учителю-йогу и просил, чтобы он научил его высшим ступеням Пара-Бхакти; он говорил, что ему не нужны предварительные ступени, так как он уже знает, как любить Бога. Йог только улыбнулся на слова юноши. Юноша нисколько раз приходил снова с тою же просьбой и получал тот же ответ. В конце концов, он потерял терпение и потребовал у йога, чтобы тот объяснил свое поведение.
Тогда йог привел юношу к большой реке и, заставив войти в воду, погрузил его в нее и не позволил ему выйти, крепко держа его под водой. Молодой человек боролся, стараясь вырваться, но не мог поднять головы над поверхностью воды. Наконец, йог вытащил его и спросил: «Сын мой, чего ты желал больше всего, когда был под водой?». – «Глотка воздуха», – ответил юноша, вдыхая полной грудью. – «Да, совершенно верно», – сказал йог. – «И вот когда ты будешь желать Бога, как ты желал глотка воздуха, только тогда ты будешь готов к высшим ступеням Бхакти – и тогда ты воистину будешь любить Бога».
Чтение VIII
Дхарма – санскритское слово, которое переводят различно: «добродетель», «долг», «закон», «праведность» и т.д. Ни одно из этих значений не передает точно смысла слова Дхарма. Мы не можем исправить эти определения, но должны принять то, которое ближе всего подходит к нашему пониманию истинного значения слова «дхарма», и поэтому мы допустим в целях этого чтения, что «дхарма» значит «правильное действие». Выражаясь определенно, мы можем сказать, что «Дхарма есть правило деятельности и жизни, наилучше приспособленное к требованиям индивидуальной души, и наилучшим образом рассчитанное, чтобы содействовать достижению ею ближайшей высшей ступени развития». Когда мы говорим о Дхарме какого-нибудь человека, мы подразумеваем наивысший доступный ему образ действия, принимая во внимание его развитие и насущные потребности его души.
Мы думаем, что это чтение будет своевременным, и ответит на запросы многих из наших читателей. Со всех сторон мы слышим старый вопрос: что следует считать нравственным? Люди уже не удовлетворены старыми, по-видимому, отжившими, ответами, которые придают такое же, если не большее значение известным формам, церемониям, и соблюдению внешних правил, как нравственному образу действия и мышления. Человек, уже достигший известной высоты развития, видит нелепость старых подразделений на «нравственное» и «безнравственное» и знает, что многие вещи, осуждавшиеся, как безнравственные, относятся к таковым только потому, что некоторые люди произвольно назвали их так, и что, наоборот, многие вещи, считавшиеся «нравственными», носят это название совершенно столь же произвольно. Стремящийся к познанию присматривается к окружающему его миру и видит, что понятия о нравственном и безнравственном, по-видимому, различны в зависимости от широты и долготы места, а также, что они постоянно изменяются с течением времени, они совершенствуются или совсем отбрасываются. Поэтому ученик может придти в большое смущенье при своих поисках удовлетворительного кодекса этики; он утратил свои прежние путеводные вехи и мерки и стоит в нерешительности, не зная, какую взять меру для определения добра и зла. С одной стороны, он слышит старые учения, требующие чисто формального, догматического и неразумного соблюдения известных правил, которые его душа отвергает, как отжившие и неподходящие к его настоящим требованиям, с другой стороны, он слышит новое учение, гласящее, что «все есть добро» – учение громко провозглашаемое людьми, иногда вовсе не понимающими истинного значения этих слов; и это новое учение тоже обыкновенно не удовлетворяет ищущего, потому что голос его совести говорит ему, что некоторые роды поведения «нравственны», а другие «безнравственны», хотя часто он даже не может сказать, почему именно он считает их таковыми.
Таким образом, человек может почувствовать себя совершенно сбитым с толку. В довершение его смущения, он начинает сознавать, что то, что кажется ему «нравственным», совершенно непонятно его знакомым, стоящим на низшей ступени духовного развития. Он далее замечает, что некоторые поступки, кажущиеся ему совершенно естественными и правильными со стороны этих недостаточно развитых людей (то есть кажущиеся лучшими, чем то, что они вообще делают) были бы «безнравственными» поступками для него при его высоком развили, так как они указывали бы, что он идет назад. Кроме того, он видит, что эти недостаточно развитые люди побуждаются к деланию «добра» и удерживаются от делания «зла» обещаниями награды и страхом наказания; а это кажется недостойным и эгоистичным тем, кто желает делать добро ради самого добра. И тем не менее он принужден сознаться, что эти люди, по-видимому, нуждаются в таких искусственных побуждениях, так как они неспособны проникнуться высшими нравственными идеалами.
Этот вопрос и бесчисленное множество других сбивают с толку, и он чувствует, что старые основы ускользают из под его ног и никаких других более прочных опор не имеется в виду. Мы думаем, что это небольшое чтение о той отрасли философии йогов, которая носит название «Дхарма», поможет ему найти его путь, укажет ему тропу, которую он временно потерял вследствие того, что на том месте, где он сейчас находится, она заросла густым кустарником. Этот предмет слишком обширен, чтобы мы могли изложить его с надлежащей полнотой в пределах этого чтения, но мы надеемся, что нам удастся указать нисколько основных положений, из которых изучающий этот вопрос может затем сам сделать все вытекающие из них логические выводы.
Прежде всего мы сделаем краткий общий обзор основных вопросов этики и некоторых касающихся их теорий. Этика определяется, как «наука о поведении», и трактует о том, как сделать гармоничными отношения человека к окружающим его людям. У западных народов существуют три этические теории, а именно: 1) теория откровения, 2) теория интуиции и 3) теория утилитарная. Обыкновенно, приверженцы какой-либо одной из этих систем считают ее единственно истинной, а остальные две ложными. Философия йогов находит истину в каждой из этих трех систем и отводит каждой из них место в учении о «Дхарме». Для того, чтобы лучше уяснить себе, что такое «Дхарма», мы должны рассмотреть в отдельности каждую из этих трех систем.
Система этики, в основе которой лежит теория откровения, утверждает, что единственным основанием нравственности и правильного поведения является Божественное откровение, сообщенное нам пророками, священниками и учителями, называемыми разными именами. Законы, выдаваемые этими людьми за истины, полученные ими от Бога, принимались более или менее покорно всеми народами, находившимися на соответствующей ступени развития, хотя их понятия о Боге, давшем им эти законы, и различались существенно между собою. Эти законы, поскольку они касались главных основных принципов, были очень сходны между собой, хотя и различались значительно в подробностях, во второстепенных правилах и предписаниях. Священные книги всех народов содержат более или менее полный кодекс нравственности, которому эти народы должны были следовать беспрекословно, не считаясь с голосом разума или с личными мнениями; впрочем, за людьми, почитаемыми среди данного народа высшими авторитетами в области религии, признается право истолкования этих кодексов. Всякий народ признает правила священных книг. В толковании, которое им дается жрецами, то есть высшим авторитетом и, конечно, считает подобные же притязания других народов незаконными. Большинство этих религий раскололось на секты различных наименований, из которых каждая имеет излюбленное толкование священных учений, хотя все они основываются на первоначальном откровении, как на единственной истинной основе этики. Кроме того, всякий народ видоизменяет свое начальное представление об этих, полученных путем откровения учениях, приспособляя понимание их к постоянно изменяющимся требованиям времени. По мере развития народа, изменяются его потребности, и вместе с тем учения искажаются и приспособляются к изменившимся условиям. Священники в таких случаях говорят, что Бог, несомненно, имел в виду «то-то и то-то», а не то, что предполагали их предки. Таким образом, по прошествии некоторого времени, авторитет нравственного кодекса, главным образом, основывается на толковании священников и учителей, а не на самих словах предполагаемого Божественного откровения. Последователи интуитивной и утилитарной теорий нравственности возражают, что если бы Божество имело намерение провозгласить нравственный кодекс, содержащий правила поведения, приложимые ко всем народам во все времена, то Оно изложило бы этот кодекс в таких ясных выражениях, что он не мог бы быть ложно понят даже самыми невежественными людьми. И мудрость Божества дала бы ему возможность предвидеть потребности народа и соответственно этому позаботиться об его нуждах или в самом первоначальном откровении или в «приложениях» к нему.
Вторая система нравственности развивает тот взгляд, что человек интуитивно познает добро и зло, то есть что Божество внушает всякому человеку через посредство его совести инстинктивное знание добра и зла, чтобы он мог руководствоваться этими знаниями в жизни. Это учение утверждает, что человек должен сообразовать частности своего поведения с своей совестью. Но здесь забывается тот факт, что голос совести у двух людей никогда не бывает совершенно тождественным, и что поэтому такая теория ведет к признанию стольких же различных мерил нравственности и поведения, сколько людей на свете; в таком случае утверждение «моя совесть одобряет это» исключило бы всякие дальнейшие рассуждения о нравственности. Относительно того, что такое совесть, существуют различные мнения. Некоторые говорят, что это проявление высшего разума, наставляющего человека. Другие же думают, что это просто подсознательный ум, повторяющий то, что ему было внушено, и что совесть совершенствуется соответственно опыту и изменяется в зависимости от окружающей ее среды. Некоторые утверждают, что это голос Бога, говорящий душе. Существуют еще и другие объяснения и теории. Мы более подробно коснемся этой теории в дальнейшем изложении темы этого чтения.
Третья система этики основывается на теории полезности, известной также под названием утилитарной теории; ее определяют, как «учение, согласно которому добродетель имеет своим основанием пользу», или как «учение, которое ставит возможно большее счастье возможно большого количества людей целью всех общественных и политических учреждений». Это та теория, которая, как предполагается, лежит в основе созданных людьми законов. Блекстон, большой знаток английских законов, утверждает, что человеческие законы основаны на «законах природы», которые, в свою очередь, по его словам, основаны на Божественных законах – на вечных непреложных законах добра и зла, – раскрываемых Создателем человеку через посредство человеческого разума. Блекстон говорит далее, что «этот закон природы, столь же древний, как человечество, и преподанный самим Богом, конечно, по степени обязательности стоит выше всякого другого; никакие человеческие законы не действительны, если противоречат ему, а те, которые действительны, заимствуют всю свою силу и авторитетность прямо или косвенно из этого начального источника». Все это звучит прекрасно и очень просто, и приходится только удивляться, почему цивилизованная жизнь не является земным раем, пока не вспомнишь о современном состоянии законодательства и применения законов, которое, впрочем, все же лучше того, что было в прежние времена. Так легко говорить о «законе»
