Скачать:TXTPDF
Нет пророка в своем отечестве
за шиворот и, пригрозив палкой, заставлял учиться; теперь они уже сами убедились и благодарят меня. Покамест я всем доволен. Дело идет, Франек, идет! Обо мне уже, наверно, немало судачат в окрестности; интересно, как мы здесь поладим. Вчера видел амазонку, проезжавшую мимо моей хижины. Ах! одного недостает мне в доме – женщины! Я просто истосковался по любви; к ней рвется вся мужская сторона моей натуры. Мне нужна любовь, мне нужно иметь жену и детей.

Обнимаю тебя

Вильк Гарбовецкий».

Письма эти мне достались от Франека, которому были адресованы, потому-то я и знаю так хорошо все, что касается Вилька. О чем говорили не только в окрестности, но и в самой Варшаве. Дамам нашим его поведение казалось оригинальным; даже мой приятель готов был ему, простить, что он поселился на хуторе и трудился, но… ходить самому за плугом… C’est affreux… c’est une honte![14]

Меж тем время шло месяц за месяцем, а в Мжинеке с каждым днем что-нибудь да улучшалось. Хорошо обработанная земля уже в первую жатву дала обильный урожай. Вильк даже получил немалый доход; плантация свеклы оказалась удивительно выгодной. К тому же он завел шелководство, больше стало у него и инвентаря. Все удивлялись его энергии, и вскоре вся округа говорила только о нем. А этого Вильк и хотел.

Наконец, он появился в обществе. Сперва он познакомился с уездными чиновниками, с которыми volens nolens[15] надо было поддерживать отношения. И сколько глупостей он при этом натворил! Ну что ему было за дело до того, что чиновники в маленьких городишках после службы не делают решительно ничего, а в служебные часы зубоскалят или сидят сложа руки? Ведь в этом нет ничего предосудительного. Вот несколько сцен из этих его отношений, описанных им самим в письмах.

Однажды в доме уездного казначея, отца двух красивых дочек, Вильк сказал одному из чиновников:

Господин Людвик, предлагаю вам заключить коммерческий союз.

Людвик был помощником судейского писаря и самым большим франтом в городе: он ходил в высокой касторовой шляпе, носил пенсне, а на пальце большой перстень с гербом. Этот перстень он купил по случаю у Гольдерива, но герб выдавал за свой родовой и таким образом стал аристократом. Разумеется, он был влюблен (кто не влюблен в маленьком городке?), и выражение лица у него было всегда мрачное и торжественное, что придавало ему вид весьма достойный и важный.

– А какой, собственно, союз вы мне предлагаете?

Коммерческий. Я устраиваю читальню.

– Что? Что такое? – раздалось со всех сторон.

– Я даю сто рублей на книжки и помещаю их у господина Людвика. Каждый, кто внесет два злотых в месяц, имеет право читать, сколько ему угодно, будь он мещанин или чиновник. Из этих денег один злотый десять грошей пойдет мне на оборот капитала, пять грошей господину Людвику за помещение, а пятнадцать на покупку новых книжек. По рукам?

Ничего не выйдет, ничего не выйдет! – вскричал бургомистр, большой пессимист, но авторитетное лицо в городе.

– А это уж мое дело.

– Я вам говорю это по опыту.

– По какому опыту?

– Вы, сударь, еще человек молодой

– Тем лучше для меня.

– А хотите быть умнее всех. Недурно бы посоветоваться со старшими.

– Вот я вам и сообщаю, господа.

– Э, жили мы до сего времени спокойно и без читальни.

– Ну, если так, сударь, то хоть не мешайте, коли не хотите помочь.

Бургомистр на минуту оторвался от карт (в это время он играл) и, смерив Вилька взглядом с ног до головы, Промолвил:

– Не понимаю, откуда это у современной молодежи… Эй! Пики простые!

Вист! – ответил приходский священник. – Как бы в этих книжках не было еще соблазну.

– Ваш ход. По мне – уж лучше преферанс.

– А я буду читать, – воскликнула дочь казначея. – Господин Вильк, какие там будут книжки? Ах, я так люблю трогательные! О!

– Ну что же, господин Людвик? Согласны? – спросил Вильк.

Людвик заерзал на стуле, покраснел, поправил галстук и, кашлянув, произнес:

– Я затрудняюсь… У меня нет времени.

– Я скажу, господа, – закричал Антош Дзембовский, землемер, – это все варшавские штучки, а мы покажем, что сами не глупее других.

– Само собой разумеется.

Вильк вообще не отличался терпением. Он пожал плечами и отправился к дамам.

Там ему больше повезло. Главное, он уговорил Камиллу – дочь казначея, даму сердца Людвика, – каковая Камилла просто-напросто приказала Людвику взять на себя обязанности библиотекаря.

Как видит читатель, Гарбовецкий безумствовал. Но в конце концов читальня все же была создана.

«Знаю, – писал он, – что потеряю свой сто рублей, но все-таки дело доведу до конца». И действительно, дело до конца довел и деньги потерял. Читать никто не хотел. Девицы надеялись получить легкое и приятное чтение и вот его не оказалось. Неудовольствие было всеобщим. Шляхта приняла весть о читальне как нельзя хуже. Я слышал весьма разумное рассуждение одного местного жителя. «Дайте им только науку, – говорил он о мелких чиновниках местечка, – дайте им образование, и ручаюсь, что они захотят стать с нами на равной ноге, захотят бывать у нас, чтобы их принимали в обществе, будут считать себя ровней нам. Клянусь богом, вообразите только, к чему это приведет! Не мутите им головы! Где же видано общество без низших и высших классов? Помните, что лишняя ученость нивелирует различия между классами. Я предупреждаю: вы идете навстречу мятежу! Я сказал и умываю руки! Я сделал все, что мог…»

Привожу это рассуждение только потому, что человек, который это говорил, знаменит по всему своему уезду.

И он был прав. Сколько ненужных вещей могли бы узнать из книжек эти девственные умы. Право же, по мне, лучше игрок в кости, картежник, пьяница, чем человек с вывихнутыми мозгами.

Напрасно также учил чиновников Вильк, что принимать угощения от обывателей нехорошо. Прежде всего и обывателю приятно показать себя иногда добрым хозяином, а во-вторых, никого к этому не принуждают – так уж принято. Речи Вилька вызывали всеобщее возмущение. «Господа, не притворяйтесь глухими, когда вам говорят дело, – сказал он. – Не нос для табакерки, а табакерка для носа».

Последние слова священник и помощник судьи поняли как намек, потому что оба нюхали табак.

Спросил я как-то одного чиновника, что думают о нем, то есть о Вильке.

– А почем я знаю, – сказал он. – Ни мужик, ни ксендз, ни шляхтич, ни чиновник, – вот так-то! Я даже думаю, не переодетый ли он…

– Кто?

– Ба! Вот до этого-то я и не могу додуматься.

С крестьянами Вильк обходился все-таки получше. Он завоевал привязанность своих батраков, которых у него стало шесть. «Я, – писал он, не миндальничаю со своими людьми; каждый из них должен выполнять свои обязанности, хочет он того или нет. Не поверишь, до чего бесит меня сентиментально-приторная литература для народа. Несколько таких книжек я привез из Варшавы. В одной, например, я нашел весьма трогательное повествование о том, как beatus[16] Кукуфин держал речь к народу и…

…Уча народ с великим пылом,
На локтя два над лугом воспарил он,
чем „набожных поселян“ растрогал до того, что все, кто воровал, перестали красть, а пьяницы выгнали корчмаря из села вон. Мораль заканчивается тем, что гораздо лучше быть добрым, чем злым, ибо доброго барин любит, а злого не любит.

Эти книжки я швырнул в печку. Советы, которые там даются господам, стоят не больше. Автор, например, поучает:

„Пожмите иногда мозолистую руку престарелого поселянина, разделяйте сельские забавы; пусть иногда барышня покружится в быстром танце с проворным пареньком; пусть барич подаст холеную руку сельской деве, пусть попросит ее спеть песенку…“

Я тут не кружусь с ними в быстром танце, не любезничаю с девой и не напиваюсь с мужиками в корчме. Я предпочитаю иногда сказать: „Эй, Бартек, пора бы подумать о пшенице! Игнац, приведи своего вола, – я пущу ему кровь. Францишкова, убирайте лен, он уже осыпается“ и т.д. Книжки должен писать тот, кто знает нужды людей, для которых пишет, а если нет, так пусть уж лучше воробьев стреляет. Пока что я доволен своими людьми и живу с ними хорошо…»

Однако не всегда бывало хорошо. Мжинек, имение Вилька, находился по соседству с Хлодницей, имением господ Хлодно – людей весьма знатных, de la plus haute societe[17], – с которыми меня познакомил мой приятель. Так вот по ночам хлодницкие крестьяне (как это бывает между соседями) учиняли потравы у Вилька на полях и пастбищах. В таких случаях Вильк был неумолимо суров. Мало того, что, собрав своих людей, он прогонял хлодницких крестьян, причем кое-кому, видно, изрядно доставалось, он еще занимал их скот и в конце концов чинил иск у войта. «Для меня, – писал он, – не так важны эти потравы, но я хочу отбить к ним охоту». И вот пошли всякие распри. Любопытный ответ дал один из обвиняемых на вопрос, зачем он пас скот в хлебах господина Гарбовецкого:

Какой же он господин, коли сам за плугом ходит; такому не грех и поле потравить.

Мой знакомый считал этот ответ замечательным. «C’est magnifique, magnifique![18] – повторял он. – Однако же это доказывает, – говорил он, – что и у простого народа есть известное… comment cela s’appelle-t-il?[19] известное предчувствие той идеи, которую французы выражают словами: noblesse oblige»[20].

В связи с этим делом Вильк завязал более близкие отношения с господами Хлодно и бывал там впоследствии довольно часто.

Признаться, – сказал мне господин Хлодно, – когда Вильк вошел в первый раз, мы и впрямь смотрели на него как на волка, nous l’avons regarde tout-a fait comme un vrai loup[21].

Но именно в их доме и разыгралась самая важная часть его истории, поэтому я и опишу их отношения обстоятельно. Семья Хлодно состояла из хозяина, хозяйки и двух дочек: Люци и Богуни, маленькой, примерно тринадцатилетней девочки. Разумеете, в таком богатом доме не могло не быть еще и учительницы-француженки (полек там не держали). Учительницу звали мадемуазель Жильбер, что, впрочем, для нас не имеет значения.

Когда Вильк вошел в салон господ Хлодно, мадам Хлодно трижды направляла на него свой лорнет; ей хотелось узнать, что это за человек. К счастью, его происхождение там было известно. К тому же у Вилька была благородная внешность и непринужденное обхождение, поэтому он обычно сразу нравился. Люци посматривала на него с любопытством, а маленькая Богуня, робкое и грустное дитя, уставилась на него своими печальными глазками. Господин Хлодно представил его так:

– Ma chere[22], это господин Вильк Гарбовецкий, которым ты, кажется, интересовалась.

После чего он повернулся

Скачать:TXTPDF

за шиворот и, пригрозив палкой, заставлял учиться; теперь они уже сами убедились и благодарят меня. Покамест я всем доволен. Дело идет, Франек, идет! Обо мне уже, наверно, немало судачат в