После России. Марина Ивановна Цветаева
ТЕТРАДКА ПЕРВАЯ
Отъ сего, что поэтъ есть творитель не
наслѣдуетъ того, что онъ лживецъ: ложь есть
слово противъ разума и совѣсти, но поэти-
ческое вымышленiе бываетъ по разуму такъ,
какъ вещь могла и долженствовала быть.
Тредьяковскiй.
1922
БЕРЛИНЪ
Есть часъ на тѣ слова.
Изъ слуховыхъ глушизнъ
Высокія права
Выстукиваетъ жизнь.
Быть-можетъ — отъ плеча,
Протиснутаго лбомъ.
Быть-можетъ — отъ луча,
Невидимаго днемъ.
Въ напрасную струну
Прахъ — взмахъ на простыню.
Дань страху своему
И праху своему.
Жаркихъ самоуправствъ
Часъ — и тишайшихъ просьбъ.
Часъ безземельныхъ братствъ.
Часъ міровыхъ сиротствъ.
11го іюня 1922 г.
Лютая юдоль,
Дольняя любовь.
Руки: свѣтъ и соль.
Губы: смоль и кровь.
3
Лѣвогрудый громъ
Лбомъ подслушанъ былъ.
Такъ — о камень лбомъ —
Кто тебя любилъ?
Богъ съ замыслами! Богъ съ вымыслами!
Вотъ: жаворонкомъ, вотъ: жимолостью,
Вотъ: пригоршнями: вся выплеснута
Съ моими дикостями — и тихостями,
Съ моими радугами заплаканными,
Съ подкрадываньями, забарматываньями…
Милая ты жизнь!
Жадная еще!
Ты запомни вжимъ
Въ правое плечо.
Щебеты во тьмахъ…
Съ птицами встаю!
Мой веселый вмахъ
Въ лѣтопись твою.
12го iюня 1922 г.
Такъ, въ скудномъ труженичествѣ дней,
Такъ, въ трудной судорожности къ ней,
Забудешь дружественный хорей
Подруги мужественной своей.
Ея суровости горькій даръ,
И легкой робостью скрытый жаръ,
И тотъ безпроволочный ударъ,
Которому имя — даль.
Всѣ древности, кромѣ: дай и мой,
Всѣ ревности, кромѣ той, земной,
Всѣ вѣрности, — но и въ смертный бой
Невѣрующимъ Ѳомой.
Мой нѣженка! Сѣдиной отцевъ:
Сей бѣженки не бери подъ кровъ!
Да здравствуетъ лѣвогрудый ковъ
Немудрствующихъ концовъ!
Но можетъ, въ щебетахъ и въ счетахъ
Отъ вѣчныхъ женственностей уставъ —
И вспомнишь руку мою безъ правъ
И мужественный рукавъ.
Уста, не требующія смѣтъ,
Права, не слѣдующія вслѣдъ,
Глаза, не вѣдающіе вѣкъ,
Изслѣдующіе: свѣтъ.
15го iюня 1922 г.
Ночные шепота: шелка
Разбрасывающая рука.
Ночные шепота: шелка
Разглаживающіе уста.
Счета
Всѣхъ ревностей дневныхъ —
и вспыхъ
Всѣхъ древностей — и стиснувъ челюсти —
И стихъ
Споръ —
Въ шелестѣ…
И листъ
Въ стекло…
И первой птицы свистъ.
— Сколь чистъ! — И вздохъ.
Не тотъ. — Ушло.
Ушла.
И вздрогъ
Плеча.
Конецъ.
Какъ нѣтъ.
И въ эту суету суетъ
Сей мечъ: разсвѣтъ.
17го іюня 1922 г.
Ищи себѣ довѣрчивыхъ подругъ,
Не выправившихъ чуда на число.
Я знаю, что Венера — дѣло рукъ,
Ремесленникъ — и знаю ремесло.
Отъ высокоторжественныхъ нѣмотъ
До полнаго попранія души:
Всю лѣстницу божественную — отъ:
Дыханіе мое — до: не дыши!
18го іюня 1922 г.
5
Помни законъ:
Здѣсь не владѣй!
Чтобы потомъ —
Въ Градѣ Друзей:
Въ этомъ пустомъ,
Въ этомъ крутомъ
Небѣ мужскомъ
— Сплошь золотомъ —
Въ мірѣ, гдѣ рѣки вспять,
На берегу — рѣки,
Въ мнимую руку взять
Мнимость другой руки…
Лёгонькой искры хрустъ,
Взрывъ — и отвѣтный взрывъ.
(Недостовѣрность рукъ
Рукопожатьемъ скрывъ!)
О этотъ дружный всплескъ
Плоскихъ какъ мечъ одеждъ —
Въ небѣ мужскихъ божествъ,
Въ небѣ мужскихъ торжествъ!
Такъ, между отрочествъ:
Между равенствъ,
Въ свѣжихъ широтахъ
Зорь, въ загараньяхъ
Игръ — на сухомъ вѣтру
Здравствуй, безстрастье душъ!
Въ небѣ тарпейскихъ кручъ,
Въ небѣ спартанскихъ дружбъ!
20го іюня 1922 г.
Когда же, Господинъ,
На жизнь мою сойдетъ
Спокойствіе сѣдинъ,
Спокойствіе высотъ.
Когда жъ въ пратишину
Тѣхъ первоголубизнъ
Высокое плечо,
Всю вынесшее жизнь.
Ты, Господи, одинъ,
Одинъ, никто изъ васъ,
Ударяются и отрываются первый, четвертый и послѣдній слоги: На — берегу — рѣки.
6
Какъ съ пуховыхъ горбинъ
Въ синь горнюю рвалась.
Какъ подъ упорствомъ устъ
Сонъ — слушала — траву…
(Здѣсь, на землѣ искусствъ,
Словесницей слыву!)
И какъ меня томилъ
Лжи — ломовой оброкъ,
Какъ изъ послѣднихъ жилъ
Въ дерева первый вздрогъ…
_______
Дерева — первый — вздрогъ,
Голубя — первый — воркъ.
(Это не твой ли вздрогъ,
Вѣрность?)
— Остановись,
Свѣтопись зоркихъ стрѣлъ!
Въ тайнописи любви
Если бы — не — разсвѣтъ:
Дребезгъ, и свистъ, и листъ,
Если бы не суетъ
Сихъ суета — сбылись
Жизни бъ…
Не лучъ, а бичъ —
Въ жимолость нѣжныхъ тѣлъ.
Въ опромети добычъ
День. Ломовыхъ дорогъ
Ковъ. — Началась. — Пошла.
Дикій и тихій вздрогъ
Вспомнившаго плеча.
Прячетъ…
Какъ изъ ведра —
Въ лѣтописи ребра
22го — 23го іюня 1922 г.
7
По загарамъ — топоръ и плугъ.
Хватитъ — смуглому праху дань!
Для ремесленническихъ рукъ
Здравствуй — въ ветхозавѣтныхъ тьмахъ —
Вѣчной мужественности взмахъ!
Мхомъ и медомъ дымящій плодъ —
Въ мѣховыхъ ворохахъ дремотъ
Сарру-заповѣдь и Агарь-
Сердце — бросивъ…
— ликуй въ утрахъ,
Вѣчной мужественности взмахъ!
24го іюня 1922 г.
Здравствуй! Не стрѣла, не камень:
Я! — Живѣйшая изъ женъ:
Жизнь. Обѣими руками
Въ твой невыспавшійся сонъ.
Дай! (На языкѣ двуостромъ:
Нá! — Двуострота змѣи!)
Всю меня въ простоволосой
Радости моей прими!
Льни! — Сегодня день на шхунѣ,
— Льни! — на лыжахъ! — Льни! — льняной!
Я сегодня въ новой шкурѣ:
Вызолоченной, седьмой!
— Мой! — и о какихъ наградахъ
Рай — когда въ рукахъ, у рта:
Поздороваться съ утра!
25го іюня 1922 г.
Нѣкоторымъ — не законъ.
Въ часъ, когда условный сонъ
Праведенъ, почти что святъ,
Нѣкоторые не спятъ:
Всматриваются — и въ скры-
тнѣйшем лепесткѣ: не ты!
8
Нѣкоторымъ — не уставъ:
Въ часъ, когда на всѣхъ устахъ
Засуха послѣднихъ смутъ —
Нѣкоторые не пьютъ:
Впытываются — и сти-
снутымъ кулакомъ — въ пески!
Нѣкоторымъ, безъ кривизнъ —
Дорого дается жизнь.
25го іюня 1922 г.
Дабы ты меня не видѣлъ —
Въ жизнь — пронзительной, незримой
Изгородью окружусь.
Жимолостью опояшусь,
Изморозью опушусь.
Дабы ты меня не слушалъ
Въ ночь — въ премудрости старушьей:
Скрытничествѣ — укрѣплюсь.
Шорохами опояшусь,
Шелестами опушусь.
Дабы ты во мнѣ не слишкомъ
Цвѣлъ — по зарослямъ: по книжкамъ
Заживо запропащу:
Вымыслами опояшу,
Мнимостями опушу.
25го іюня 1922 г.
БАЛКОНЪ
Ахъ, съ откровеннаго отвѣса —
Внизъ — чтобы въ прахъ и въ смоль!
Земной любови недовѣсокъ
Слезой солить — доколь?
Балконъ. Сквозь соляные ливни
Смоль поцѣлуевъ злыхъ.
И ненависти неизбывной
Вздохъ: выдышаться въ стихъ!
Стиснутое въ рукѣ комочкомъ —
Батистовая? Симъ примочкамъ
Есть имя: — Iордань.
Да, ибо этотъ бой съ любовью
Дикъ и жестокосердъ.
Дабы съ гранитнаго надбровья
Взмывъ — выдышаться въ смерть!
30го іюня 1922 г.
Ночного гостя не застанешь…
Спи и проспи навѣкъ
Въ испытаннѣйшемъ изъ пристанищъ
Сей невозможный свѣтъ.
Но если — не сочти, что дразнитъ
Слухъ! — любящая — чуть
Отклонится, но если нáвзрыдъ
То мой любовникъ лавролобый
Поворотилъ коней
Съ ристалища. То ревность Бога
Къ любимицѣ своей.
2го іюля 1922 г.
Неподражаемо лжетъ жизнь:
Сверхъ ожиданія, сверхъ лжи…
Но по дрожанію всѣхъ жилъ
Словно во ржи лежишь: звонъ, синь…
(Что жъ, что во лжи лежишь!) — жаръ, валъ…
Бормотъ — сквозь жимолость — ста жилъ…
Радуйся же! — Звалъ!
И не кори меня, другъ, столь
Заворожимы у насъ, тѣлъ,
Души — что вотъ уже: лбомъ въ сонъ.
Ибо — зачѣмъ пѣлъ?
Въ бѣлую книгу твоихъ тишизнъ,
Въ дикую глину твоихъ «да» —
Тихо склоняю обломъ лба:
8го іюля 1922 г.
10
Думалось: будутъ легки
Дни — и безтрепетна смежность
Рукъ. — Взмахомъ руки,
Другъ, остановимте нѣжность.
Не — поздно еще!
Въ раз — свѣтныя щели
(Не поздно!) — еще
Нам птицы не пѣли.
Будь на — сторожѣ!
Послѣдняя ставка!
Нѣтъ, поздно уже
Другъ, если до завтра!
Земля да легка!
Другъ, въ самую сердь!
Не въ наши лѣта
Мертвые — хоть — спятъ!
Только моимъ сна нѣтъ —
Снамъ! Взмахомъ лопатъ
Другъ — остановимте память!
го іюля 1922 г.
Руки — и въ кругъ
Перепродажъ и переуступокъ!
Только бы губъ,
Только бы рукъ мнѣ не перепутать!
Этихъ вотъ всѣхъ
Суетностей, отъ которыхъ сна нѣтъ.
Руки воздѣвъ,
Другъ, заклинаю свою же память!
Чтобы въ стихахъ
(Свалочной ямѣ моихъ Высочествъ!)
Ты не зачахъ,
Ты не усохъ наподобье прочихъ.
Чтобы въ груди
(Въ тысячегрудой моей могилѣ
Братской!) — дожди
Тысячелѣтій тебя не мыли…
Тѣло межъ тѣлъ,
— Ты, что мнѣ прóпадомъ былъ двухзвѣзднымъ!..
Ударяется и отрывается первый слогъ. Помѣчено не вездѣ.
11
Чтобъ не истлѣлъ
Съ надписью: не опознанъ.
го іюля 1922 г.
БЕРЛИНУ
Подъ ливни опускающихся ставень
Сплю. Вздрагивающихъ асфальтовъ вдоль
Копыта — какъ рукоплесканья.
Поздравствовалось — и слилось.
Въ оставленности златозарной
Надъ сказочнѣйшимъ изъ сиротствъ
Вы смилостивились, казармы!
10го іюля 1922 г.
Удостовѣришься — повремени! —
Что, выброшенной на солому,
Сокровищницы Соломона.
Нѣтъ, руки зá голову заломивъ,
— Глоткою соловьиной! —
Не о сокровищницѣ — Суламиөь:
Горсточкѣ красной глины!
12го іюля 1922 г.
Свѣтло-серебряная цвѣль
Надъ зарослями и бассейнами.
И занавѣсъ дохнетъ — и въ щель
Колеблющійся и разсѣянный
Свѣтъ… Падающая вода
Чадры. (Не прикажу — не двинешься!)
Такъ пэри къ спящимъ иногда
Прокрадываются въ любимицы.
Ибо не вѣдающимъ лѣтъ
— Спи! — головокруженье нравится.
12
Не вычитавъ моихъ примѣтъ,
Спи, нѣжное мое неравенство!
Спи. — Вымысломъ останусь, лба
Разглаживающимъ неровности.
Такъ Музы къ смертнымъ иногда
Напрашиваются въ любовницы.
16го іюля 1922 г.
Вкрадчивостію волосъ:
Въ гладь и въ лоскъ
Оторопiю продольной —
Воронову. — Вгладь и всласть
Оторопи вдоль — ладонью.
Нѣженка! — Не обманись!
Такъ заглаживаютъ мысль
Злостную: разрывъ — разлуку —
Лѣстницы послѣдній скрипъ…
Такъ заглаживаютъ шипъ
Розовый… — Поранишь руку!
Вѣдомо мнѣ въ жизни рукъ
Многое. — Изъ свѣтлыхъ дугъ
Присталью неотторжимой
Строй выслѣживаю: смоль,
Стонущую подъ нажимомъ.
Жалко мнѣ твоей упоръ-
ствующей ладони: въ лоскъ
Волосы, — вотъ-вотъ ужъ черезъ
Край — глаза… Загнана внутрь
Мысль навязчивая: утръ
Наважденіе — подъ черепъ!
17го іюля 1922 г.
Леты слѣпотекущiй всхлипъ.
Долгъ твой тебѣ отпущенъ: слитъ
Съ Летою, — еле-еле живъ
Въ лепетѣ сребротекущихъ ивъ.
13
Ивовый сребролетейскiй плескъ
Плачущій… Въ слѣпотекущiй склепъ
Памятей — перетомилась — спрячь
Въ ивовый сребролетейскiй плачъ.
Нá плечи — сребро-сѣдымъ плащомъ
Старческимъ, сребро-сухимъ плющомъ
Нá плечи — перетомилась — лягъ,
Ладанный слѣполетейскiй мракъ
Маковый…
— ибо красный цвѣтъ
Старится, ибо пурпуръ — сѣдъ
Въ памяти, ибо выпивъ всю —
Сухостями теку.
Тусклостями: ущербленныхъ жилъ
Скупостями, молодыхъ сивиллъ
Слѣпостями, головныхъ истомъ
Сѣдостями: свинцомъ.
Берлинъ, 31го іюля 1922 г.
ПРАГА
СИВИЛЛА
1.
Сивилла: выжжена, сивилла: стволъ.
Всѣ птицы вымерли, но Богъ вошелъ.
Сивилла: выпита, сивилла: сушь.
Всѣ жилы высохли: ревностенъ мужъ!
Сивилла: выбыла, сивилла: зѣвъ
Доли и гибели! — Древо межъ дѣвъ.
Державнымъ деревомъ въ лѣсу нагомъ —
Сначала деревомъ шумѣлъ огонь.
Потомъ, подъ вѣками — въ разбѣгъ, врасплохъ, Сухими рѣками взметнулся Богъ.
И вдругъ, отчаявшись искать извнѣ:
Сердцемъ и голосомъ упавъ: во мнѣ!
Сивилла: вѣщая! Сивилла: сводъ!
Такъ Благовѣщенье свершилось въ тотъ
1
Часъ не старѣющій, такъ въ сѣдость травъ
Бренная дѣвственность, пещерой ставъ
Дивному голосу…
— такъ въ звѣздный вихрь
Сивилла: выбывшая изъ живыхъ.
5го августа 1922 г.
2.
Каменной глыбой сѣрой,
Съ вѣкомъ порвавъ родство.
Тѣло твое — пещера
Голоса твоего.
Нѣдрами — въ ночь, сквозь слѣпость
Вѣкъ, слѣпотой бойниц.
Глухонѣмая крѣпость
Надъ пестротою жницъ.
Кутаютъ ливни плечи
Въ плащъ, плѣсневѣетъ грибъ.
Тысячелѣтья плещутъ
У столбняковыхъ глыбъ.
Горе горѣ! Подъ толщей
Вѣкъ, въ прозорливыхъ тьмахъ —
Глиняные осколки
Царствъ и дорожный прахъ
Битвъ…
6го августа 1922 г.
3.
СИВИЛЛА — МЛАДЕНЦУ:
[Стихотвореніе перенесено сюда изъ будущаго, по внутренней принадлежности.]
Къ груди моей,
Младенецъ, льни:
Рожденіе — паденье въ дни.
Съ заоблачныхъ нигдѣшнихъ скалъ,
Младенецъ мой,
Какъ низко палъ!
Ты духомъ былъ, ты прахомъ сталъ.
15
Плачь, маленькій, о нихъ и насъ:
Рожденіе — паденье въ часъ!
Плачь, маленькій, и впредь, и вновь:
Рожденіе — паденье въ кровь,
И въ прахъ,
И въ часъ…
Гдѣ зарева его чудесъ?
Плачь, маленькій: рожденье въ вѣсъ!
Гдѣ залежи его щедротъ?
Плачь, маленькій: рожденье въ счетъ,
И въ кровь,
И въ потъ…
Но встанешь! То, что въ мірѣ смертью
Названо — паденье въ твердь.
Но узришь! То, что въ мірѣ — вѣкъ
Смеженiе — рожденье въ свѣтъ.
Изъ днесь —
Въ навѣкъ.
Смерть, маленькій, не спать, а встать.
Вплавь, маленькій! Уже ступень
Оставлена…
— Возстанье въ день.
17го мая 1923 г.
Но тѣсна вдвоемъ
Даже радость утръ.
Оттолкнувшись лбомъ
И подавшись внутрь,
(Ибо странникъ — Духъ,
И идетъ одинъ),
До начальныхъ глинъ
Потупляя слухъ —
Надъ источникомъ,
Слушай-слушай, Адамъ,
16
Чтó проточныя
Жилы рѣкъ — берегамъ:
Ты и путь и цѣль,
Ты и слѣдъ и домъ.
Никакихъ земель
Не открыть вдвоемъ.
Въ горній лагерь лбовъ
Ты и мостъ и взрывъ.
(Самовластенъ — Богъ
И межъ всѣхъ ревнивъ).
Надъ источникомъ
Слушай-слушай, Адамъ,
Чтó проточныя
Жилы рѣкъ — берегамъ:
Берегись слуги,
Дабы въ отчій домъ
Въ гордый часъ трубы
Не предстать рабомъ.
Берегись жены,
Дабы, сбросивъ прахъ,
Въ голый часъ трубы
Не предстать въ перстняхъ.
Надъ источникомъ
Слушай-слушай, Адамъ,
Что проточныя
Жилы рѣкъ — берегамъ:
Берегись! Не строй
На родствѣ высотъ.
(Ибо крѣпче — той
Въ нашемъ сердцѣ — тотъ).
Говорю, не льстись
На орла, — скорбитъ
Объ упавшемъ ввысь
По сей день — Давидъ!
Надъ источникомъ
Слушай-слушай, Адамъ,
Чтó проточныя
Жилы рѣкъ — берегамъ:
Берегись могилъ:
Голоднѣй блудницъ!
Мертвый былъ и сгнилъ:
Берегись гробницъ!
17
Отъ вчерашнихъ правдъ
Въ домѣ — смрадъ и хламъ.
Даже самый прахъ
Подари вѣтрамъ!
Надъ источникомъ
Слушай-слушай, Адамъ,
Чтó проточныя
Жилы рѣкъ — берегамъ:
Берегись…
8го августа 1922 г.
ДЕРЕВЬЯ
Моему чешскому другу,
Аннѣ Антоновнѣ Тесковой
1.
Въ смертныхъ извѣрясь,
Зачароваться не тщусь.
Въ старческій верескъ,
Въ среброскользящую сушь,
— Пусть моей тѣни
Славу трубятъ трубачи! —
Въ верескъ-потери,
Въ верескъ-сухіе ручьи.
Старческій верескъ!
Голаго камня наростъ!
Удостовѣрясь
Въ тождествѣ нашихъ сиротствъ,
Снявъ и
