votre mort les funestes apprets?**

не коснулись ее внимания; глаза ее, прежде мрачные и совершенно потухшие, после слов:

Soleil, je te viens voir pour la derniere fois! —

мало-помалу начали оживляться, и они уже блистали (но блистали тем ярким огнем, который выражает не радость, а сильный беспорядок душевный), когда она сказала:

Dieux, que ne suis-je assise a 1’ombre des forets и проч.,

и зритель, прежде нежели она произнесла эти слова, был уже приготов¬лен к чувству необыкновенному: он угадывал, что душа Федры занята была каким-то внезапным видением, и то, что она сказала, только объ¬яснило его темную догадку. Вот что значит наблюдать постепенность в переходе от одного движения к другому! Но это искусство известно одним только великим артистам.

Quoi, madame!*** —

* О, быть бы там, в лесу, следя из-за ветвей, Как по ристалищу несется колесница, Вздымая легкий прах… (фр.) Как? Не оставила ты устремленья злого? От жизни отвратясь, все снова ты и снова Пророчествуешь мне о гибели своей? (фр.) *** Что? Ты о чем, царица? (фр.)

воскликнула Энона — в минуту смятение и ужас заступили место любви на лице Федры, все черты ее переменились; этот быстрый переход из одного состояния в другое, совершенно ему противное, выражен был прекрасно.

Энона умоляет Федру вверить ей свою тайну; она бросается на колена:

Madame, au nom des pleurs que pour vous j’ai verses. Par vos faibles genoux que je tiens embrasses. Delivrer mon esprit de se funeste doute!*

В продолжение этих стихов жестокая борьба изображена была на лице Федры, которого все мускулы казались напряженными; но Энона замолчала, и Федра была уже спокойна, ибо отчаянная решимость заступила в ней место мучительного волнения; она приблизила свое лицо к лицу Эноны —

Tu le veux** —

сказала она с глубоким чувством; казалось, что слова сии выражали: без¬умная! чего ты хочешь? — и она приблизила свое лицо к Эноне как будто для того, чтобы рассмотреть в глазах ее, точно ли желает она открыть такую страшную тайну:

…leve-toi!***

Во второе представление эти два слова произнесены были гораздо лучше, нежели в первое. Тогда Федра, сказавши: «Tu le veux», прибавила с поспешностью: «leve-toi!» — и быстрым движением руки подняла Энону: в голосе ее чувствительна была одна только решимость! Но в последний раз после двух первых слов (tu le veux) она отвратила глаза от Эноны, сделала тихое движение рукою и произнесла с глубоким унынием, после минутного молчания: «leve-toi!» Самый звук ее голоса приготовлял уже зрителя к тому, что он услышит, а глаза ее в то же время говорили: какое признание должна я сделать и для чего принуждена я его сделать]

* Ослепшая от слез, от ужаса дрожа, Целую я твои ослабшие колени. Избавь рассудок мой от тяжких подозрений! (фр.) Ты хочешь этого… (фр.) *** Встань! (фр.)

Tu vas ouir le comble des horreurs J’aime…*

J’aime Hippolyte** — хотела она сказать, — и быстрота, с какою произ¬несено было слово j’aime, показывала, что она спешила избавить себя от тягостного признания; но при имени Ипполита решимость ее исчезла; она смутилась, затрепетала:

Асе nom fatalje tremble,je frissonne…

J, • *** aime… —

последнее слово сказано было тихо и с робостью, так, как и следующие:

Tu connais се fils de 1’Amazone,

Се prince si longtemps par moi-meme opprime?****

она хотела, чтобы Энона ее угадала, но в то же время страшилась ее проницательности.

Cest toi qui l’as homme!***** —

она произнесла это разительное слово робким, почти невнятным голо¬сом, со стыдом, ужасом и отвращением: она не смела обратить глаза на Энону и движением руки хотела как будто ее от себя удалить, ибо слова Эноны:

Hippolyte? Grands dieux!******

были для нее какою-то ужасною новостию, которой она ожидала, но которую все еще слишком рано услышала. Монолог:

Mon mal vient de plus loin etc.******* —

* Не вымолвить… Люблю я… (фр.) ** Я люблю Ипполита… (фр.)

Не вымолвить… Люблю я… (фр.) **** Он — тот, чей был так нестерпим мне вид. —

Сын Амазонки… (фр.) ***** Ты имя назвала (фр.). ***** Как!.. О боги! Ипполит? (фр.). ***** Давно уже больна ужасным я недугом и пр. (фр.).

прочтен был во второй раз несравненно лучше, нежели в первый; надобно было следовать за движениями лица актрисы, чтобы разделять с-нею все те чувства, которые выражала она словами:

En vain sur les autels ma main brulait 1’encens: Quand та bouche implorait le nom de la deesse, J’adorais Hippolyte; et, le voyant sans cesse, Meme au pied des autels que je faisais fumer, J’ofFrais tout а се dieu que je n’osais nommer*.

В эту минуту глаза ее, оживленные, блестящие, выражали все иссту¬пление любви; она видела пред собою того бога, которого наименовать не смела.

В четвертой сцене, когда Панопа извещает ее о смерти Тезеевой, она произносит одно только слово Ciel!** — но эта сцена едва ли не одна из самых трудных; и надобно признаться, что девица Жорж пока¬зала в ней дарование актрисы превосходной, которая ни на минуту не удаляется от характера и положения своей роли.

Третья сцена оканчивается стихами:

Je t’ai tout avoue; je ne m’en repens pas: Pourvu que de ma mort respectant les approches Tu ne n’affiges plus par d’injustes reproches, Et que tes vains secours cessent de rappeler Un reste de chaleur tout pret a s’exhaler***.

Положение Федры все то же, какое и в начале сцены; вдруг слышит она от Панопы, что Тезея нет:

Hippolyte son fils vient d’apprendre sa mort****.

Неисцелимая пришла ко мне любовь! Я, вознося мольбы богине Афродите, Была погружена в мечты об Ипполите. И не ее — о нет! — его боготворя. Несла свои дары к подножью алтаря (фр.). ** Небо! (фр.)

Призналась я теперь. И я не каюсь в том.

Но зная, что на смерть осуждена я роком,

Ты не тревожь меня ни стоном, ни упреком,

Не отговаривай, не вздумай помешать

И гаснущий костер не тщись раздуть опять (фр.).

Царевичу ту весть с собою привезли (фр.).

Она говорит одно только слово: Ciel! — но каким голосом и с каким видом? Обыкновенная актриса приняла бы это известие с громким восклицанием, которым выразила бы одно только то, что оно поразило ее как новость. Но слово «Ciel!» выражает совсем иное. Тезеева смерть не может быть сама по себе ужасною для Федры, ибо для нее нет уже несчастья: она решилась умереть! Она может на нее действовать только потому, что имеет некоторое отношение к главному и единственному ее чувству. И голосом тихим, с видом сомнения, нерешительности, как будто стараясь проникнуть в то будущее, которое вдруг совершенно изменилось для нее со смертью ее супруга, но еще не имея никакой ясной мысли и не позволяя себе останавливаться на той, которая одна против воли в душе ее пробуждается, она говорит: «Ciel!» Это слово заключает в себе целое положение. Произнеся его, Федра остается погруженною в задумчивость, она мечтает, в душе ее стеснилось мно¬жество смутных мыслей и чувств; но при словах Эноны:

Votre flamme devient une flamme ordinaire!*

она пробуждается — глаза ее блистают, и зритель угадывает, что Энона встретила то чувство, на котором Федра не смела остановиться. Она с жадностью приемлет и одобряет те советы, которые страшилась сама себе сделать; она уже согласна остаться жить для пользы сына, но это один обман! Нежностью матери украшает она в своих глазах виновную любовь к Ипполиту: она остается жить для одного только Ипполита. Таковы чувства, которые девица Жорж прекрасно выразила немою игрою своею в IV и V сценах первого акта.

Этих замечаний довольно. Скажем вообще, что «Федра» во второй раз была гораздо лучше представлена, нежели в первый (здесь разумею одну девицу Жорж); исступление ревности в четвертом акте и следую¬щее за ним отчаяние выражены были сильнее. Чувство, с каким сказан был стих (III акт, сцена I):

Quoique Scythe et barbare, elle a pourtant aime**, —

привело зрителей в восхищение: его произнесла сама Федра, которая слишком знает, что такое страстная любовь и которая живет одною любовью. Заметим еще одно выражение. Федра, мучимая ревностью, говорит:

* Ведь страсть твоя теперь — лишь страсть, не преступленье (фр.). ** Пусть скифянкой рожден, он все же — плод любви! (фр.)

Ah! douleur поп encore eprouvee;

А quel nouveau tourment je me suis reservee!

Tout ce que j’ai souffert, mes craintes, mes transports,

La fureur de mes feux, 1’horreur de mes remords,

Et d’un refus cruel 1’insupportable, injure,

N’etait qu’un faible essai du tourment que j’endure.

Ils s’aiment! Par quel charme ont-ils trompe mes yeux?

Comment se sont-ils vus? depuis quand? dans quels lieux?

Tu le savais: pourquoi те laissais-tu seduire?*

Выражение tu le savais принадлежит к тем немногим высоким (sublime) выражениям чувства или мыслей, которые изумляют нас в великих трагиках; его можно поставить наряду с qu’il mourut** старого Горация, с qui te Га dit*** Гермионы и с he has по children**** Макдуффа в Шекспировом «Макбете»5. Федра говорит Эноне: tu le savais, а она сама, за несколько часов, в первый раз сказала ей о любви своей — вот сумасшествие ревности, вот исступление страстной души, совершенно расстроенной и все обвиняющей в своем страдании. В этом месте игра девицы Жорж была несравненна.

Теперь позволим себе заметить то, что кажется нам недостатком в игре этой актрисы; она иногда излишне заботится о своей наружно¬сти; например, в самых сильных местах не забывает она поправить свое покрывало, волосы, порфиру; также заметно иногда, что она хочет пле¬нить глаза живописным своим положением. Такая заботливость не уси¬ливает, а разве только ослабляет то чувство, которое игрою своею про¬изводит она в сердце зрителя: Федра, оправляющая на себе порфиру в ту самую минуту, когда она, забывшись, открывает страсть свою Иппо¬литу, сама выводит нас из очарования, и мы находим в ней одну только актрису. Девица Жорж, кажется, не имеет причины бояться, чтобы зрители, смотря на выразительное лицо ее, могли не забыть об ее пла¬

* Но муки — самой злой еще не испытала. Все, что меня снести заставил Ипполит, Все — страсть палящая и нестерпимый стыд, Терзанья совести и жгучий страх разлуки, — Все было слабым лишь предвестьем этой муки… Меж них — любовь! А я — не знаю ни о чем! Иль отвели они глаза мне волшебством? Где это началось? Когда было начало? Ты знала? Отвечай! Зачем мне не сказала! (фр.)

** Умереть! (фр.)

Кто тебе сказал? (фр.)

Но Макбет бездетен! (англ.). — Пер. Б. Л. Пастернака.

тье; чем менее будет она думать о действии на глаза, тем более будет действовать на сердце6.

Некоторые