через падение мое иду к силе, к победе, к тебе! А ты для меня – единственный. Милый мой, прекрасный мой Михаил, верь мне!
Михаил. Катя, я тебе верю.
Катя. Теперь мы расстанемся. Мы сделаем все, чего хотят от нас люди, милые и страшные люди этого дня, наши случайные владыки. Как оброк, как дань, отдадим им эти наши годы, мы, еще слабые, еще пленные, еще бедные заложники жизни. Сегодня мы еще в плену, а завтра, завтра мы победим, мы будем сильны, мы будем господами жизни. И тогда легко, легко я стряхну эти глупые цепи и приду к тебе, мой милый, прекрасный мой Михаил.
Михаил. Я тебе верю. Хочу верить. В душе моей отчаяние. Но отчаяние мое светлое. Оно светлее радости.
Катя, обняв Михаила, плачет.
За окнами сгущаются сумерки.
Михаил. Жизнь моя, ты отходишь от меня! За темную даль тяжелых лет отходишь ты от меня. Мое отчаяние велико, но и радостно оно, как счастие. Бог срастил вершины счастия и горя, – вот теперь, в горький час разлуки, я понял это мудрое древнее слово.
Катя. Михаил, будь сильным! Милый мой, прекрасный Михаил!
Михаил. Да, Катя, я буду сильным.
Катя. Мы победим, Михаил. Верь, что мы победим. Будущее – наше.
Михаил. Я буду беспощадно сильным.
Катя. Теперь пора. Расстанемся. Пора, пора.
Катя обнимает Михаила и, плача, долго целует его. Михаил молча ласкает ее, проводя рукою по ее волосам и спине, и шепчет ей нежные слова утешения. Наконец Катя отрывается от этих горьких лобзаний и быстро идет к двери. Навстречу ей выходит Лилит.
Катя. Лилит, милая Лилит, утешь его, как меня утешала. (Порывисто обнимает и целует Лилит и уходит.)
XIII
В комнате становится все темнее. За окном на улице зажгли фонарь. Свет от него, слабый и странный, падает в комнату, – и из открытых направо и налево дверей тянутся полосы света.
Лилит (подходит к Михаилу и говорит ему тихо и спокойно). Михаил, так надо.
Михаил. Что тебе, Лилит?
Лилит. Михаил, глупый, что же ты тоскуешь?
Михаил. Я не тоскую, Лилит. Во мне радость, потому что я люблю Катю, и она от меня ушла. Но ты этого не поймешь.
Лилит. О, не пойму! Глупый! Я тебя люблю, сегодня и всегда, когда ты захочешь, а она любит тебя в далеком, в победе над жизнью. А мне и жизни не надо. Так, живу немножко, вечерняя, ночная. Луну люблю, и свет фонарей электрических на улице, и кабачки, где музыка. Рисовать люблю, – и тебя люблю, потому что ты любишь другую.
Михаил. Ты – странная и милая, Лилит.
Лилит. Я радостная нынче, мечта светлая и тихая.
Михаил. Отчего же ты не смеешься, не улыбаешься?
Лилит. Моя радость – тихая и грустная, как те царевны мечтательного рая, которых я пишу, – светлые, в черных хитонах.
Михаил. В твоей радости – безумие и забвение. И на твоих картинах лунный свет, а не солнечный, – но картины твои все-таки прекрасны.
Лилит. Я не люблю солнца, я люблю луну. Я лунная Лилит, как та, которая была создана раньше Евы, та, которая первая любила Адама. И вот теперь…
Михаил. Ты все мечтаешь, Лилит.
Лилит (продолжает). …Опять тихо, опять темно, опять я тебя люблю.
Михаил. Хочешь, Лилит, я провожу тебя до твоего дома?
Лилит. Пойдем вместе, Михаил.
Михаил. Куда?
Лилит. Сначала пойдем в кабачок. Там весело.
Михаил. Нет, Лилит, сегодня я не хочу веселья.
Лилит. Мы сядем в сторонке, пивка немножко выпьем, музыку послушаем, погрустим и посмеемся. А потом пойдем вместе.
Михаил. Куда?
Лилит. Михаил, возьми меня с собою.
Михаил. Милая, добрая Лилит, я не тебя люблю. Бесконечная нежность к тебе в моем сердце, но я не тебя люблю, милая, безумная Лилит!
Прячась за портьерою, Катя слушает их разговор.
Лилит. А я люблю тебя, Михаил. Дай мне быть около тебя эти годы. А когда ты скажешь мне – уйди, Лилит, – я уйду.
Михаил. Если ты, Лилит, так хочешь, – что ж, приди ко мне, живи со мною. Но помни, я ее люблю и всегда буду любить, а тебя не полюблю.
Лилит. Я буду помнить, Михаил. И в безнадежности есть счастие.
Михаил. И когда я скажу тебе – уйди, Лилит, – ты уйдешь.
Лилит. Да, я только пока у тебя побуду.
Михаил. Милая, безумная Лилит, какая печаль тебя ждет!
Лилит. Печаль – хорошо.
Михаил. Ты будешь плакать?
Лилит. Лилит никогда не плачет. У Лилит нет слез. Ну, что ж, идем в кабачок? Там хорошо, там музыка играет. Или у тебя денежков нет? Ты им последние отдал? Да ведь мы немножко. Я тебе своих дам. (Вынимает маленький кошелечек, высыпает на ладонь несколько серебряных монеток, подает их Михаилу и говорит.) Пойдем в кабачок, пропьем пятачок.
Михаил (улыбаясь). Немного у тебя денежек, Лилит. Ну, ничего, у меня еще осталось достаточно. Пойдем, Лилит, моя милая лунная мечта. Погрустим, помечтаем с тобою, пока не придет за мною жизнь моя. Пойдем, милая Лилит.
Лилит. Купи мне розу. За гривенник. Купишь, милый?
Михаил. Куплю, Лилит.
Михаил и Лилит уходят.
XIV
Выходит Катя. Тихо идет по комнате. Дойдя до выходной двери, опускается на колени, опирается на стул рукою, плачет и, не отводя глаз от двери, за которою скрылся Михаил, говорит те же стихи:
Единый раз вскипает пеной
И разбивается волна.
Измены нет, – любовь одна.
Склоняется головою на стул и плачет по-детски неудержимо.
Конец второго действия.
Действие третье
I
Прошло еще восемь лет. Михаил стяжал себе своими постройками известность и состояние. Он много работает.
Только что кончил постройку своего дома. С Михаилом живет Лилит, доживает последние дни своего грустного счастья, лунного, мечтательного, таинственного.
Дом Михаила прост и прекрасен, как и все, что он делает. В доме нет лишних вещей, и те, которые есть, производят впечатление мудрой согласованности и красоты.
Перед зрителями открывается комната, очень высокая. Задняя стена этой комнаты закрыта большим зеленовато-белым занавесом на бронзовом толстом пруте. Занавес слегка просвечивает, словно за ним скрыта широкая арка в ярко освещенный покой; оттуда доносятся легкие звуки грустной музыки, кто-то искусный играет на рояле «Лунную сонату» Бетховена.
С правой стороны комнаты – одно, очень широкое, окно, из которого льются потоки ясного лунного света. На левой стороне – камин, в котором пылают угли. На левой же стороне, у занавеса, стоит высокий бронзовый семисвечник. В комнате трое: Михаил, Чернецов и Лилит. Михаил сидит у камина. Михаилу теперь тридцать лет. Он очень красивый, сильный и спокойный; это его спокойствие даже кажется иногда чрезмерным. У него небольшая борода, черная, подстриженная ровно. На нем домашний красивый и удобный наряд несовременного покроя.
Рядом с Михаилом сидит Чернецов. Постарел, но не изменился. Курит папиросу за папиросою. В глубине комнаты, направо, у занавеса, там, где он яснее всего освещен смешением лунного света и света просвечивающего, Лилит в черном хитоне, босая. Ее тонкие руки обнажены. Она очень бледна и тонка и в лунном свете кажется неживою. На лице ее лежат тусклые тени утомления и печали. Она пляшет медленно и грустно, – и когда она пляшет, кажется, что луна светит только на ее пляску, что только для нее певучий плачет рояль. Когда ее пляска уносит ее от окна к мерцанию желтых семи свеч, она останавливается и говорит о том, что мечтается ей. Она говорит тихо, без внешнего пафоса и без замедления слов. И тогда ярко-раскаленные угли камина бросают на ее лицо, и на ее спокойные руки, и на ее легкие ноги, и на длинные складки ее черного хитона красноватый зловещий отблеск. Все ее движения сдержанны и спокойны, и голос ее холоден и тих.
Во время ее пляски Михаил и Чернецов тихо разговаривают. Только иногда отдельные фразы их разговора слышны.
Михаил. Так-то, отец, жестокая жизнь!
Чернецов. Жестокая, Михаил.
Я книгу взял, восстав от сна,
И прочитал я в ней: «Бывали хуже времена,
А не было подлей».
Лилит (останавливается перед семисвечником и говорит.) Я – первозданная Лилит, первая жена человека, та, которую он отверг. (Пляшет.)
Михаил. Самая большая грусть моей жизни – то, что я расстаюсь с Лилит.
Лилит. Я была создана в предрассветных сумерках. Весь день томилась я жаждою встречи. Мечтою и тайною обвитая, под луною тихою и грустною пришла я к моему милому, в его наглядеться глаза, с его душою мою слить душу, лунные рассказать ему сказки, с ним вместе погрузиться в забвение грубого бытия. (Пляшет.)
Михаил. Лилит – моя сказка. А от сказки уходят к жизни.
Лилит. Но восстали на меня буйные земные силы, и возникла иная, и прогнал меня милый мой. (Пляшет.)
Чернецов. Я отдаю тебе справедливость, Михаил, но принципиально не могу согласиться. Нет, не могу, как хочешь.
Лилит. Но не забыл он меня и не забудет. В томные часы изнеможения и печали я легкою тенью проходила перед ним, недостижимая и желанная. (Пляшет.)
Михаил. Я никогда не забуду Лилит.
Лилит. И когда пришел его смертный час, душу его я вынула и отнесла ее в царство теней. (Пляшет.)
Михаил. Нет, отец. Катя должна уйти от Сухова. Она – моя, и теперь уже навсегда.
Лилит. И вот я живу нескончаемые века и прихожу к нему в часы мечтаний сладостных и лунных и в темные минуты смертной истомы. (Пляшет.)
Лилит. И когда восходит луна, к ней мои простираю руки и о ней говорю и мечтаю. (Пляшет.)
Музыка замолкла. Лилит подходит к Михаилу и спокойно смотрит на него.
Михаил. Милая мечтательница! Как ты хорошо танцуешь! Благодарю тебя за твой радостный труд, за это очарование нашим взорам. Отдохни, посиди здесь, у камина.
Отходит к окну, стоит задумчивый, освещенный луною, и потом уходит.
II
Лилит садится у камина и молча глядит на пылание его углей. Чернецов тихо берет ее руку. Лилит поднимает на него грустный взгляд.
Чернецов.
Я скажу тебе всю правду,
Дай лишь на руку взглянуть.
Замышляет обмануть.
Лилит. Нет, меня он не обманет.
Чернецов. Почему ты все про эту древнюю Лилит вспоминаешь?
Лилит (опять смотрит на огонь и говорит тихо). Я о себе вспоминаю, о своем далеком и вечном. Когда Катя ушла от Михаила и Михаил взял меня к себе, я молилась, чтобы дал мне Бог только хоть семь лет счастия. И он услышал меня и дал мне семь лет и еще один год из милости. И вот прошли все мои сроки, и я должна уйти.
Чернецов. Зачем же тебе уходить, Лилит?
Лилит. Зачем? Ах, недаром называют меня безумною! Я только семь лет вымолила. Вот они и прошли, и прошел лишний год, данный мне из милости.
Чернецов. Что же Михаил тебе сказал?
Лилит. Он сказал: скоро она, жизнь моя, придет ко мне, и тогда ты, Лилит, уйди. Тогда уйди. Так же это и было решено с самого
