никогда не видать зоркого солнца лучей.

Если ж родился — скорее сокрыться под своды Аида

И под покровом лежать тяжко-огромной земли.[1929]

Эти стихи какого-то древнейшего греческого поэта — мы все писали.

Нет, друг, защита, как нападение, должна быть прямая, это из мужских чувств, это не чувство — а acte.[1930] (И Ваши эти стихи — acte), a acte не может иметь двух смыслов — иначе Вы сами не обрадуетесь — какие у Вас окажутся единомышленники, и иначе сама Cause и Chose[1931] от Вас отвернется: своего защитника не узнает.

Тут умственные — словесные — и даже самые кровоточащие игры — неуместны. Направляя нож в себя. Вы сквозь себя — проскакиваете — и попадаете в То, за что… (готовы умереть). Нельзя.

Я с горечью подозреваю Вас в ницшеанстве? — Ого! —

Во-первых, ницшеанство — и Ницше.

Ницшеанство — как всякое „анство“ — ЖИРЕНЬЕ НА КРОВИ. — Заподозрить Вас в нем, т. е. в такой вопиющей дармовщине — и дешевке — унизить — себя.

Но был — Ницше. (NB! Я без Ницше — обошлась. Прочтя Заратустру — 15 лет, я одно узнала, другого — не узнала, ибо во мне его не было — и не стало никогда. Я, в жизни, любила Наполеона и Гёте, т. е. с ними жизнь прожила.)

Но помимо нашей необходимости в том или ином явлении, есть само явление, его необходимость — или чудесность — в природе. И Ницше — есть. И рода мы — одного!

Ja, ich weiss woher ich stamme!

Unersättlich wie die Flamme

Nähr ich und verzehr ich mich.

Glut wird alles, was ich fasse,

Kohle-alles was ich lasse.

Flamme bin ich sicherlich.[1932]

(Гете — Flammentod:

Wenn Du dieses Eins nicht hast:

Dieses: stirb und werde —

Bist Du nur ein trüber Gast

Auf der dunkeln Erde.[1933])

Итак 1) горевать о Вашем „ницшеанстве“ (и писать — брезгливо!) я не могла, ибо — если бы я могла заподозрить Вас в ницшеанстве — Вас бы для меня — не было (было бы любой позвавший — и любой — отозвавшийся. Любой с любым).

2) я не о ницшеанстве (нище-анстве!) горевала, а сказала: — Тогда — будьте как Ницше, т. е. открыто и горько и беспощадно — жгите.

(Знаете, что последней подписью под его последним письмом безумца было:

Dionyseus, der Gekreuzigte[1934]

— Так видите, что ему Ницше — стòил?!

________

Ницше — одно из предельных воплощений человеческого (нечеловеческого!) страдания. И если я сказала: — тогда будьте как он — это только значило: страдайте с его чистотой. Убивайте (прежде всего — себя) бескавычечно.

Но и любите — бескавычечно.

________

На сегодня — ни о чем другом.

М.

Приписки на полях:

Спасибо за собеседника. Первая транскрипция — как сразу сказалось — часто — лучшая.

Р. S. Нынче еще буду опрашивать — в этой транскрипции и дословно — как гадалку — сообщу.

8-го сентября 1936 г

Château d’Arcine, — ровно месяц, как я здесь.

Родной! Вчера было письмо о стихах, а сегодня — о делах. Но, чтобы кончить о стихах — вот Вам еще один отзыв — на этот раз — читательницы: — „Противно стало от всей нашей гадости — материализма, практицизма — вот и вспомнил — тех. Пусть сейчас все это называют сантиментализмом и глупостями — а для него это единственное, чтó есть“.

Словом, тот самый: bon-très bon-brave-très brave. Très[1935] — который, очевидно. Вас задел (Обидно быть — „brave“[1936]…) Но — к делу: — вот Вам уже два свидетельства, мое третье. Если убедила во второй транскрипции — счастлива. Если нет — спокойна. (Переправьте, пожалуйста, в моем списке: И о почившем на: И о почивших — нечаянно. Неприятно, чтобы тáк осталось — хотя бы на час.)

Дело же — следующее. Вчера, по прочтении Ваших стихов, онá — Ваша читательница — сама предложила мне устроить ряд моих чтений по Швейцарии — этой осенью. Т. е. — я просто спросила, можно ли жить в Leysin[1937] в-непансионе, ибо я ни на какой пансион неспособна, она спросила: зачем? — я сказала: к автору этих стихов — повидаться — тогда она сразу и очень подробно предложила мне столовую для неимущих (я думаю — беспризорных, или, как их раньше называли — бродяг) — „и там 15 сантимов суп. Это Вы можете?“ Я, очень серьезно: — Могу. (И, точно, уже этот суп съела:) — Спасибо большое. — Словом, нечто антиалкоголическое — для chemineaux (и cheminelles[1938] — мысленно добавила я, и, уже совсем обнаглев, вслух): — А на какие же я деньги поеду? (точно она мне предлагала эту поездку).

И — но тут начинается полный серьёз — вполне серьезное, реальное, достоверное, с именами и отчествами — даже фамилиями — предложение: организовать мою осеннюю — нужно думать — ноябрьскую поездку по Швейцарии: Женева-Лозанна-Цюрих (Берна — не было) — с рядом чтений. И тут же написала письмо одному из действующих лиц, которое я опускаю одновременно с этим. В письме (лицо — в Аннемассе) просьба назначить нам обеим свидание на ближайших днях. Слóвом (тьфу, тьфу, не сглазить!) дело — пошлó.

Но, дитя, взываю к Вашему серьёзу: моя Швейцария — дело очень трудное: мне, помимо всех чужих усилий — нужно огромное свое: — устроить Мура в надежные руки, каковых у меня в доме нет: отец его всегда занят, Аля — не в счет. Значит — отдать его той же Маргарите Hикoлaeвнe[1939] — в Париж, но этим самым — изъять его из школы, которая в Ванве, т. с. найти и оплатить учителя. Вся история с паспортом и визами, помноженная на всю мою роковую бытовую неумелость. Наконец, моя невозможность никакого пансиона — самого дешевого, не говоря уже о швейцарских ценах, хотя бы швейцарских 5 франков в день. Т. е. Ваша необходимость отыскать мне „там“ — комнату.

Но — всё это — ничто — при одном условии: Вашей уверенности в необходимости Вам моего приезда.

…Второе (бытовое) — если хотите меня видеть у себя в Швейцарии в ноябре — я должна начинать это сейчас. Т. е. должна быть твердо уверена, что Вы осенью в Париж не приедете, ибо если Вы — осенью, я к Вам в Швейцарию (если всё будет хорошо) — весной, а то нелепо — всё сразу, а потом — никогда — ничего.

Думайте, решайте, но — решив — не перерешайте, ибо я перерешить — не смогу. Сборы — для таких вечеров — весьма громоздкие, всё на доброй воле нескольких чужих людей, а я дáром ничьей силы не трачу, т. е. даже если Вы в это время (неожиданно) окажетесь в Париже — поеду.

A Leysin или Schwendi или ещё что — мне все равно: т. е. равнó-желанно — лишь бы не оказался — Тироль — или Шварцвальд — куда мне ходу — нет.

Нý — думайте.

МЦ

10-го сентября 1936 г

Château d’Arcine,

— Я как раз думала над Вашей болезнью, выясняла её для себя, чтобы выяснить для Вас — но это не сразу, мне нужно … понять — отложим и обратимся к срочному: Вашим стихам.[1940] Первое и твердое правило никаких кавычек кроме слов — разве Вы не видите, что невозможно одними знаками — разная — „сантиментальная ерунда“ не место не словесно, а по содержанию, то … „страдающего брата“ Вы берете только словес … младшего брата …: — начиная от Вениамина[1941]) — и брата — и … неудачна здесь только словесная ассоциация, и — мой друг — un petit effort[1942] — о … grand effort[1943] — стерпите, примите всерьез — и на себя, реабилитируйте — хотя бы ценой упрека Вас, поэта, в общем месте. (Стихи настолько серьёзны, что никому в голову не придет. Либо — какому-нибудь „ницшеанцу“, тогда это — патент на благородство. Реабилитации сущности путем взятия слова в кавычки быть не может. Наоборот: снимите кавычки. Тогда эта строка будет звучать как детский и смертный серьёз. И — поверяю на последнюю чистоту — еще одно: если все же боитесь, на себя — не берете, можете прибегнуть к другому типографическому знаку: разрядке. Глядите:

Мысли о младшем СТРАДАЮЩЕМ брате или:

Мысли о МЛАДШЕМ СТРАДАЮЩЕМ брате[1944]

— сразу остановка внимания, и обогащение смысла, и достоверность: Вы эти слова почему-то — подчеркиваете, т. е. произносите их не случайно: для Вас они (вопреки всему) значат. Так сразу снято подозрение в общем месте, и общее место — становится болевым, точным местом Вашей (нашей) боли. И такая чудная, в таком начертании, настойчивость: да, именно — младшем, и именно — страдающем, и именно — брате. Только еще не знаю: одно ли слово в разрядку, или оба, во всяком случае не брате.

Ведь разрядка есть указание — и даже приказàние — ударения. Проверьте вслух. (Я клонюсь к выделению страдания, т. е. к первому начертанию строки. Не забудьте: тут глаз и слух.)

Приписки на полях:

О разрядке: это самая скромная остановка внимания, то же самое что указать глазами.

А — чаще без разрядки, проще, мужественнее. Я бы — без: пусть думают — чтó хотят.

Второе: — никакого то есть, ради Бога! Вы просто — портите. 1) — мозговое, статейное, 2) неверно, ибо страдание и нищенская сума — не однозначущее: страдание без сумы и сума (mon cas[1945]) — бeз страдания. Вы этим стихи губите.

Третье: нельзя „свободу, равенство и братство“ — в кавычки, Любовь и Труд — вольно, это уж сплошной миниатюризм и микроскоп, и — простите — введение в большое человеческое — чего-то мелко-личного: автобиографического: для меня „свобода, равенство и братство“ — ничто, затó вот — Труд и Любовь… Но кому, в этих стихах, до Вас (данного) дело, эти стихи не Вы пишете — и не о себе — а главное не для себя: только — из себя. Кроме того, все перечисленные вещи — большие, и вce — тысячу тысяч раз повторены, это — родня, нельзя рознить семьи понятий, и — честное слово — никто Вас не поймет, а если поймет — то только через остановку внимания на Вашем личном (частном) случае — значит в полный ущерб стихам.

В мое бескорыстие Вы верите. У меня две корысти: сами стихи — Ваш правильный облик.

— Конечно, вечные, а не чистые. И очень рада, что мы с вами совпали. В ВЕЧНОСТИ шестидесятых годов — предельный вызов. Большего мы о них сказать не можем.

_______

О других стихах.

Первое[1946] — оставите как есть, в первой транскрипции. Т. е.: Но не каждый ведь скажет: — „Брось, —