«абсолютная монархия с ангелом на троне», между тем, как другой ряд мыслителей рисует общество, так высоко стоящее по своему умственному и духовному развитию, что человеческие законы должны бы были быть отброшены в нем как нечто оскорбительное, так как в подобном обществе не было бы надобности в них, всякий человек был бы сам для себя законом. В среде таких идеальных людей воцарилась бы идеальная справедливость. Оба приведенные условия предполагают «совершенство» или в лице правителя, или в лице самого народа. Законы страны или действительно соответствуют желаниям и взглядам людей среднего уровня данной страны, или терпятся ими. Нельзя наложить ярмо ни на один народ, если он сам не согнет перед ним своей шеи; когда же он перерастет это ярмо, он его сбрасывает. Следует помнить, что мы говорим, конечно, о народе, а не об отдельных личностях. Таким образом, вы видите, что законы страны обыкновенно соответствуют потребностям среднего гражданина ее и являются для него наилучшими, какими он способен руководствоваться и, следовательно, именно такими, какие ему нужны в настоящий момент. Но завтра он, может быть, будет достоин лучших законов и ощутит необходимость их. Закон не свободен от погрешностей и несовершенен, но он необходим, как одна из колонн, поддерживающих храм нравственности. Он не что иное, как обыденное понятие о нравственности, кристаллизованное во временную форму для руководства народа, создавшего эту форму. Всякий закон есть компромисс и всегда притесняет кого-нибудь. Теория его есть «возможно большее благо для возможно большего числа людей».
Защитники утилитарной школы нравственности указывают на тот факт, что человек называет «дурным» то, что доставляет ему страдание или неприятность. Так например, человек не желает быть ограбленным или убитым и вследствие этого у него складывается убеждение, что грабеж и убийство суть преступления; и вот постепенно издаются законы для предупреждения и наказания этих преступлений, и человек соглашается воздерживаться от грабежа и убийства, чтобы, в свою очередь, пользоваться той безопасностью, которая ему гарантируется всеобщим признанием этих поступков «дурными» и учреждением законов, запрещающих их. Точно таким же образом, видя, что общество страдает от нерадивого отношения человека к свои детям, люди называют такое отношение «дурным», и нравственное чувство вызывает издание закона для наказания и пресечения такой нерадивости и т.п. Так рассуждают утилитаристы, и их рассуждение в известных пределах совершенно правильно, так как такова история законов и их составления, такова и одна сторона развития понятий о «добре» и «зле». Но в этих понятиях есть нечто большее, чем такие эгоистические соображения (которые, хотя они и эгоистичны, совершенно уместны в свое время, как и вообще все существующие или бывшие проявления эгоизма). Утилитарист не обращает внимания на тот факт, что духовное развитие человечества вызывает в людях все больше и больше сочувствия к страданиям ближних и что, когда зрелище этих чужих страданий становится невыносимым, появляются новые представления о добре и зле, и возникают новые законы, соответствующие этим новым условиям. По мере того как развивается душа, она начинает чувствовать свою близость к другим душам, и возвышаться до понятия о Единстве всего сущего, и, хотя и чувства и действия могут еще быть эгоистичны, во всяком случае они представляют собой чувства и деятельность уже расширенного «Я». Человеческое чувство справедливости развивается не только потому, что в силу умственного развития человек создает себе более высокое понятие об отвлеченной справедливости, но также и потому, что его развивающаяся душа заставляет его чувствовать свое сродство с другими и испытывать неприятные ощущения при виде страданий и обид, которым они подвергаются. Его совесть развивается, и его любовь и понимание распространяются на более обширный круг явлений – сначала человек заботится о себе, всех других людей он считает «чужими»; затем он начинает чувствовать известное «единство» со своей женой, детьми и родителями; далее со всеми своими сородичами; затем со своим племенем, с союзом племен, со своей народностью; потом со всеми другими народами, говорящими на том же языке или исповедующими ту же религию; затем с людьми одной с ним расы; со всем человечеством, со всеми живыми существами и, наконец, с неодушевленным миром. По мере того, как чувство «единства» в человеке расширяется и развивается, он приобретает все более и более высокие понятия о справедливости и праве. Все это не обусловливается только одним интеллектом; лучи духовного разума становятся все ярче и ярче, и все больше и больше озаряют интеллект. И по мере того как возрастает степень просветления, человеческое чувство справедливости растет и расширяется, и проявляются новые понятия о «добре» и «зле».
Таким образом, вы видите, что утилитарная теория совершенно справедлива в известных пределах, но чтобы как следует понять ее, нужно принять во внимание наравне с рассудком также и высшие начала разума. Человек находит, что его идеалом является не только счастье большинства, но счастье всех людей, и думает, что не может быть счастлив, пока все не будут счастливы. Он сознает, что если нет справедливости для всех, то ее нет ни для кого. И, таким образом, он все подвигается вперед, поступая сообразно крайнему своему разумению – ошибаясь, оступаясь, совершая безрассудства, но всегда побуждаемый растущим в его уме сознанием, в котором он не отдает себе отчета, пока глаза его не откроются, но которое вызывает в нем большую неудовлетворенность и беспокойство и заставляет его стремиться вперед в поисках чего-то неизвестного. Теперь, когда вы начинаете понимать в чем дело, вы уже будете меньше страдать, потому что понимание является целителем ваших мук; вы можете отойти немного в сторону и следить за треволнениями людей, ищущих разрешения вопроса о «добре и «зле», и за их страданиями, происходящими от неведения. Но берегитесь высказать им прямо ваши мысли, пока они еще не готовы к воспринятую их, потому что они обратятся против вас и растерзают вас; они назовут вас безнравственными, атеистами, анархистами и еще Бог знает кем. Оставьте их в покое с непогрешимыми кодексами законов и нравственности, изменяющимися со дня на день; пусть они издают и отменяют свои законы; это хорошо для них, и им это нужно делать, чтобы избавиться от одолевающих их бед. Пусть они связывают себя путами рутинных правил; пусть налагают на себя цепи, если им это нравится; пусть они осуждают брата своего за то, что он понимает вещи иначе, чем они. Такова их природа на данной стадии их развития. Но пусть все эти факты не тревожат вас; вы знаете, что вся эта постоянно изменяющаяся система законов и нравственности составляет часть великого развития, и что каждое изменение есть шаг вперед, хотя ни один такой шаг не может считаться абсолютным или непогрешимым. Вы знаете, что пока не будет достигнуто полное сознание отцовства Бога и братства людей – сознание и осуществление Всеединства – не может быть настоящего мира и спокойствия. Стойте в стороне и предоставьте детям забавляться игрой.
Развивающаяся жизнь души, раскрытие ее даст вам ключ ко всему этому сложному ряду изменений, ко всей этой тревоге, к этому стремлению согласовать человеческие потребности с человеческими законами – к стремлению установить абсолютное мерило добра и зла в форме человеческих, относительных мерок. Человечество делает все, что может; всякая отдельная личность делает лучшее, что она может делать, и восходит по пути, озаряемому светом Духа. Придерживайтесь твердо того, что вы находите самым лучшим, зная, что и это наилучшее есть шаг вперед к истинному благу, и не осуждайте того, чье лучшее почти таково же, как ваше худшее. Не относитесь презрительно к человеческим законам, хотя бы вы и увидели их несовершенство; они составляют необходимый и важный шаг в развитии человечества. Как бы они ни были относительны и несовершенны, они представляют собой самое лучшее, на что способен средний человек, и то, чего он заслуживает в данное время. Помните, что нет ничего бесконечного, безусловного и совершенного, кроме Целого – Единого – Абсолютного. Помните также, что в человечестве медленно развивается сознание тождества с этим Единым. И вы, в ком растет понимание, сознание, ощущение этого Единства, вы, начинающие чувствовать смысл слов «я есмь», будьте, как скала, о которую ударяются и разбиваются морские волны. Пусть волны относительных явлений устремляются на вас; не тревожьтесь, они не могут принести вам вреда. Они только могут осветить и очистить вас, и когда они откатятся назад, в море, вы будете по-прежнему стоять твердо и нерушимо. Или будьте, как человек, глядящий из окна на группы маленьких детей, которые играют, ссорятся, спорят, мирятся, устраивают игры, устанавливают правила, налагают штрафы, присуждают награды. Так и вы смотрите на окружающих вас мужчин и женщин, которые принимают призрачную жизнь за нечто очень серьезное. Дарите и им, наравне с детьми, любовь и понимание, хотя бы они и не знали, чего вы хотите; хотя бы они и не могли понять вашей точки зрения.
Мы надеемся, что теперь для вас стало ясным, что все эти три общепризнанные этические теории – теория откровения, теория совести или интуиции и теория утилитарная – не исключают, а дополняют друг друга. Каждая из них показывает фазу истины, каждая преподает свой особый урок. И все эти три колонны поддерживают здание Дхармы.
Теперь рассмотрим учение Дхармы в целом.
Как мы уже установили раньше, Дхарму можно определить, как «правильное действие» или, говоря более определенно, мы можем сказать, что «Дхарма есть правило деятельности и жизни, лучше всего приспособленное к требованиям индивидуальной души и наиболее приноровленное к тому, чтобы содействовать ей в достижении ближайшей высшей ступени развития». И, как уже мы говорили в том же самом уроке, «когда мы говорим о Дхарме какого-нибудь человека, мы подразумеваем под этим наивысший образ действий, возможный для него, принимая во внимание его развитие и непосредственные запросы его души».
Мы полагаем, что читатель успел уже за это время усвоить мысль, что учение о Дхарме признает «добро» и «зло» только относительными понятиями, и что единственное безусловное «добро» покоится в самом Абсолютном; абсолютного же «зла» не существует, а относительное, видимое нами зло, которое мы называем этим словом, есть просто или действие, являющееся результатом низменного понимания добра, или действие, не вполне соответствующее наивысшему понятию о добре, свойственному лицу, совершающему данный поступок. Короче говоря, нет поступков, которые сами по себе были бы абсолютно «дурными» или «злыми»; они могут считаться таковыми лишь постольку, поскольку они не соответствуют высшему пониманию «добра» тем человеком, который их совершает или наблюдает. Такое учение может показаться опасным; но остановимся несколько на рассмотрении его.
Изучая
