота — когда входили, забыли их закрыть.

— Ворота-то… черти вы такие, — сказал хозяин. — Расхлещет теперь.

Пришельцы промолчали — никому не хотелось идти закрывать ворота.

Минут десять лежали тихо.

— Слышь, на печке! — строго сказал Павел. — У тебя есть водка. В карманах, в дохе. Я видел вчера. Мы же отдадим тебе…

— Была, — откликнулся негромко снабженец. — Потерял я ее. Выронил.

Павел повернулся на бок и затих.

С печки послышалось ровное посапывание. Павел неслышно поднялся, подошел к дохе снабженца и стал шарить по карманам — искал водку. Водки действительно не было. В одном кармане он наткнулся на какой-то странный колючий предмет. Павел вытащил его, зажег спичку — то была маленькая капроновая елочка, увешанная крошечными игрушечками. Елочка была мокрая и изрядно помятая у основания. У крестовинки прикреплена бумажка, и на ней написано печатными буковками: «Нюсе, моей голубушке. От Мити».

— Положь на место, — сказал вдруг снабженец с печки.

Павел положил елочку в карман дохи, лег.

— К Нюрке опять пошел? — спросил он.

— Не твое дело.

— «Митя», — передразнил Павел. — Какой же ты Митя? Ты уж, слава те Господи, целый Митька.

— Огурцов Укроп Помидорыч, — зачем-то сказал Федор. И хмыкнул.

— До чего ушлый народ! — возмутился Павел. — Залезет вот такой гад в душу с разными словами — и все, и полный хозяин там…

— Пошли вы к черту! — громко сказал снабженец. — Чего вы злитесь-то, как собаки?

— Да хватит вам, — заворчал хозяин. — Нашли время разговаривать. Дайте доспать нормально.

Замолчали.

Хозяин через три минуты захрапел.

— А то злятся все, как собаки, — сказал снабженец с печки. — Не глянется, что лучше вас живу?

Павел и Федор не сразу нашлись, что на это ответить.

— Закрой варежку, — сказал наконец Павел. — Ворюга.

— Ты меня поймал, чтоб так говорить? — повысил голос снабженец.

Чувствовалось, что он привстал.

— Я тебя по походке вижу.

— Нет, ты поймал меня?

— Сдался ты мне — ловить тебя. А от Нюрки тебя, поганца, отвадим, заранее говорю. Придешь седня, мы там поговорим.

— Да какое ваше дело?! — почти закричал снабженец.

Проснулся хозяин.

— Ну, ребята, — сердито заговорил он, — пустил вас как добрых людей, так вы теперь соснуть не даете. Чего вы орете-то? Что, дня не хватает для разговоров ваших дурацких?

Замолчали.

Долго лежали так.

— Как собаки накинутся… — шепотом сказал снабженец.

— Гад, — тоже шепотом сказал Павел. — «Милой голубушке…» Голубчик нашелся. Я тя седня в деревне приголублю.

Федор хохотнул в рукав.

— Мужики, у вас совесть есть или нету? — совсем зло сказала хозяйка. — Вы что?!

— Все, спим, — серьезно сказал Павел. — Давай спать, Федор.

Скоро все заснули.

К утру буран улегся.

Павел с Федором проспали; снабженца в избе уже не было.

— Ушел, — сказал хозяин.

Выпили с хозяином две бутылки водки и пошли навеселе в Буланово.

Двенадцать километров отшагали незаметно.

В Буланове завернули еще в чайную, еще подкрепились… Совсем хорошо стало на душе.

— Пошли к Нюрке зайдем? — предложил Павел. — Поглядим на их…

— Пошли, — согласился Федор.

— Мне все же охота поговорить с им, — не терпелось Павлу — Доху надел… Сука! А я полушубок не мог взять: по шестьдесят восемь рублей привозили, не мог занять ни у кого. А что я, хуже его работаю?! — Павел кричал и размахивал руками. — Что я, хуже его?!

Федор молчал.

Нюра ждала гостей… Только не этих. Сидела в прибранной избе — нарядная, хорошая. Стол был застелен камчатной скатертью; на нем стоял начищенный самовар — и все пока, больше ничего. В избе было празднично.

— А где он? — сразу спросил Павел.

— Кто?

— Этот гусь… В дохе-то?

Нюра покраснела.

— Никого здесь нету. Вы чего?

— Не пошел, — сказал Федор. — Он обратно в город уехал.

— А-а… струсил! — Павел был доволен. Стал рассказывать Нюре: — Шли ночью с твоим… ухажером. Елочку тебе нес, гад такой. И главное, написал: «От голубчика Мити». Я говорю: если, говорю, я тебя еще раз увижу у Нюрки, ноги повыдергаю. Ты, говорю, недостойный ее! Ты же так ездишь — лишь бы время провести, а ей мужа надо. Да не такого мозгляка, а хорошего мужика! — Не замечал Павел, как меняется в лице Нюра, слушая его. — А ты гони его, если он еще придет! Гони метлой поганой! Митя мне, понимаешь…

Федор смотрел на Нюру. Молчал.

— Спасибо, Павел, — сказала Нюра.

— Ты мне скажи, когда он придет…

— Спасибо тебе. Позаботился. А то сидишь одна — и никому-то до тебя нету дела. А ты вот пришел… позаботился… — Нюра отвернулась к окну, кашлянула.

— А чего? — не понял Павел.

— Ничего. Спасибо… — Голос Нюры задрожал. Она вытерла уголком платка слезы.

— Пошли, — сказал Федор.

— А ты чего, Нюр? — все хотел понять Павел.

— Пошли, — опять сказал Федор. И подтолкнул Павла к двери. Вышли.

— А чего она?

— Зря, — сказал Федор. — Не надо было.

— Чего она, обиделась, что ли?

Федор не ответил.

— Ей же, понимаешь, делаешь лучше, она — в слезы. Бабье!

— Трепесся много, — сказал Федор. — Как сорока на колу. У вас все в роду трепачи были. Балаболки.

— А ты-то чо? — Павел приостановился от неожиданности.

Федор как шагал, так продолжал шагать.

— Федор! — крикнул Павел. — Пошли, у меня пара бутылок дома есть. Пошли?

Федор свернул в свой переулок — не оглянулся.

Павел постоял еще немного в раздумье. Плюнул в сердцах и тоже пошел домой.

— Пошли вы все!.. Им же, понимаешь, лучше делаешь, а они… строют из себя. Я же виноват, понимаешь. Народ!