но поражать ее многократно она не в состоянии.
§ 76. Средство (moyen) мелкое, низкое само по себе может быть воз¬вышено и оправдано своим действием. В противном случае оно есть недостаток.
§ 77. Натура должна быть видима на театре, должна быть в подра¬жании то же самое, что она есть в существенности. Это верх искусства.
§ 78. На театре опасно после приятных и возвышенных впечатле¬ний представлять неприятные и противные душе зрителя. А низкие характеры, иногда нужные для действия, вообще трудны для изобра¬жения. Зритель соглашается ненавидеть, но презирать для него слиш¬ком неприятно, ибо презрение не имеет в себе ничего трагического. Такие характеры могут быть употреблены для одних только средств, а иногда для произведения действия; должны быть только сносными и верно изображенными.
§ 79. Как могло найти нежное изображение любви место между важ¬ными красотами «Британника», не будучи неприличным! Оттого, что судьба любовников необходимо зависит от власти всех лиц, их окру¬жающих, и еще более от искусства переменять тоны и оттенки изобра¬жения. Сия любовь приятна, привлекательна; сего довольно в такой трагедии, которой главное действие не на любви основано и в которой сия любовь служит для одной завязки; надлежало только сделать ее не лишнею.
§ 80. Поэт трагический должен быть верным изобразителем обы¬чаев и нравов того народа, в котором берет содержание своей трагедии.
§ 81. Всякий первый акт должен приготовлять ко всему тому, что должно случиться в последующих, быть всему основанием.
§ 82. В драматическом плане средства должны быть в соразмерности и с действиями, то есть поэт должен выбирать средства, которые удо¬влетворительные для зрителя и могущие производить те действия, кото¬рые трагик через них произвести хочет. Любовь Баязета и Аталиды недостаточна для произведения катастрофа сей трагедии: зритель не удовлетворен; в глазах его сия любовь не может перевесить тех вели¬ких интересов, которые ей противопоставлены и которые так сильно овладели его вниманием.
§ 83. Всякое средство, производящее истинный ужас, достойно трагедии; оно низко тогда, когда его действие не заставляет позабыть сей низости, когда оно не производит и не может произвести никакого действия.
§ 84. Вольтер говорит, что трагедия в тоне и действии разнится с комедиею; но в интриге, в ходе может иметь с нею сходство. Отчего трагедии древних не могли иметь сего сходства? Оттого, что любовь не имела места в их драмах. Любовь, страсть всем общая, некоторым образом равняет людей.
§ 85. Интерес трагический зависит от сюжета, от действия, которое должно иметь свое начало и свой конец. Простое раскрытие харак¬тера не может составлять особенного интереса, оно только ему спо¬собствует.
§ 86. Успех драматических произведений вообще больше зависит от выбора предметов.
§ 87. Не надобно делать ненавистным того, кто должен возбуждать сожаление.
§ 88. Выводить детей в трагедиях можно только тогда, когда они принадлежат к самому действию; в противном случае это средство не может произвести сильного действия; оно очень легко.
§ 89. Тот заблуждается, кто думает, что все искусство драматиче¬ского разговора состоит во множестве быстрых выражений. Разговор должен быть приличен положению. Быстр и отрывист в сценах спора, прения, сильных страстей, в минуту решительную, в обстоятельствах чрезвычайных и не допускающих никакого замедления. Обилен в такие минуты, когда все лица представлены с тайною, внутренней борьбою, когда трудно говорить и отвечать, когда надобно опирать свои слова на идеях, связанных одна с другою неразрывною цепию, когда говорящий, оживленный страстью, не может быть остановлен, не может замолчать, не излив всего своего сердца, всего пламени своих чувств.
§ 90. Смесь героизма с чувствительностью прилична трагедии, хотя не во всякий сюжет входит. Во всяком слишком печальном сюжете героизм некоторым образом утешает сжатое сердце, возбуждая в нем удивление; горесть, смешанная с удивлением, сладостнее, и только в таком случае, то есть в смеси с сожалением и ужасом, удивление может составлять если не главную, то по крайней мере побочную пружину трагедии; оно тогда не только возвышает, но вместе трогает душу.
§ 91. Эпизодическое лицо в трагедии может быть нужным, хотя, конечно, разделяет интерес (что есть недостаток). Оно должно быть сколько можно теснее соединено с главным действием.
§ 92. Расин пользуется всеми движениями страстей, им представ¬ляемых, и на них основывает все действия лиц своих и весь ход своей интриги.
§ 93. Участие, принимаемое в лицах виновных и волнуемых силь¬ною страстию, не противно чувству справедливости, которое требует их наказания; почему? Потому что всякая страсть, приводящая к пре¬ступлению, сама в себе заключает наказание, всякого другого тягост-нейшее. Жалеешь не о преступнике, а о несчастном, подверженном непобедимой страсти: такое сожаление может быть согласно с ненави¬стник) к самому преступлению.
§ 94. Иные вещи, будучи представлены одному воображению, про¬изводят сильнейшее действие, нежели когда представляются чувствам: воображение все увеличивает.
§ 95. Несчастие, от виновной страсти происходящее, соразмерно ее силе, следовательно, оно заключает в себе и свое извинение и свое наказание.
§ 96. На театре всякое сильное положение должно быть представ¬лено в смешении с некоторою надеждою, которая бы его несколько укрощала и разнообразила, в противном случае горесть, всегда одина-кая и отчаянная, будет слишком монотонна и больше опечалит, нежели возбудит участие. Переходы из состояния в состояние, из худшего в лучшее, из лучшего в худшее составляют все очарование театральное; Расин в этом образец.
§ 97. Наперсник не должен быть пружиною самого действия. Он служит для одних сцен экспозиции, повествованию и прочее.
§ 98. NB. Наперсник во французских трагедиях всегда почти лиш¬нее лицо; лишнее потому, что не возбуждает никакого интереса и не должно возбуждать. Это лицо необходимо, но нельзя не признаться, что все те сцены отменно холодны, в которых действует наперсник, такое лицо, которое само по себе ничего не значит, а единственно для других выводится; разговор героя с наперсником не может быть отменно инте¬ресным: между обоими лицами слишком много неравенства. Один воз-буждает все внимание зрителя, другой — никакого, а это неравенство охлаждает. Чувствуешь, что сия доверенность принужденная, что она не есть излияние дружбы, которой нельзя существовать между людьми, столь несходными между собою; слишком заметно, что поверенный выведен для зрителя, по необходимости. Итак, лучше всего не употре¬блять поверенного в трагедии, а если это невозможно, то представлять его с каким-нибудь отличительным характером, сделать его сколько-нибудь интересным: таковы, например. Омар в «Магомете», Бурр и Паризин в «Британнике», Пилад в «Андромахе».
§ 99. Отчего в Расиновой «Федре» вся жалость возбуждается больше Федрою виновною, нежели Ипполитом невинным: оттого, что Федра жалка своею страстию, своими терзаниями, чувством своего преступле¬ния, а Ипполит — одною своею смертию; потому что всякий зритель в сердце своем предпочитает участь Ипполита участи Федры! Прадон не в состоянии был вообразить, что Федра больше виновная может быть интереснее Федры меньше виновной.
§ 100. Опасность целого народа не может быть основанием драмати¬ческого интереса, потому что нельзя так сильно привязываться к целой нации, как к частному лицу; надобно, чтобы с судьбою народа была соединена судьба лиц, возбуждающих участие своим положением.
§ 101. Мелкие, низкие чувства не должны служить основанием характера и действия.
§ 102. На театре ничто не должно оскорблять морали и оправдывать преступления.
§ 103. Язык героя, выводимого на сцену, должен согласоваться с обычаями его земли, если только нет в них чего-нибудь отвратительно жестокого, низкого или странного; в таком случае или прибегни к укра¬шению, или оставь предмет, который не может быть привлекателен.
§ 104. Драматический писатель должен заставлять говорить своих героев только то, что может основать, питать и увеличивать единствен¬ный интерес его драмы и привлекать зрителя на ту сторону, на кото¬рую нужно; искусство сие должно быть незаметно, иначе не будет иметь своего действия.
§ 105. Натурально, чтобы человек, каков бы он ни был, мог сам уни¬жать себя на словах перед самим собою или перед другими, но есть такие вещи, которые, будучи низки и отвратительны сами по себе, не могут произвести отвращения к тому человеку, который сам себя в них обвинил; должно только, чтобы они были представлены с такой стороны, которая прилична его характеру, его намерениям и планам, чтобы он показывал глазам нашим только то, что его возвышает в соб-ственных глазах.
§ 106. Украшения, пышность зрелища тогда только могут быть при¬ятны на театре или произведут все свое действие, когда будут тесно соединены с содержанием, когда будут трогать сердце.
§ 107. Все необыкновенные люди получают от природы гений, больше или меньше от других отличный; и характер их произведений всегда согласуется с характером их гения. Общий дух, конечно, имеет на них влияние; он несколько их изменяет, но печать натуры никогда не изглаживается. Великие писатели больше действуют на свой век, нежели век на них действует; они дают больше, нежели получают.
§ 108. Корнель имел дух мужественный и воображение возвышен¬ное; умствования, мысли, черты славные красноречия отличают его произведения; какой бы род сочинения он ни избрал, во всяком был бы он возвышен, но он имел недостатки, смежные с сими преимуществами: надутость, сухость, натянутость и прочее. Но красоты, которыми он обязан своему натуральному таланту, столько возвысили его над всеми его современниками, что он не мог на себя обратиться и заметить своих недостатков. Сие время, когда общество начинает только образовы-ваться, весьма выгодно для славы и вместе опасно для таланта! Выгодно для славы, потому что гений, вдруг поднявшись, является на такой высоте, на которую он возлететь может один, без соперника. Опасно для таланта, потому что он сам должен быть своим судиею, что может сравнивать себя только с собою, выше себя ничего не видит и, следова¬тельно, не может ничего выше себя представить: он один, и судии его от него же научаются судить об нем. Но в такое время, когда некоторое число образцов распространили уже яркий свет, писатель с талантом находит массу познаний и опытов, которая в своей целости, конечно, превосходит его собственную, частную; то, что было, дает понятие о том, что может быть; должно угождать, сообразоваться, иметь в виду строгих и разборчивых судей. Усилия дарования и успех их в такое время труд¬нее; надобно бороться с прошедшим и отвечать за будущее; всегда не надеяться на собственные свои силы, всегда напрягать их — одним сло¬вом, в такое время дарования открываются во всей своей обширности. Это было преимущество Расина. С чувствительным, нежным сердцем, с гибким умом и душою, с живейшим и тончайшим чувством гармонии, с величайшею способностию и легкостию изъясняться, он должен был иметь дело с судиями, которых Корнель образовал своими красотами и ошибками; он писал в такое время, когда вкус начинал очищаться, и имел счастье быть другом Буало. Можно почесть выгодою то, что
