ея сердце. Въ нынѣшній разъ это волненіе особенно усилилось тѣмъ сознаніемъ, что онъ особенно нуженъ ей для переговоровъ о полученномъ письмѣ. Механически отвѣчая хозяйкѣ на ея приглашеніе принять участіе въ игрѣ, она отъискивала глазами Вронскаго и чувствовала, что ея взглядъ замѣченъ, но не могла воздержаться. Его не было. Анна [по]чувствовала[1145] вдругъ тоску и отвращеніе ко всему и всѣмъ. И ей стало уныло, и нервы опустились.
* № 80 (рук. № 49).
Слѣдующая по порядку глава.
Анна ѣхала съ Княгиней Бетси Тверской къ Роландаки, и во время этаго переѣзда между ними шелъ оживленный и очень интересный для Анны разговоръ. Княгиня Тверская была натура совершенно противуположная Аннѣ, и Анна любила быть съ нею.
Разговоръ по обычному порядку вещей начался осужденіемъ тѣхъ, къ кому онѣ ѣхали.
– Я не понимаю, – сказала Анна, – для чего вы ѣздите къ нимъ. Вѣдь вы сами говорите, что они чуждые вамъ.[1146]
– Для чего я ѣзжу? Точно для того же, для чего я ѣзжу къ Б., Ч., ко всѣмъ. Они члены общества, это свершившійся фактъ.
– Но вѣдь вы и Б. и Ч. сдѣлали то, что это сверш[ившійся] фактъ. Если бы вы не ѣздили?..
– Ну а для чего вы ѣдете?
– Вы меня везете.
– Ну и меня также повезли. Все это дѣлается само собой. Ну и потомъ есть манера. И поѣсть ихъ обѣдъ такъ, чтобы они всякую минуту чувствовали за это благодарность.
– Поучусь этому нынче подъ вашимъ руководствомъ. Вы знаете, у меня была еще причина, т. е. есть причина, – поправилась Анна, – по которой мнѣ непріятно ѣздить къ нимъ. У этаго Роландаки есть какія то дѣла, зависящія отъ мужа. И потому Алексѣй Александровичъ избѣгаетъ его.
– Я не понимаю, зачѣмъ вашему мужу, имѣя такую репутацію неподкупности, на каждомъ шагу бояться. Кто слишкомъ много говоритъ, тотъ ничего не говоритъ. И потомъ мы, женщины, не обязаны ничего этаго знать.
– Вотъ это самое и я думаю. Говорятъ, очень хорошій домъ.
– Непозволительная роскошь, такъ что гадко.
Анна, перемучавшись все утро теперь съ той минуты, какъ она одѣлась и сѣла въ карету, чувствовала себя не то что спокойной, но способной, какъ бы отложивъ и заперевъ все горе и сомнѣніе въ какое то особое отдѣленіе души, ни на секунду не переставая чувствовать всю тяжесть горя, отдаваться вполнѣ привычнымъ интересамъ свѣтской жизни.
– Нѣтъ, ужъ если вы хотите учиться, то вы учитесь у Лизы Меркаловой. Надо видѣть, какъ она третируетъ ихъ. Но она за собой привела высочество, и потому ей все позволено. Она прямо сказала, что она пріѣдетъ, если при ней будетъ ея Мишка. И Мишку, т. е. молодого Графа[1147] Коншина, позвали.
– А Денкопфъ будетъ? – спросила Анна.
Лиза Меркалова была одна и едвали не главная изъ небольшаго кружка крайнихъ петербургскихъ модницъ, которыя въ подражаніе чему то называли себя les sept merveilles.[1148] Денкопфъ была другая изъ этихъ дамъ, и поэтому то Анна спросила про нее.
– И Маслова и Княгиня Астрахова. Такъ что это собраніе почти всѣхъ семи чудесъ. Двухъ недостанетъ. Мы съ вами будемъ исполнять должность, если намъ сдѣлаютъ эту честь, – насмѣшливо сказала Бетси.
Княгиня Тверская сама не принадлежала къ кружку 7 чудесъ. Она для этаго не была не то что достаточно хороша, такъ какъ въ числѣ 7 чудесъ были и некрасивыя женщины; но она не имѣла той распущенной, отчасти грубой, отчасти утонченной[1149] нечистой женской возбудительности, которая составляла общую черту[1150] 7-ми чудесъ. Княгиня Тверская была настолько умна, что она и не пыталась подражать этимъ дамамъ, усвоившимъ себѣ вполнѣ тонъ родственный имъ по природѣ – тонъ распутныхъ женщинъ. Княгиня Тверская понимала маневръ этихъ дамъ. Онѣ, съ одной стороны, имѣли такую высоту положенія, что никто никогда не могъ смѣшать ихъ съ распутными женщинами,[1151] были увѣрены, что въ этой модѣ уже никто, не имѣя ихъ высоты положенія, не рѣшится подражать имъ, и онѣ останутся единственными и неподражаемыми и будутъ жить легко и весело, и знала, что она не можетъ подражать имъ. Маневръ этихъ дамъ состоялъ въ слѣдующемъ: положеніе этихъ дамъ было такъ высоко и прочно,[1152] что онѣ смѣло могли, удерживая своихъ поклонниковъ, усвоить самый пріятный и естественный для нихъ тонъ распутныхъ женщинъ. Это не могло ихъ уронить. Напротивъ, это достигало главной цѣли – совершеннаго рѣзкаго отличія отъ всѣхъ другихъ женщинъ, которыя не могли подражать имъ въ этомъ. Это была такая мода, которую нельзя было купить у модистки и въ которой онѣ оставались единственными и становились на нѣкоторый общественный пьедесталъ.[1153] И такъ какъ поклонники требовали именно распутной привлекательности и женщины и имѣли ее, то они и держали своихъ поклонниковъ и вмѣстѣ съ тѣмъ пользовались самой для себя пріятной, отличающей ихъ отъ всѣхъ другихъ женщинъ, но не роняющею ихъ распущенной[1154] жизнью. Почти всѣ эти дамы курили, пили вино, для того чтобы оно возбуждало ихъ, и позволяли внѣ семьи [?] обнимать себя и многое другое. Бетси въ глубинѣ души завидовала имъ, но была настолько умна, что,[1155] случайно избравъ себѣ не достаточно важнаго поклонника и зная свою непривлекательную натуру, и не пыталась подражать имъ; но, чтобы не выказать своей зависти, никогда и не осуждала этихъ дамъ, составившихъ въ томъ великосвѣтскомъ кругу, въ которомъ жила Бетси, отдѣльную и высшую по тону секцію.
– Но скажите, пожалуйста, я никогда не могла понять, – сказала Анна, помолчавъ нѣсколько времени и такимъ тономъ, который ясно показывалъ, что она дѣлала не праздный вопросъ, но что то, что она спрашивала, было для нея важнѣе, чѣмъ бы слѣдовало. – Скажите, пожалуйста, что такое эти отношенія между хоть[1156] Сафо Денгофъ и этимъ такъ называемымъ Мишкой, т. е. Княземъ Вяземскимъ? Такъ какъ я избѣгала ихъ общества и мало встрѣчала ихъ. Что это такое?
Бетси улыбнулась глазами, поглядѣвъ на Анну.
– Новая манера, – сказала она.
Бетси[1157] непринужденно весело и неудержимо засмѣялась, что рѣдко случалось съ ней.
– Это вы захватываете область княгини Мягкой. Это вопросъ ужаснаго ребенка. – И Бетси, видимо, хотѣла, но не могла удержаться и опять весело засмѣялась. – Надо у нихъ спросить, – проговорила она сквозь усиливающейся такой искренній смехъ, что онъ невольно сообщился и Аннѣ.
– Нѣтъ, вы смѣетесь, – сказала Анна,[1158] – но я никогда не могла понять. Я не понимаю роли мужа.
И сказавъ это, Анна ощупала въ карманѣ письмо мужа, которое она взяла съ собой, съ тѣмъ чтобы показать его Вронскому. Ей нетолько не хотѣлось ужъ смѣяться, но досадно стало на смѣющуюся Бетси.
– Мужъ? Мужъ[1159] Сафо носитъ за ней плэды и всегда готовъ къ услугамъ. А что тамъ дальше въ самомъ дѣлѣ, никто не хочетъ знать. Знаете, въ хорошемъ обществѣ не говорятъ и не думаютъ даже о нѣкоторыхъ подробностяхъ туалета. Такъ и это.
Анна задумчиво смотрѣла передъ собой и ничего не отвѣчала.
– Я въ счастливомъ положеніи, – уже безъ смѣха продолжала Бетси, отвѣчая, – я понимаю Лизу и понимаю васъ. Я понимаю, что для васъ интересно…
Анна не отвѣчала. Она знала, что Бетси все знаетъ, но до сихъ поръ ничего не было сказано и надѣялась, что и не будетъ сказано.
– Я знаю только то, – продолжала Бетси, – что на одну и ту же вещь можно смотрѣть трагически и сдѣлать изъ нея мученье и смотрѣть просто и даже весело. Можетъ быть, вы склонны смотрѣть слишкомъ трагически.
– Я думаю, теперь не далеко. Это, кажется, Юсуповская дача, – сказала Анна.
– Да, и вы сейчасъ увидите нашего гостепріимнаго хозяина и хозяйку. Вѣдь странное дѣло. Онъ, Роландаки, – продолжала Бетси, чтобы перемѣнить разговоръ, – онъ безъукоризненный человѣкъ – красивъ, уменъ, прекрасно образованъ. Какъ онъ говоритъ по французски, по англійски. Съ такимъ совершенствомъ, что даже гадко. Но что то въ немъ слишкомъ старательное. Видишь, что онъ хочетъ сказать что то умное и такъ послѣдовательно. И это такъ тяжело, когда отвѣчаешь. Мнѣ все кажется, что онъ что то со мной хочетъ сдѣлать. И она такая же. Послѣдній разъ онъ со мной сидѣлъ за обѣдомъ, и я измучалась, такъ что когда послѣ обѣда ко мнѣ подсѣлъ Корнаковъ – ужъ какъ онъ противенъ и глупъ, но такъ мнѣ было натурально и пріятно.
[1160]Въ такихъ разговорахъ они подъѣхали къ обновленному дворцу Роландаки. Новое, полное и не лишенное вкуса великолѣпіе дворца Роландаки[1161] не произвело ни малѣйшаго впечатлѣнія на обѣихъ дамъ. Все это было только такъ, какъ должно было быть. Если и было что нибудь новое, поражающее, какъ хоть бы драгоцѣнный мраморный фонтанъ въ серединѣ двора, то нетолько обѣ свѣтскія дамы, какъ и всѣ свѣтскіе люди, давно уже усвоившіе привычку на все великолѣпное смотрѣть какъ только на самое обыкновенное, но и лакей, соскочившій съ козелъ подъ крытымъ подъѣздомъ, не замѣтилъ ничего особеннаго[1162] ни въ большихъ стеклянныхъ дверяхъ, ни въ шитомъ швейцарѣ, ни въ звонкахъ, давшихъ знать о пріѣздѣ, и появившихся лакеяхъ. Анна еще менѣе могла замѣтить что нибудь, потому что чѣмъ ближе она подъѣзжала къ <дому> Роландаки, тѣмъ она безпокойнѣе становилась. Въѣзжая во дворъ, она выглянула въ окно не для того, чтобы разглядѣть фонтанъ и изъ нетесанных камней (такъ наз. рустикъ) сдѣланныя ограды, но для того, чтобы въ числѣ десятка экипажей разглядѣть знакомую ей тройку въ коляскѣ съ желтой коренной лошадью, которую она знала. Коляска, запряженная потными лошадьми, стояла въ углѣ двора.[1163]
Хозяева оба приняли гостей въ средней залѣ, и хозяйка Г-жа Роландаки пригласила дамъ въ садъ, гдѣ все общество играло въ крокетъ.[1164] Хозяева оба выразили особенное восхищеніе тому, что Анна пріѣхала къ нимъ. И когда Бетси на минутку отстала, она успѣла ей сказать:
– Теперь они хотятъ что то сдѣлать.
Анна слегка улыбнулась, оглядываясь на общество, пестрѣвшее впереди на просторномъ стриженномъ и прикатанномъ крокетъ-граундѣ. Она видѣла уже черную голову и всю сбитую фигуру Вронскаго, который, видимо серьезно увлеченный игрой въ крокетъ (какъ онъ всегда серьезно увлекался тѣмъ, что онъ дѣлалъ), разставивъ ноги и, нагнувшись надъ шаромъ, дѣлая жесты молоткомъ, говорилъ что-то дамѣ въ смѣло элегантномъ туалетѣ, стоявшей подлѣ него. Дама эта была[1165] Баронесса Денкопфъ, одно изъ 7 чудесъ.[1166] Анна, несмотря на волненіе, съ которымъ она подходила,[1167] быстрымъ женскимъ взглядомъ окинула ея туалетъ и туалеты другихъ дамъ и[1168] поняла, какъ обдуманно умны были эти туалеты, исключая слишкомъ ужъ смѣлаго зеленаго платья Астраховой.
Оглянувъ всѣхъ мущинъ, найдя и высочество и знаменитаго сановника, спареннаго съ Лизой Меркаловой, она быстро сообразила[1169] состав и характеръ всего этаго общества, въ которомъ не было
