этого заявления Дымшиц был арестован и препровожден по месту призыва в г. Полоцк. Там его послали в психиатрическую лечебницу для испытания умственных способностей, признали нормальным, насильно подвергли телесному осмотру, нашли плохим зрение и отпустили. Находясь под арестом, Дымшиц писал Толстому и получил от него ответ от 20 ноября 1906 г. На второе письмо, написанное Дымшицем уже после освобождения, Толстой отвечал 10 декабря 1906 г.

Дымшиц был одним из основателей Екатеринославского вегетарианского общества. Ему принадлежит книжка: «О вегетарианстве (О безубойном питании)», изд. «Посредник» № 1149, М. 1914, и статья «О Л. Н. Толстом» — «Вегетарианское обозрение» 1914, 8—9, 1915, 1—4.

После Октябрьской революции Е. О. Дымшиц отошел от толстовства в направлении марксизма. Работал в Образцовой детской еврейской колонии в Малаховке, Московской области, затем был преподавателем математики в средних учебных заведениях Москвы. Автор учебника: «Дети труда. Рабочая книга по русскому языку для третьей группы еврейских школ первой ступени», Центральное издательство народов СССР, Москва — Харьков 1930. Умер 18 мая 1936 г.

526. 22614-15. юноша Офицеров, весь охваченный возрождением — Александр Аристархович Офицеров (Винюков) (р. 1887 г.), житель гор. Бугуруслана, Самарской губ., сын фельдшера. Учился в средней школе. В 1906 г. был увлечен учением А. М. Добролюбова. Посетил Ясную поляну 20 мая 1906 г. В «Яснополянских записках» Д. П. Маковицкого под этим числом читаем: ,,Днем пришел юноша А. О. из Самарской губернии. Девять дней шел пешком, три дня ехал по железной дороге, куда его сажали даром. Говорил только о духовном. — «Весь горит этим огнем», — сказал про него Лев Николаевич. Я встретил его на большой дороге перед садом; он отдыхал в канаве. Я повел его в лечебницу, где он и прожил несколько дней. Хозяев, меня, Льва Николаевича называл «брат» или «сестра». На мой вопрос, чем занимается его отец, ответил: «Мой плотский отец — фельдшер). На вопрос, где живет Добролюбов, о котором он спрашивал мнение Льва Николаевича, отвечал: «Везде, а плотью в деревне Самарской губернии»“. А. А. Офицеров прожил в деревне Ясной поляне до 25 мая 1906 г.

В 1911 г. Офицеров был приговорен Саратовской судебной палатой к одному году крепости за распространение антимилитаристической и антицерковной литературы. Наказание отбыл в самарской тюрьме.

527. 22615-16. Письма тоже были. Нынче от Мироновых из Самары. — Братья Василий, Михаил, Григорий и Степан Ивановичи Мироновы — крестьяне села Алексеевки, Самарской губ., Бузулукского уезда, находившиеся под влиянием А. М. Добролюбова. В письме своем от 15 мая 1906 г. Мироновы писали Толстому об отказе от военной службы С. И. Миронова, а также их единоверцов Андрея Кудрина и Савелия Шнякова. В заключение письма писали: «Еще, брат Лев, просим тебя писать нам письма и выяснить истинное понимание о воле божьей, так как наше братство соединено любовью к ближним и дальним и ко всему окружающему нас. Но полного выяснения истины еще не было»… Толстой написал Мироновым одно письмо 27 июня 1906 г., в котором сообщал, что посылает им свои книги, «из которых, — писал он, — вы увидите мое понимание смысла жизни и наших обязанностей».

528. 22616-17. Боюсь, что воздействие на них Добр[олюбова] не просто и не прочно. — Александр Михайлович Добролюбов (род. 1876 г.) — один из первых русских поэтов символистов. В начале 1900 гг., под влиянием религиозных идей, опростился, оставил городскую жизнь и начал жить личным трудом. Имел небольшое число последователей среди крестьян Самарской губернии. В настоящее время живет в Баку, занимаясь печной работой. Был у Толстого 5—6 сентября 1903 г. и 21 июля 1906 г. См. т. 54, прим. 459 и т. 56, прим. 75.

529. 22617-18. Письмо от Davidson Morisson. — Моррисон Давидсон (Davidson, 1843—1906) — английский писатель анархического направления, автор книг: «The Annals of Toil» [«Летописи труда»], London 1899; «The New Book of Kings» [«Новая книга королей»], London 1902; «That Great Lying Church» [«Эта великая лгущая церковь»], London 1903; «The Old Order and the New. From Individualism to Collectivism» [«Старый и новый порядок. От индивидуализма к коллективизму»]; «The Son of Man. Standard — Bearer of Humanity», London 1906; «Bluffing the Foreign Devils, or Dear-Bred Imperialism», London, s. а. и др. На русский язык из сочинений Давидсона переведено только: «Предшественники Генри Джорджа», перевод А. Александрова, изд. «Посредник», N° 675, М. 1907. Толстой любил Давидсона и сравнивал его с Герценом по блеску, смелости и остроумию его писаний (Д. П. Маковицкий, «Яснополянские записки», вып. I, изд. «Задруга», М. 1922, стр. 30). Его книгой «The Annals of Toil» Толстой пользовался в 1900 г. при работе над статьей «Рабство нашего времени».

Посылая свою книгу «The Son of Man», Моррисон 27 мая 1906 г. писал Толстому, что статьи, из которых составилась эта книга, были первоначально напечатаны в журнале «Reynold’s Newspaper», и прибавлял: «Reynold’s» — еженедельный журнал, широко распространенный во всех пунктах английского читающего мира, и я радуюсь, что мог в некоторой степени способствовать тому, чтобы пропитать его страницы знанием и духом вашего учения, в котором я лично нахожу столько бодрящих и бессмертных истин. Да будет божие благословение над вами и над великим русским народом в его тяжких скорбях! Я особенно отмечаю ваши взгляды на земельный вопрос и сломанный жезл Думы. Я вполне их разделяю. Я двенадцать лет присутствовал в Галлерее прессы нашей британской говорильни, или Думы, и каждый раз раскаивался в этом. Я видел также американский конгресс в работе, и это даже еще более безнадежное учреждение, если это возможно. — На что русским прогрессистам, имеющим уже «мир», нужна еще Дума, это превышает человеческое разумение.

Это просто слепое стадное чувство. Мы, люди Запада, ждем от России в настоящее время не подражания, но руководства. Очень приятно отметить, что в настоящее время в нашей стране чувствуется сильный интерес к русским делам и, что более важно, чувство неподдельного сочувствия, уважения и дружбы к русскому народу, за исключением его правительства. Не приходится говорить о том, что в этой весьма желательной перемене ваши писания были незримым, но главным фактором».

Толстой отвечал М. Давидсону следующим письмом от 10 июля 1906 г.: «Dear friend, I have received your very remarkable letter and your book «The son of man». I have read it with the same feeling with which I read all your books — the feeling that it is just what I whould have said on this same matter but better and more energetically said. Your opinion of our Duma is, I regret to say, quite true. I hope that the fallacy of all this thing will be soon clear to everybody and we, Russian, will go on other road. With best wishes, Yours truly, Leo Tolstoy». (Перевод: «Дорогой друг, я получил ваше очень замечательное письмо и вашу книгу «The son of man». Я прочел ее с тем же чувством, с каким я читаю все ваши книги, — с чувством, что это именно то, что я сказал бы по этому поводу, выраженное лучше и энергичнее. Ваше мнение о нашей Думе, к сожалению, совершенно правильно. Я надеюсь, что этот обман скоро откроется всем и что мы, русские, будем искать других путей. Шлю наилучшие пожелания. Искренне ваш Лев Толстой».)

530. 22618. и от Токитоми. — Письмо К. Токутоми, упоминаемое в записи Дневника 22 мая 1906 г., в архиве Толстого не сохранилось. Это письмо было Толстому так же приятно, как и письмо М. Давидсона. В «Яснополянских записках» Д. П. Маковицкого под 20 мая 1906 г. записано: «Часов в двенадцать ночи Лев Николаевич пришел в мою комнату. «Я взволнован, — сказал он, — письмами Моррисона Давидсона и Токутоми». По всей вероятности, письмо содержало уведомление о приезде, так как Токутоми 17 июня 1906 г. приехал в Ясную поляну, где пробыл не менее пяти дней. Толстой дал ему рекомендательное письмо к В. В. Стасову в Петербург; в письме этом он называл Токутоми «очень хорошим человеком и очень деликатным» («Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», изд. «Прибой», Л. 1929, стр. 399—400).

531. 22620-22. Нынче все сыновья, и особенно тяжело….. духовной отдаленности. — В революционные 1905—1906 гг. духовная рознь между Толстым и его сыновьями порою проявлялась особенно резко. Трое младших сыновей его придерживались крайне правых («черносотенных») взглядов; двое старших сыновей примыкали к либералам, которые были так же чужды Толстому, как и «черносотенцы». (Об его отношении к либералам см. запись в его Дневнике от 23 декабря 1905 г,). Единомышленник Толстого В. А. Лебрен, в мае — августе 1906 г. исполнявший обязанности его секретаря, рассказывает в своих воспоминаниях следующий эпизод, относящийся к этому времени: «…молодые члены семьи после послеобеденного часа сидели со Львом Николаевичем на веранде. Двое сыновей, оба очень правых взглядов, жаловались на судьбу: народ совсем вышел из повиновения, всюду поджигали, обирали помещиков, старые традиции оскорблялись…

— Не остается никакого смысла в жизни, — повторяли они унылые и удрученные.

«Я не вмешивался в разговор, захваченный интересом переживаемой эпохи и стараясь проникнуть в душевное состояние людей чуждого мне лагеря. Лев Николаевич задумчиво слушал.

— Всё это не такие большие беды, чтоб их нельзя было терпеть, — заговорил он наконец, убежденно успокаивающе. — Каждое поколение имело свои крупные бедствия. У наших дедов это был Наполеон, прежде Пугачев, или холера, наводнение, землетрясение… У каждого поколения свое испытание, которое надо нести.

— Да, тебе хорошо говорить, — перебил его один из сыновей: — ты уйдешь, запрешься себе в кабинет и ничего не знаешь.

Лев Николаевич заметно заволновался.

— Мне так хорошо, что я каждую неделю чемоданчик укладываю! — с совершенно несвойственной ему горькой усмешкой проговорил он. — И вот дотерпел же до сих пор, — и он поднялся и скрылся за деревьями». (В. Лебрен, «Толстой. (Воспоминания и думы)», изд. «Посредник», М. 1914, стр. 21—22.)

29 мая. Стр. 227—230.

532. 2272. Очень мне тяжело от стыда моей жизни. И что делать, не знаю. — В. А. Лебрен в своих воспоминаниях рассказывает: «В 1906 году, вскоре после созыва первой Думы, мы с М. А. Шмидт ходили как-то после завтрака по дорожке между двух тесных рядов вековых лип. Рядом большое общество играло в теннис. Вдруг из кустов к нам подошел Лев Николаевич. Меня сразу поразило выражение страдания на его лице, как у тяжело больного. — «Ужасно, нестерпимо!» тихо сказал он, наклоняясь к нам. — «Прежде, когда