цель, сам по себе полезен; отдых, не имея цели, бесполезен, но служит наградою за труд. И вся приятность его состоит в том, что он не сопря¬жен ни с какою заботою, ни с каким беспокойством. Я бы назвал всякое удовольствие, всякую забаву отдыхом. Что такое забава, удовольствие? Приятное чувство, состояние души человеческой, в котором ее ничто не тревожит, в котором она спокойно может наслаждаться настоящею минутою, не заботясь о будущих и не имея нужды ни в чем, кроме настоящего наслаждения, которое полно, без всякой примеси непри¬ятного. Следовательно, никакая такая забава не может быть полезною для чего-нибудь: она без всякой цели, иначе была бы заботою, она не должна беспокоить, а только наполнять душу наслаждением и тем будет живее, чем больше душа изнурена действием и чем нужнее для нее отдохновение; такая забава необходима потому, что душа никак не может быть в беспрестанном напряжении и что силы ее необходимо должны быть возобновляемы. Итак, если забава может быть бесполезна для будущего, ибо мы только трудиться можем для будущего, то возна¬граждает за прошедшее, заставляя забывать прошедшие заботы и при¬готовляя к будущим, то есть возобновляя потерянные силы так точно, как сон, во время которого мы не действуем, но готовимся к действию. В сем смысле забава должна быть полезная, то есть когда она служит вместо отдыха. Если бы удовольствие могло быть непрерывным, тогда бы жизнь не называлась жизнию, а удовольствием, ибо что такое жить?

Чувствовать, действовать и находить больше или меньше приятности в действии.

Жизнь есть сцепление многоразличных потребностей, которые все требуют удовлетворения; старание удовлетворить им называю трудом; минуту удовлетворения — отдыхом и вместе удовольствием, которое состоит в наслаждении приобретенном и нечувствовании беспокойств, сопряженных с трудом и заботами. Кто назовет такое удовольствие вредным, хотя оно бесполезно, потому что не имеет ничего в виду, кроме одной настоящей минуты? И что такое полезное удовольствие? Разве это радостное, спокойное чувство бытия своего, разве безмя¬тежное и сладкое наслаждение, не смешанное ни с какою внутреннею тревогою, предметами, нам представляющимися, не есть уже очевид¬ная польза? Можно ли всегда, беспрестанно к чему-нибудь стремиться, быть в непрерывном напряжении, следовательно, в беспокойстве? И достанет ли в человеке сил на это? А требовать сего не есть ли чрез-мерный ригоризм, несообразный с человеческою натурою? Но Руссо хотел утверждать парадоксы; одна ложная идея должна поддерживать множество ложных; из справедливых идей надобно извлекать неспра¬ведливые заключения. В нескольких словах: удовольствие есть живое, приятное, спокойное, беспечное наслаждение самим собою; забава есть то, что доставляет сие наслаждение. Такое наслаждение может не иначе существовать, как попеременно с трудом или заботою: после деятель¬ности ощутительно спокойствие. Труд дает право на удовольствие, и тогда оно не только позволено, но и полезно, ибо приготовляет к новым трудам и делает самый труд приятным, потому что соединяет его с ожи¬данием награды: всякий человек, трудясь, желает кончить свою работу, то есть дойти до минуты отдыха и заслужить его. В противном случае удовольствия и отдыха быть не может, ибо он лишен будет всего своего очарования, будет не куплен, соединен с упреком, не оживлен контра¬стом труда и заботы. Когда же отдых, удовольствие, забава бывают бесполезны и вредны? Бесполезны тогда, когда они непрерывны, следовательно, лишены всей своей сладости, не служат наградою, не приготовляют к новым трудам. Вредны тогда, когда обращаются в при¬вычку, следовательно, изнуряя душу спокойствием, лишают ее способ¬ности трудиться, отвлекают ее от определенной природою ей цели и, наконец, когда основаны на вреде, соединены с каким-нибудь пороком или преступлением. Такого рода забавы не могут быть отдыхом, а суть порождения праздности. Душа требует разнообразия. Кто трудится, для того всякое простое удовольствие сладко, для того и всегдашнее знакомое удовольствие всегда ново, ибо оно временно и прерывается; он трудом обновляет старую забаву; забавою облегчает труд. Для праздного все достоинство удовольствий заключено в их новости, и наконец он делается неспособным иметь их, ибо всегда, после всякого наскучившего удовольствия, должен иметь живейшее, чтобы найти в нем приятность, иначе оно будет противно; можно ли всегда сохранить сию постепенность? Заключим. Всякое удовольствие невинное, заслу¬женное позволено, ибо оно не только не похищает у нас времени, но дает жизни всю ее приятность. Удовольствие виновное, незаслуженное не есть удовольствие, а его злоупотребление и отрава; оно не может быть никак позволено. Забавы, доставляющие то или другое удовольствие, также позволены или не позволены, полезны или вредны. Но забава никогда не может быть полезною в таком смысле, в каком бывает поле¬зен труд, ибо она есть спокойствие и временное бездействие и трудиться беспрестанно, телом ли, душою ли, невозможно для человека.

§ 232. Звание человека соединено с удовольствиями; должности его столь сладостны, что исполнение их не оставляет места скуке. Чем больше умеешь пользоваться временем, тем больше им дорожишь. Одна праздность, одно забвение простых, натуральных удовольствий заставляет нас искать удовольствий чуждых и от нас отдаленных.

§ 233. NB. Вопрос: всегда ли и для всякого ли человека исполне¬ние должностей, соединенных с саном человеческим, сладостно или по крайней мере легко; не есть ли всякая должность сама по себе принуж¬денность или рабство, не оставляющее человеку ничего на собственный его выбор? Конечно, добродетель состоит в добровольной подчинен¬ности сему игу, которое не только не должно казаться игом, но даже свободою. Однако добродетели нет без борения, следовательно, без трудности. Все должности почти соединены с трудностию, следова¬тельно, то, что не соединено с нею, если оно только невинно, не может не быть приятно: забава, удовольствие служат наградою за исполнение должности. Будь добрым отцом, сыном, гражданином, говорит Руссо. Согласен: но разве сии звания исключают удовольствие, то есть сво-бодное, не зависящее ни от чего наслаждение самим собою? Кажется, нет! Как ни говори, а человек совершенно от себя отказаться не может! На что быть ригористом и требовать чрезмерностей! Всегда ли, во вся¬кую ли минуту можно исполнять должность? Всегда ли на это способен? И всякий ли человек может находить наслаждения в исполнении своих должностей? Не для многих ли они не иное что, как тягостное бремя, которого они сбросить не могут потому, что не хотят и не должны хотеть, но которое не меньше того несносно, мучительно и должно быть облегчаемо. В чем же искать облегчения, как не в удовольствиях, не в таких удовольствиях, которые на время заставляют забыть тягость обыкновенных трудов и тем живее, чем дороже куплены. Удовольствие соединено с самим исполнением должностей, это неоспоримо, ибо это удовольствие есть внутренний голос, тебя оправдывающий; но это удо-вольствие служит одним только подкреплением; нужно такое, которое бы вознаграждало или служило вместо отдыха. Ты имеешь семейство, имеешь связи, которые оживляют твою душу; ищи своих удовольствий в том же кругу, в котором трудишься; кто лучше наградит тебя, как не те, для которых действуешь! Если ты любишь и любим, то не пой¬дешь вдаль за твоими наслаждениями; они вокруг тебя и всегда раз¬нообразны! Но сколь часто семейство есть источник всех горестей и страданий? Где люди, там несогласие! Как часто человек бывает один, один с тяжкими, трудными обязанностями, не услаждаемыми никаким приятным чувством; всегда ли одна уверенность, что исполняешь свою должность, может быть наградою, может быть сладостна и заменять все другие наслаждения, и все ли должности могут соединены быть с такими наслаждениями? Не есть ли в таком случае забава прибежище души изнуренной? Неужли на всякую минуту жизни найдется осо¬бенная должность и неужли слабый человек во всякую минуту спосо¬бен исполнять человеческие должности; и все ли люди друг на друга похожи, все ли способны к одним и тем же действиям? Конечно, испол¬нение должностей, так, как и всякий труд, прогоняет скуку, но соеди¬нено с изнурением, а удовольствие есть отдых. Праздность заставляет искать не удовольствия, а рассеяния, которое также есть занятие.

Человек, умеющий пользоваться временем, знает ему цену и дорожит им, или, что все равно, не теряет его напрасно; но я не называю потерею времени забавы, купленной трудом и исполнением должностей (какие бы они ни были), и кто откажет в ней человеку, обремененному трудами, которого вся жизнь не иное что, как сцепление забот, иногда прерывае¬мых удовольствиями, и не есть ли этот беспрестанный переход от работы к отдыху, от отдыха к работе натуральное определение человека? Отдых и забава суть, конечно, бездействие, но только временное бездействие, оправдываемое обыкновенною, всегдашнею деятельностию человека; в таком случае оно не только позволено, но даже необходимо. Заключим: звание человека соединено с удовольствиями, которые заключаются в исполнении его должностей, не оставляющих места скуке! Согласен, но сии должности, которых исполнение всегда приятно, не исключают удовольствий, не смешанных ни с какою заботою, которые не только позволены, но даже необходимы человеку; какого рода должны быть сии удовольствия, этого определить невозможно. Всякий человек дол-жен спрашиваться со своими склонностями, с своим рассудком; известно только то, что всякий человек должен непременно иметь их и наблюдать только то, чтобы они были невинны. Искать сих удовольствий не значит любить праздность, а только иметь нужду в отдохновении после трудов или в награду за труды. Один может наслаждаться семейственными удовольствиями. Тот, кто имеет семейство, конечно, не предпочтет сего священного, спокойного, счастливого круга такому, в котором он будет чуждым; но верно то, что любовь к разнообразию, столь свойственная человеку, заставит его хоть изредка иметь удовольствие и вдали; как бы то ни было, такому человеку, если его семейство есть мирный круг любви и счастия, легко быть и отцом, и мужем, и сыном! Но где прика¬жете искать удовольствие такому человеку, которого семейство есть ад? Он должен быть его членом? Это правда! Но согласитесь, что сия долж¬ность и, следовательно, ее исполнение не могут быть приятны! Надобно чем-нибудь награждаться за сию неприятность! Ищи удовольствия вне, вдали! Сколько людей таких, которые никогда не имели семейства, которых обстоятельства сделали одинокими с колыбели! Сколько таких, которых гражданские должности мало значат и которым нельзя, по обстоятельствам, иметь важнейших (по нынешнему образованию обще¬ства не всякий может быть исполнителем важных общественных обязан¬ностей). И все ли, имея важные общественные и семейные должности, имея возможность исполнять их, равно способны к сему исполнению, имеют одинакие силы для поддержания сей тягости? Позвольте, г. Руссо, иметь удовольствия! Лишь бы только они были невинны! Люди не боги, они не могут всегда собою наслаждаться, всегда в себе находить источник наслаждения! Они не имеют сил неистогцаемых, следовательно, не могут всегда действовать! А сколько людей таких, которые совсем неспособны