в языке нашем не было соответствующего ему названия, но потому, что переводчик не знал слова «наитствовать», изображающего то же самое понятие, тогда отвечал он мне: «Я лучше дам себя высечь, нежели когда-нибудь соглашусь слово это употребить». Сие одно уже показывает, как много заражены мы любовью к Французскому и ненавистью к своему языку. Жаль бедных русских писателей — они из любви к французскому языку не хотят употреблять дурного слова вместо хорошего.

с. 28.

Здесь же приметим токмо, что по сему новому правилу так легко с иностранных языков переводить всех славных и глубокомысленных писателей, как бы токмо и списывать их. Например: un des hommes de France qui a le plus cTesprit, qui а rempil succes grandes places, et qui a ecrit sur divers objets avec autant d’interet que d’elegance, a dit; dans des Considerations sur 1’etat de la France: один из людей Франции, который имел наиболее разума, который наполнял с успехом великие места и который писал на разные предметы с такою занимательностью, как Элегансом, сказал в рассуждениях на состояние Франции. Сей перевод весьма похож на многие нынешние. Дурные, следовательно, не принадлежат и к числу русских хорошо пишущих, как, например, и сочинения Тредиаковского.

Текст книги Шишкова Замечания Жуковского

с. 29

Между тем, не взирая на опасность гнева их, я осмелюсь предложить здесь некоторые противные мнению их рассуждения, дабы упражняющихся в словесности молодых людей, не совсем заразившихся еще сею язвою, остановить, буде возможно, от предосудительного им последования. это же каковских? это как?

с. 31.

Во всяком языке есть множество таких слов или названий, которые в долговременном от разных писателей употреблении получили различные смыслы или изображают разные понятия, и потому знаменование их можно уподобить кругу, рождающемуся от брошенного в воду камня, и отчасу далее пределы свои распространяющему. Возьмем, например, слово «свет» (…) и рассмотрим всю обширность его знаменования… Положим сначала, что оно заключает в себе одно токмо понятие о сиянии или о лучах, исходящих от какого-нибудь светила, как-то в следующей речи: «солнце разливает свет свой повсюду». Изобразим оное через круг А, которого окружность В определяет вышесказанный смысл его или заключающееся в нем понятие (…). В речи: «Америка есть новый свет» слово «свет» означает новонайденную землю, подобную прежде известным, то есть Европе, Азии и Африке. Итак, круг А получил еще большее распространение. Извините, слово «свет» не распространилось вД, а означает его другую коренную мысль — то есть мир, землю, которая не имеет никакого соотношения с светом — лучами.

Текст книги Шишкова Замечания Жуковского

с. 40.

Рассуждая таким образом, ясно видеть можем, что состав одного языка не сходствует с составом другого и что во всяком языке слова получают силу и знаменование свое, во-первых, от корня, от которого они происходят, во-вторых, от употребления. Мы говорим: вкусить смерть; Французы не скажут: gouter, а говорят: subir la mort. Но по-французски говорится gouter le bonheur — вкусить счастье — причина очевидна.

с. 41.

Но мы не то ли самое делаем, когда вместо «жалкое зрелище» говорим: «трогательная сцена». Жалкое зрелигце не значит еще трогательная сцена или трогательное явление.

с. 45.

Не находим ли мы в нынешних наших книгах: подпирать мнение свое, двигать духами, черта злословия и проч.? Не есть ли это рабственный перевод с Французских речей: soutenir son opinion, mouvoir les esprits, un trait de satire? Переводим ли мы: Как вы носите себя? Какое идет здоровье? и т. д.

c. 47.

Итак, с одной стороны, в язык наш вводятся нелепые новости, а с другой, истребляются и забываются издревле принятые и многими веками утвержденные понятия: таким-то образом процветает словесность наша и образуется приятность слога, называемая Французами elegance! Какие понятия ? Разве слова понятия ?

с. 48.

Должны ли слуху нашему быть дики прямые и коренные наши названия, таковые, как: любомудрие, умоделие, зодчество, багряница, вожделение, велеление и проч. Все эти слова употребляются нашими хорошими новыми писателями.

4о6

Текст книги Шишкова Замечания Жуковского

с. 51—53.

Мы начинаем забывать и уже нигде в новых книгах своих не находим старинных наших выражений и мыслей, каковы, например, нижеследующие:

Препоясал мя еси силою на брань. Ужо тебе пора во крепость облещись. Горняя мудрствуйте, не земная и т. д.

(…) Мы, говорю, ныне забываем сей слог, и сладкою изобильно текущею из богатого источника сею водою отнюдь не стараемся напоять умы наши. Что же мы делаем? На место сих колико сильных, толико же кратких и прекрасных выражений, вводим в язык наш следующие и им подобные:

Жестоко человеку несчастному делать еще упреки, бросающие тень на его характер. Погрузиться в состояние морального увядания.

Он простых нравов, но счастие наполнило его идеями богатства и т. д. Чтобы поддержать свои мысли, автор выдумывает дурные и нелепые переводы, таких никто не употребляет в новых книгах. Все сии выражения стихотворные и употреблены всеми лучшими нашими стихотворцами. Автор хорошим славянским выражениям противополагает дурные русские, это ли значит сравнивать и могут ли испортить язык дурные писатели, которых никто не читает.

с. 54.

Мы не хотим подражать Ломоносову и ему подобным. Он, например, описывая красоту рощи, между прочим в конце своего описания говорит: «Но что приятное и слух услаждающее пение птиц, которое с легким шумом колеблющихся пистон и журчанием ясных источников раздается? Не дух ли и сердце восхищает и все суетным речением смертных изобретение роскоши в забвение приводит». Это слишком просто для нас. Слог наш ныне гораздо кудрявее… раздаваться с легким шумом! изобретение роскоши!

Текст книги Шишкова Замечания Жуковского

.с. 57.

Вот нынешний наш слог! Мы почитаем себя великими изобразителями природы, когда изъясняемся таким образом, что сами себя не понимаем, как например: в туманном небосклоне рисуется печальная свита галок, кои, каркая при водах мутных, сообщают траур периодический. сумбур!4

с. 61.

Там [у наших предков. — Ф. К., А. Я.] вся связь мыслей и всякий стих мне понятен; а здесь [у новых поэтов. — Ф. К., А. Я.], когда б смертный мог подобить невидимый, спокойный восторг горних, он бы согласный строй звучных тел, и восклицание нежных голосов, на душу, на сердце влиянье, почел небесным чувством. Пусть тот, кто умнее меня, находит в этом мысль, а я ничего здесь кроме несвязности и пустословия не вижу. Что бы автор сказал, если бы еще прочитал Тодорского!5 он бы воскликнул: таков нынешний русский слог!

с. 63.

Мы, удаляясь от естественной простоты, от подобий обыкновенных и всякому вразумительных и гоняясь всегда за новостью мыслей, за остроумием, так излишно изощряем или, как ныне говорят, утончиваем понятия свои, что оные чем меньше мысленным очам нашим от чрезвычайной тонкости своей видимы становятся, тем больше мы им удивляемся и называем это силою Гения. Сие-то расположение ума нашего и упоение оного чужестранными, часто нелепыми писаниями, рождает в нем охоту подражания… Это не есть чужестранное: у чужестранцев не занимают нелепостей.

4о8

2. KARL SCHNAASE. GESCHICHTE DER BILDENDE KUNSTE

Нельзя сказать, что такое красота, почему прекрасно то или дру¬гое. Мы чувствуем прекрасное, а это прекрасное имеет различный хар. (актер): веселый, внезапный, глубокий, высокий, забавный, ясный, тихий, живой и проч.

Чувство красоты возбуждается в нас явл.(ениями) физическими или нравственными.

Что происходит в нас при чувстве прекрасного — внутреннее душевное действие: душа встречает в предмете физическом или в дру¬гой душе, то есть в действиях души, нечто ей родное, духовное, то, что отделено от всего вещественного, то есть нечто, принадлежащее раз¬ряду высокого.

Красота есть отсвет нашей души в внешнем предмете. Предмет есть только повод к ощущению красоты; нужно соединение некоторых усло¬вий, чтобы произвелось это ощущение, так же, как и расщелины утесов для произведения эха; но эха нет без голоса, так же нет и красоты без души, ее ощущающей.

Способность ощущать красоту есть привилегия души человеческой.

Красота, заключающаяся в создании, есть не иное что, как только соприсутствие в нас Создателя.

Ощущение красоты есть более или менее ясное ощущение сего соприсутствия.

Ощущая его, душа наша ощущает в то же время и себя в сродстве с Создателем, вначале природа свое отделяет от всего внешнего прекрас¬ное свойство; но это отдельное самоощущение соединяет ее с предме¬том, послужившим поводом к сему ощущению и предмет сам по себе представляется нам прекрасным.

Идеал красоты есть соприсутствие в создании Создателя.

Чем яснее оно душе нашей, тем чище ее настоящая красота, тем наслаждение красотою выше, тем выше ее собственное создание в искусстве.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Ф. 3. Канунова, А. С. Янушкевич

РОМАНТИЧЕСКАЯ ЭСТЕТИКА И КРИТИКА В. А. ЖУКОВСКОГО

Родоначальник русского романтизма, Жуковский выступил и как его теоретик, пропагандист и популяризатор, проявив себя на критическом, журналистском, издательском поприще. Его многочисленные эстетиче¬ские конспекты, критические статьи, размышления об искусстве в пись¬мах и дневниках, записи на полях книг из его библиотеки — богатейший материал для осмысления его вклада в русскую эстетику и критику.

Для современников поэта, его друзей критический дар Жуковского был вне всякого сомнения. Пушкин, Батюшков, Вяземский, Баратын¬ский, Давыдов считали мнение Жуковского об их произведениях осо¬бенно весомым. Он обязательный член критического ареопага, судья, наставник в деле написания стихов, без его критики произведения мно¬гих из них не идут в печать. «Не поленись, мой милый друг, — пишет 12 апреля 1812 г. К. Н. Батюшков Жуковскому по поводу послания «Мои пенаты», — пересмотреть и переправить ошибки и свои замечания пришли поскорее: я хочу ее [пьесу] печатать»1. Такого же рода просьбы многочисленны в письмах и других собратьев по перу. Но кроме этих просьб о «строгой критике» стихов до нас дошли и непосредственные оценки таланта Жуковского-критика. Вот некоторые из них.

П. А. Вяземский: «Как жаль, что Жуковский не имел времени или охоты посвятить себя трудам к обработке критики. Из него вышел бы первый, чтобы не сказать единственный учитель наш в этой отрасли литературы, которая без нее почти мертвый или неоцененный капитал»2.

Н. В. Гоголь: «Пушкин сильно на него [Жуковского] сердился за то, что он не пишет критик. По его мнению, никто, кроме Жуковского, не мог так разъять и определить всякое художественное произведение»3.

1 Батюшков. Т. 2. С. 209.

2 Вяземский. Т. 7. С. 480.

3 Гоголь. Т. 8. С. 376

4гз

4 Плетнев П. А. Сочинения и переписка. СПб., 1885. Т. 1. С. 29.

0 Назовем некоторые из них: Сакулин П. Н. Взгляд Жуковского на поэзию. М., 1902; Тихонравов Н. С. Сочинения. М., 1898. Т. 3. Ч. 1; Белоруссов И. М. Зачатки литературной критики: Жуковский // Филологические записки. Воронеж, 1891. Вып. 2. С. 98—109; Вольпе Ц. С. В. А. Жуковский // Стихотворения. Т. 1. С. XV— XIX; разделы о Жуковском-критике в кн.: Мордовченко Н. И. Русская критика пер¬вой четверти XIX века. М.; Л., 1959; Кулешов В. И. История русской критики. М., 1972. Из работ последних лет, поднимающих эту проблему, можно назвать следую¬щие: Гижицкий