все-таки сказалъ.
Ночь провелъ дурно. Была боль. Я держался хорошо, безъ ропота. Но и боль была слабая. Послѣднее время испытываю очень радостное сознаніе: какъ только въ чемъ либо сомнѣнье: сказать — не сказать, пойти — не пойти, большей частью для похоти или славы людской, или пожалѣешь о чемъ, — скажешь себѣ: a тебѣ что за дѣло?429 жизнь только для Бога въ себѣ и внѣ себя, и сейчасъ уничтожается сомнѣніе, и спокойно, хорошо, радостно. — Записываю утромъ, только что всталъ. —
430Сейчасъ думалъ:
Плохо, что камень крѣпокъ, когда хочешь рубить его, а если нуженъ камень, чтобъ точить на немъ, — тогда чѣмъ онъ жестче и крѣпче, тѣмъ лучше. Такъ и съ тѣмъ, что мы называемъ горестями.
Очень хорошо б[ыло] на душѣ, и теперь хорош[о], а только болитъ очень голова.431«А тебѣ что за дѣло?» Писалъ порядочно объ Орловѣ. Почувствовалъ нынче въ первый разъ возможность, какъ говоритъ Вивикананда, чтобы все вмѣсто «я» сдѣлалось «ты», — почувствовалъ возможность самоотреченi[я] не во имя чего нибудь, а во имя здраваго смысла. Трудно отвыкать отъ табаку, пьяницѣ отъ вина, a труднѣе и вмѣстѣ съ тѣмъ нужнѣе всего отъучиться отъ этого ужаснаго пьянства собою, своимъ «я». А я начинаю — теперь, передъ смертью — чувствовать возможность такого отреченія. Не велика заслуга.
30 Іюня 1908. Я. П.
Третьяго дня б[ылъ] слѣпой, бранившій меня. Вчера я ходилъ къ нему къ Николаеву и сказалъ, ч[то] я люблю его 1) за то, что онъ ищетъ Божьей истины, 2) за то, ч[то] онъ — тотъ ненавидящій, обижающ[ій], к[отораго] должно любить, и 3) за тѣмъ, ч[то] я, можетъ, могу быть нуженъ ему, и простил[ся] съ нимъ, пожавъ его руку. Онъ передъ отъѣздомъ хотѣлъ видѣть меня. Я обрадовался. Онъ сказалъ: я нечаянно пожалъ руку, я не могу жать руку подлецу, мерзавцу, фарисею, лицемѣру…. С[офья] А[ндреевна] велѣла ѣхать, но я успѣлъ сказать, и искренно, что я люблю его. О, если бы такъ со всѣми!
432Вчера были теософки. Записать хочу:
4331) то, что любить истинно и можно и должно только ненавидящихъ, и то, ч[то]
2) Большая часть нерелигіозныхъ людей пользуются нравственными требованi[ями] только для оправданія своихъ434 себялюбивыхъ цѣлей.
На душѣ хорошо, но хочется умереть, уйти отъ всего этого чуждого….
2 Іюля 1908. Я. П.
Вчера тяжелый разговоръ. Все я плохъ. Одно хорошо, ч[то] знаю и чувствую это. Благодѣтельность435 тѣлесныхъ страданій еще не умѣю понимать и чувствовать, а знаю, что она есть. Зато благодѣтельность оскорбленій, укоровъ, клеветъ, даже злобы и знаю и даже чувствую. Нынче поправилъ Морозова и немножко статью. Передаю ее вполнѣ Ч[ерткову]. Какъ я радъ, ч[то] ни малѣйшаго желанія успѣха и похвалы. Здоровье хорошо. Но мрачность. Надо держать себя въ рукахъ.
4 Іюля 1908. Я. П.
Вчера какъ будто кончилъ статью. Пора. Душевное, состояніе лучше, хотя тѣлесное хуже. Читалъ статью Вивикананда о Богѣ превосходную. Надо перевести. Самъ дума[лъ] объ этомъ же:
4361) Его критика «Воли» Шопенгауера совершенно права. Одно невѣрно: то, что онъ начинаетъ съ (объективнаго) разсужденiй о мірѣ (Univers). Разсуждать объ этомъ не дано намъ. И всѣ такія разсуждені[я], какъ ни кажутся важными, пустословіе. Исходъ всего и законное разсужденіе всегда можетъ и должно начинаться тольк[о] съ личности, съ себя. Разсуждать о внѣш[н]емъ, о мірѣ, не сказавъ о себѣ, о томъ, кто видитъ міръ, все равно, что начать разсказъ такъ: «пот[ому] ч[то] когда онъ на меня замахнулся» и т. д., т. е. разсказывать, не упомянувъ о томъ, кто, гдѣ и кому говоритъ.
Основа всякому разсужденію о мірѣ, о Богѣ одна: сознаніе человѣкомъ437 своего единства438 съ началомъ всего, своей божественност[и] и вмѣстѣ съ тѣмъ сознаніе своей отдѣленности, своей ничтожности. «Я царь, я Богъ, я рабъ, я червь». Зачѣмъ? Отчего я такой, я не знаю, не могу, не хочу и не нуждаюсь знать, но знаю, и в[с]які[й] знаетъ, что я439 — и Все и ничто. Въ соединенi[и] этихъ двухъ есть то, что мы называе[мъ] и сознаемъ жизнью. Я — все, я единъ и я отдѣленъ. Отъ того, что я отдѣленъ, отъ этого я тѣлесенъ и я въ движеніи, a тѣлесность можетъ быть только при пространствѣ, a движеніе — только при времени. Какъ единое же существо, я безтѣлесенъ, неподвиженъ, внѣ пространства и времени. Благо мое въ сознаніи этого един[ства] въ отдѣленномъ. (Думаю, что вѣрно.)
2) Личность всякаго человѣка слагается изъ двухъ его свойствъ: первое — умственныхъ способностей — памяти, сообразительности, способности внима[нія], сосредоточенности (главное, отъ этой способности сосредоточенности вниманія), и второе — его440 живости сознанія441 идеала совершенства. Первы[е] всегда довольны, вторые всегда недовольн[ы] собой. (Не вышло.)442 Нѣтъ, вышло.
Первый типъ занятъ весь соображеніям[и] о тѣлесномъ, второй — о духовномъ. Первый смотритъ на духовное, какъ на443 орудіе работы надъ тѣлеснымъ, второй — на тѣлесное, какъ на орудіе для работы надъ духовнымъ.
4443) Продолженi[е] того, что въ книжечкѣ. Понятно, если бы послѣ органовъ слух[а], зрѣнія, мозга явился бы органъ, посредствомъ к[отор]аго человѣкъ познавалъ бы жиз[нь] на звѣздахъ, могъ бы перелетать, и чтобы ни придумать, все это може[тъ] развиваться; но откуда сознаніе, — сознан[іе] того, что всѣ эти органы мои, что все это — я и все остальное — не я?
Вѣдь это равно, какъ если бы спроси[ть], какъ появился этотъ дворецъ, и мнѣ бы сказали: а вотъ какъ: сначала сдѣл[али] окна, двери, террасы, потомъ штукаторили, красили, и вышелъ домъ. Удивительно.
4) Не наказывать, не противиться злу насиліемъ, не имѣть богатствъ, все это кажется намъ каким[и]-то великим[и] подвигами, требованіями неисполнимыми, a вѣдь это только самыя простыя указанія того, что люди должны перестать дѣлать, чтобы не вредить себѣ. Также казалось подвигомъ не ругаться, не пьянствовать, не ѣсть мяса. А теперь мы понимаемъ, что это просто практическ[iй] совѣтъ — не дѣлать себѣ вреда. Тоже и съ наказаніе[мъ], съ насиліемъ, съ богатствомъ.
9 Іюля 1908. Я. П.
Пережилъ очень тяжелыя чувства. Слава Богу, что пережилъ. Безчисленное количество народа, и все это было бы радостно, если бы все не отравлялось сознаніе[мъ] безумія, грѣха, гадости роскоши, прислуги и бѣдности и сверхсильнаг[о] напряженi[я] труда кругомъ. Не переставая мучительно страдаю отъ этого, и одинъ. Не могу не желать смерти. Хотя хочу, какъ могу, использовать то, что осталось. — Пока довольно.
Кажется, 11 Іюля 1908. Я. П.
Все письма сочувствія о статьѣ Н[е] М[огу] М[олчатъ]. Очень пріятно. Нынче чувствую себя очень хорошо. Пріѣзжала Т[аня]. Менѣе близк[а], чѣмъ думалъ. Все пропасть народа. Нынче Бутурл[инъ], Беркенгеймъ, М[ихаилъ] С[ергѣевичъ]. Думалъ очень, очень хорошо
1) Вчера еще о томъ, что чувствую возможность жизни, вполнѣ руководимой одной любовью. Начинаю понимать возможность того, чтобы, сходясь съ людьми, не переставая помнить о томъ, что нужно другому, а не мнѣ: помнить, что интересъ жизни долженъ быть не «я», а «ты», или ОНЪ. Возможно, возможно.
2) О непротивленіи злу: тѣ, кто,445 признавая какую бы то ни б[ыло] нравственность, находятъ, что нельзя всетаки допустить законъ непротивленія, совершенно подобны тому человѣку, к[оторый] въ математикѣ допускалъ бы равенство квадрата гипотенузы суммѣ квадр[атовъ] катетовъ или еще подобн[ые] математ[ическіе] выводы и между тѣмъ говорилъ бы, что признаніе прямой линіи кратчайшимъ разстояніемъ между двумя точкам[и] всетаки парадоксально и преувеличенно. Подобны446 п[отому], ч[то] какъ вся геометрія447 не можетъ существовать безъ положенія о томъ, ч[то] прямая есть и т. д……., такъ и никакая нравственность не можетъ существовать безъ положенія о любви, включающей въ себя непротивленіе. А всякое нравственное ученіе основано на любви.
20 Іюля 1908.
Записано 11 І[юля]: «Письма сочувств[iя] о статьѣ». Теперь письма ругательныя, и довольно много. И грустно. Здѣсь Вѣрочка и Мар[ія] Ал[ександровна]. Очень хорошо съ об[ѣими] С. (читающій да разумѣетъ). Нога болитъ все хуже и хуже. Все чувствую близость смерти. Записать много есть.
1) Я — это сознаніе Бога.
2) Ѣду верхомъ въ глуши и вижу въ чащѣ какія-то созрѣвшія ягоды. И подумалъ. Никто не увидитъ этихъ ягодъ, никому онѣ не нужны, и имъ никто не нуженъ, а они неукоснительно, во всю дѣлаютъ [не] свое дѣло, а то, какое имъ предназначено, исполняя волю Того «Я», к[оторое] въ видѣ отдѣльнаго существ[а] живетъ въ этомъ растеніи. Также и человѣкъ, отличаясь отъ растенія тѣмъ (кажущимся) преимуществомъ, что можетъ сознавать въ своемъ отдѣльномъ существ[ѣ] это всемірное «Я».
Да, я — Л. H., я — писатель, я — нищій, я — царь, это — большое заблужденіе. Отъ нег[о] всѣ страданія людей. Есть только Одинъ и безчисленныя проявленія Его, одно изъ к[оторыхъ]— то, к[отор]ое я сознаю собой. И благо намъ, если мы не признаемъ Его проявленіе въ себѣ за отдѣльное свое «я», а всегда чувствуемъ въ себѣ то «Я» и живемъ Имъ. И мы испытывае[мь] самыя разнообразныя и неизбѣжныя горести и страданія, если живемъ въ заблужден[iи], ч[то] Я есть наше я.
Жизнь — въ исполненіи во[ли] «Я», или, иначе, жизнь — въ стремленіи къ прекращенію разъединенія, въ сліяніи со Всѣмъ. А это-то448 приближеніе къ сліянію есть лучшее благо нашей жизни — любовь.
Нынче 5 Авг. 1908. Я. П.
Все лежу. Ногѣ лучше. На душѣ хорошо, даже очень хорошо. Работаю Кругъ Чт[енія] новый, дошелъ до 26-го. Еще много работы. Умилялся на Ч[ерткова] и другихъ друзей работу надъ сводомъ. И думаю, и сомнѣваюсь, ч[то] это стоитъ того. Но мнѣ пріятно — пріятно это сплочені[е] моего духовнаго я. Ругат[ельныя] письма за Н[е] М[огу] М[олчать] усиливаются. Читаю Дик[кенса] Our mutual Friend, очень плохо. Вивекананда тоже мало удовлетворяетъ. «Дюже уменъ». Была два раза музыка Сибора и Гол[ь]д[енвейзера]. Въ послѣдній разъ много думалъ во время игры, а именно: опредѣлялъ всякую вещь извѣстнымъ чувствомъ, настроеніемъ, перенося ее въ область словеснаго искусства, и оказалось, что было: то умиленіе, то веселость, то страсть, то тревога, то любовь нѣжность, то любовь духовная, то торжественность, то грусть и мн. др., но одного не был[о] — не было ничего недобраго: злобы, осужденія, насмѣшки и т. п. Какъ бы такъ художественно писать? Думалъ:
1) Особенно, точно по новому, ту старую истину, что безумно жить, забывая о смерти, что сознаніе присущности смерти, возможности ежеминутнаго наступленія ея есть самое нужное условіе жизни, что безъ этого сознанія жизнь не можетъ не быть безсмыслицей съ постоянной возможностью отчаянія при воспоминаніи о смерти. Казалось бы, такъ неизбѣжно понять, что мы въ жизни — высланные на работу449 работники, которыхъ всякую минуту, мы не знаемъ когда, можетъ снять хозяинъ и вернуть туда, откуда онъ выслалъ ихъ, — «Туда» и «Откуда», к[отор]ыхъ мы одинаково не знаемъ. Казалось бы, иначе нельз[я] людямъ понимать свою жизнь. А они понимаютъ
