очень увлечен. Как-то приводил сюда своего Брэй’я: небольшой быстрый рыжий человек, горящий и не гаснущий, острый в реплике, с лучше чем вкусом: нюхом. Страстно любит Пастернака. Сошлись. Сережа с ним будет встречать здешний Новый Год, — в Праге в эту ночь (Сильвестрову) «все позволено».[143] Будут ходить по улицам и заходить в рестораны. Говорят, пьяные чехи угощают русских. Я сама уговорила Сережу, п. ч. я на такие дела уже не гожусь.
Вчера была у нас Катя Рейтлингер: рецидив одержимости Сережей, вела себя истерически, клеила Але игрушки на елку, хохотала, вскакивала, намекала, заигрывала, — тяжело было смотреть. Умолила меня не идти провожать ее на станцию: «такой ужасный мороз!» — все это смеясь и плача, я была потрясена такой явностью. Если хотите ее совсем очаровать, говорите с ней побольше про Сережу.
________
Людские посещения мне мало дают. Первая минута радость (от перемены! нарушения хода) — и сразу примус, печь, посуда, — мыть, варить — ничего не успеваешь, все грязное, все жжется, потом наспех стихи прочесть — и уже темно — и уже люди спрашивают про поезда. Кроме того, не умею на людях, мне нужны не люди, а человек — один — упор хотя бы одного вечера.
________
Получила от «дорогого» «Психею» Родэ. Двухтомный (800 страниц) ученый труд, сухой, sans gйnie.[144] Мне, в итоге, важно, кто пишет, а не о чем! А здесь — никто, и Психея не встает. Тело, из которого Психея отлетела, — вот его книга. С удовольствием бы продала.
_______
С «дорогим» после Вашего отъезда виделись два раза: раз когда «мирились», другой недавно, в «Воле России», наспех, на людях, три минуты. Он мне определенно радуется и определенно во мне не нуждается, — Невинный более предан, чем он. Пошлю ему на Новый Год тот стих, что Вам посылала («Как живется Вам…»). Пусть резнет по сердцу или хлестнет по самолюбию. В тот вечер, по крайней мере, ему будет отправлена его «гипсовая труха». Вязать перестала: нет денег на шершть и дико, дико надоело. А Александра 3ахаровна продолжает: облако белых шалей для всей деревни: вяжет как тонут. Никуда не хочет ехать. Здешний Художественный[145] звал ее в турне: с ужасом отвергла. Боюсь, что ее через 50 лет (деревенский воздух полезен!) схоронят на мокропсинском кладбище. А Лелик женится на дочке лавочника (Баллона),[146] обаллонится и будет торговать.
_______
Кесселю книжку? A quoi bon?[147] Ну, любезное письмо в ответ. Сделаем: я Вам пришлю, а Вы — от себя — подарите. Мне нужен Пастернак — Борис — на несколько невечерних вечеров — и на всю вечность. Если это меня минует — vie et vocation manquйes.[148] — Наверное, минует. —
И жить бы я с ним все равно не сумела, — потому что слишком люблю.
Мой сын будет Борис, — я Вам говорила? А если дочь — Ксения. Холодное и княжеское имя, по-французски на самую гадательную букву алфавита: X.
_______
Очень рада оказии Оболенских. Если повезут детские нагрудники, будет совсем усладительно: одна из них в очках и самого стоистического вида и нрава (Ася).[149] — «Никаких нагрудников!» И вдруг — повезет. И вдруг — отберут?! и вдруг придется нагрудники — отстаивать.
Дайте мне в следующем письме адрес Карбасниковых. Хочу поздравить их на русское Рождество и Новый Год. (Вы не читали «Наши за границей» Лейкина?) Не забудьте написать Ляцкому — м. б. еще одно иждивение выгорит. А Белобородовым напишите отдельно, иначе погубите все дело.
Целую нежно Вас и Адю.
МЦ.
Вшеноры, 2-го нового января 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Вчера я была у Чириковых, они очень озабочены судьбой посылки (материи), — на днях пришло письмо от Людмилы, в котором она спрашивает Ваш адрес. Я дала. Людмила (очевидно, по своему почину — еще лучше!) собирается прислать мне кое-какие вещицы своей девочки и не знает — как. Я думаю, лучше всего по почте, — ведь за старые вещи пошлины не берут? — бережа оказию (Катю Рейтлингер, например для чего-нибудь более ответственного (если Карбасникова не раздумала). Катя у Вас будет числа 10-го — 12-го, она сейчас в Лондоне на конференции и обещала предупредить Вас. Ваш новый адрес у нее есть.
Готовимся к елке. Аля, считавшая дни уже с октября, вне себя, мечтает елку украсть и пронести перед носом сторожей, одетую в детское платье. На самом деле — полон лес елок, а придется везти из Праги.
Клеим украшения и — Вы удивитесь — главным образом я. Золотим баранов, львов, волков, черные адские и голубые райские деревца с золотыми яблоками, — изобретаю, вырезаю и оклеиваю сама. Аля, за медлительностью, только успевает ахать. Сережа, так нагло хваставшийся тем, что «воспитывался в детском саду и поэтому все елочное знает как свои пять пальцев» — эти пять пальцев (и еще пять!) однажды основательно замусолил, клея гигантский фонарь, — и на этом остановился. Фонарь же, недоклеенный и похожий на средиземного спрута, пылится на вышке шкафа.
Привыкаю радоваться чужими радостями (своих нет). А сын, скажете? Сын, это радость через 1/2 года, первое время я его буду бояться. Кроме того, я его уже ревную (ревную исключительно до трех лет, — нет, до семи, но потом слабее) и уже думаю о призыве (честное слово!) 1946 г.
Иногда, ловя себя на мечтах о няньке, думаю: а вдруг он эту няньку будет любить больше, чем меня? — и сразу: не надо няньки! И сразу: видение ужасных утр, без стихов, с пеленками, — и опять cri du coeur:[150] няньку! Няньки, конечно, не будет, а стихи, конечно, будут, — иначе моя жизнь была бы не моя, и я была бы не я.
________
Аля начинает говорить по-французски: «сила ломит и соломушку», в книгах понимает приблизительно треть, не пропустили с ней и пяти дней с Вашего отъезда. Эти уроки — моя кара, поэтому не отступаюсь. Но итоги налицо. Хочу довести ее до свободного, по собственному почину, чтения, — тогда примусь за немецкий.
Вы видите, чем я живу? Нет, я не этим живу.
Конец письма отсутствует
4-го января 1925 г.
Милая Ольга Елисеевна, только что получила «Метель» и статью о Ремизове,[151] — спасибо. И одновременно письмо от Кати Рейтлингер, она потеряла записную книжку с адресами и просит сообщить Ваш. Пишу ей на всякий случай в Лондон, но для верности — вот что: напишите ей на адрес Оболенских, она в Париже наверное будет жить у них. Сообщите ей свой адрес и приблизительные часы, когда кто-нибудь дома. Сделайте это тотчас же по получении письма, в Париже она будет не позже 8-го и останется дня четыре. Боюсь, что мое письмо в Лондон ее уже не застанет.
А вот если бдреса Оболенских не знаете — тогда уже не знаю, что выдумать. Боюсь обременять Вас лишними хлопотами.
Зовут Катю — Катерина Николаевна Рейтлингер.
________
Получила какое-то безумное письмо из Лондона (вне связи с Катей) от еврея-красноармейца-поэта, прочитавшего мои записи в «Современных Записках» и негодующе вопрошающего меня, «почему я ушла от них». Отвечаю ему, что первым моим ответом на октябрьскую революцию был плевок на флаг, задевший меня по лицу. 1917 г. — 1925 г. — 8 лет, флаг выцвел, плевок остался. — В этом роде. — Хорошо отвечаю.
Нужно быть идиотом (этого не пишу), чтобы после «Георгия», стиха к Ахматовой и «Посмертного марша» в Ремесле[152] не увидеть — кту я, мало того: вообразить, что я с «ними». Людям непременно нужна проза: фамилии: точка над i. Думаю, что молодого человека больше всего задело еврейское в «Вольном проезде», — сам он: Leo Gordon, а тут все Левиты да Зальцманы, — не вынесла душа!
______
Статью Саши Черного еще не читала, тороплюсь с отправкой письма. Целую Вас и Адю. Всего лучшего вам всем в 1925 году!
МЦ.
В «Воле России» (в январском №) будет мой стих — большой — «Полотёрская» (Уже пройден.) Наверное, понравится Аде.
Деньги (100 крон Вам верну из гонорара за пьесы, верну непременно, — только бы «Пламя» не раздумало купить.[153] Теперь они все в сборе.
В пражском «Рудольфинуме» сейчас выставка Исцеленова и Лагорио, я не была, Сережа был, — хвалит.
Вшеноры, 8-го января 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Большая просьба: возьмите в «Современных Записках» мою рукопись «Мои службы» и переправьте ее Мельгунову[154] для «На Чужой Стороне». «Мои службы» Современные Записки, заказав, отклонили, — причина неизвестна, да для меня и безразлична, — мне важен итог.[155] А итог: на какое-то основательное количество франков меньше, нужно восполнить, все мне советуют «Чужую Сторону».
Очень прошу, не поручайте «Современным Запискам» пересылать самим, пусть лучше Мельгунов не знает, что рукопись уже гостила, пусть они отдадут Вам, а Вы уже перешлете. (Мельгунов живет где-то под Парижем.) Только, препровождая рукопись, оговоритесь: не подойдет, прошу возврата, вторично ее у меня нет, а переписывать — большой труд.
Да! Прежде чем идти в «Современные 3аписки», запросите по телефону (Париж ведь — не Прага?), у них ли эта рукопись, не отослана ли к Степуну[156] в Германию. (Отказ — через Степуна.) Очень прошу Вас сделать это возможно скорей, и Мельгунова поторопите с ответом, — «Современные Записки» молчали 2 месяца!
Вчера у меня был наш председатель — В. Ф. Булгаков, планировали сборник. Ваша цель принята, гонорар либо 350, либо 300 крон с листа, получу на Вас в первую голову, опять притянув Ляцкого. (Издаст, очевидно, «Пламя».) Сборник совсем собран, большой, хороший, приблизительное содержание:
Маковский: Венецианские сонеты
Туринцев: стихи
Недзельский: Походы (стихи)
Рафальский — стихи
Я: «Поэма Конца»
________
Чириков: «Поездка на о. Валаам»
Сережа — «Тиф»
Немирович-Данченко: еще не дал
Калинников — «Земля»
Вы — «Раковина»
Аверченко — рассказ
Долинский — «Чугунное стадо» (NB! Поездка с англичанином!)
Крачковский — еще не дал
Кожевников — из цикла «Городские люди» (о Чехии)
________
Нечитайлов — «Болгарские и македонские песни»
В. Булгаков — «Замолчанное о Толстом»
Кизеветтер — «Заметки о Пушкине»
Савинов — «Оттокар Бржезина»
Завадский — «О русском языке»
С. Булгаков — «Что такое слово»
________
М. б. что-нибудь в беллетристике забыла. Называться будет (крестила — я) «Ковчег».
________
Вся Прага занята юбилеем Немировича.[157] Были бы здесь — много рассказала бы о «дорогом». Он сейчас в полосе ожесточенного самолюбия, ведет себя мелко, не будучи мелким, — мне жаль его, но помочь не могу. Отзывы со всех сторон (вне политики!) самые удивленные и нелестные, но как-то зарвался («занесся»), делает бестактность за бестактностью, наживает себе врагов среди самых сердечных и справедливых людей. — Жаль. — Но помочь не могу.
Сам предлагал мне (около месяца назад) купить у меня книгу («Романтику»)[158] и вот на два письма не отвечает. Я не привыкла к такой невоспитанности, это еще хуже бессердечия, ибо не
