«Литературная крити¬ка 1810—1820-х годов» (М., 1980. Сост. и авт. вступит, ст. Л. Г. Фризман). Но сам ха¬рактер этих изданий, объем публикаций не позволил представить критическую де¬ятельность Жуковского с достаточной полнотой.

В 1985 г. почти одновременно появились два специальных издания литературно-критического наследия Жуковского: В. А. Жуковский. Эстетика и критика / Всту¬пит, ст. Ф. 3. Кануновой, А. С. Янушкевича; Подгот. текста, сост. и примеч. Ф. 3. Ка-нуновой, О. Б. Лебедевой, А. С. Янушкевича. М.: Искусство, 1985; В. А. Жуковский-критик / Вступит, ст., сост., подгот. текста и примеч. Ю. М. Прозорова. М.: Совет¬ская Россия, 1985. Каждое из этих изданий имело свою установку в отборе матери¬ала, его комментировании, но впервые критика и эстетика Жуковского стала объ-ектрм специального рассмотрения.

В настоящее издание включены все известные оригинальные и переводные ста¬тьи Жуковского, касающиеся вопросов искусства, и вышеупомянутая публикация Л. Б. Модзалевского. Кроме того, значительную часть книги составляют публикуе¬мые впервые материалы архива Жуковского. Обнаруженные в архиве конспекты, обзоры, выписки дают возможность глубже осмыслить путь развития Жуковского-критика, заполнить белые пятна его эстетического самообразования. В коммен¬тариях к уже известным и впервые публикуемым статьям активно используются материалы библиотеки поэта (см.: Библиотека В. А. Жуковского в Томске. Ч. 1. Томск, 1978; Ч. 2. Томск, 1984). Одним словом, в данном томе делается попытка максимально полно представить эстетику и критику Жуковского. За пределами из¬дания оставлены поэтические произведения, без которых, конечно, невозможно представить «живую эстетику» поэта, но которые можно найти в любом издании со¬чинений Жуковского, а также письма Жуковского, где поднимаются эстетические проблемы. Они войдут в специальные тома настоящего издания.

Трудности издания критико-эстетических текстов Жуковского связаны с дву¬мя проблемами. Во-первых, остро встает вопрос о переводных статьях Жуков¬ского. Дело в том, что в своей критической деятельности он, особенно на раннем ее этапе, выступал как пропагандист европейской эстетики, знакомя русскую пу¬блику с ее важнейшими достижениями. В связи с этим, так же как и в поэзии, Жуковский-критик активно вводил в историко-литературный оборот переводы. И хотя Жуковский-переводчик в прозе не был, конечно, «рабом», при переводе критических статей он придерживался принципа точности. В этом смысле его пе¬реводы из Энгеля, Юма являются, по существу, буквальными. И все-таки мы счита¬ли правомерным включить их в данный том.

Переводы Жуковского периода «Вестника Европы» были прежде всего отра-жением его эстетической ориентации, фактом его эстетического самообразования. Сам принцип отбора материала для переводов — уже свидетельство определенных эстетических вкусов поэта. Кроме того, некоторые из этих переводов активно вхо¬дили в сознание современников и не ощущались как переводные. Так, например, произошло со статьей «О поэзии древних и новых», которая воспринималась как оригинальная или, во всяком случае, как отражение идей шиллеровской эстетики. Жуковский не всегда указывал источники своих переводов, а в случае с вышеупо-мянутой статьей — и сам факт перевода. Для него весь этот материал — органи¬ческая часть формирующейся романтической эстетики. Обнаружение источников статей «О поэзии древних и новых» и «О переводах вообще, и в особенности о переводах стихов» позволило более точно раскрыть характер эстетической пози¬ции Жуковского периода «Вестника Европы».

4з°

Во-вторых, сложности издания определяются публикацией целого ряда важ¬ных и интересных сочинений из архивов поэта. Многие из этих текстов носят черновой характер и являются, по существу, его рабочими тетрадями. Публикуя их, мы прежде всего ставили своей целью расширить представление об облике Жуковского-критика. Конспекты, на наш взгляд, дают возможность проникнуть в его творческую лабораторию, глубже понять направление его поисков и эстетиче¬скую природу его художественного метода.

Все сочинения Жуковского расположены в хронологическом порядке. Источ¬ники текстов — прижизненные журнальные публикации или поздние публикации, по возможности сверенные с рукописями, а для впервые публикуемых текстов — рукописи из архива.

Произведения, опубликованные Жуковским при жизни, печатаются по тексту последней публикации или по первой — если она единственная. Во всех случаях это специально оговаривается в текстологической справке, кроме случаев исполь¬зования текстов последнего прижизненного издания (С 5), которое положено в основу большинства публикаций.

Орфография и пунктуация статей приближены к современным нормам русско¬го языка, за исключением случаев, важных для индивидуального стиля писателя. В целом сохранено написание имен собственных, кроме некоторых случаев обще¬принятой транскрипции.

СТАТЬИ И КОНСПЕКТЫ 1803—1811-х ГОДОВ

О «Путешествии в Малороссию»

(С. 9)

Автограф не известен.

Впервые: ВЕ. 1803. 4.8. №6. С. 114—122.

В прижизненные собрания сочинений не входило.

Печатается по тексту первой публикации.

Датируется: начало марта 1803 г.

Самое раннее критическое выступление Жуковского связано с сочинением писателя-сентименталиста князя Павла Ивановича Шаликова «Путешествие в Ма-лороссию» (М., 1803). Это произведение вызвало неприятие современников и на-смешки критиков. Так, П. И. Макаров напечатал следующий отзыв: «Читая книгу весьма часто пленяешься фразою, риторическою фигурою, каким-то приятным, нежным колоритом слога, какою-то чувствительностью… розового цвета!.., а про¬чтя до конца мало удержишь в памяти! Нет главного предмета, на котором бы весь интерес был основан, нет цели. Это не что иное, как собрание отрывков, какие человек с талантом мог написать не выезжая из Москвы…» (Московский Мерку¬рий. М., 1803. Ч. 2. С. 120; Курсив автора. —А. Я.). Андрей Тургенев в письме к Жуковскому около 23 марта 1803 г. сообщал: «Ну уж, брат, «путешествие» Шали¬кова! Я выходил из терпения. Козловский неистощимо нас забавляет описанием самого путешественника и всех писателей чувствительного цеха Москвы, которые Шаликова почитают за своего Doyen [старейшину. — фр.] и смотрят на него с ува¬жением» (Письма Андрея Тургенева. С. 423).

Рецензия Жуковского ожидалась в его окружении с нетерпением: «Очень хочет¬ся мне видеть твою рецензию на Шаликова. Из какой точки зрения ты его рассма¬тривал? На него нельзя писать критики. Как-то жаль его», — сообщал 9 марта тот же Андрей Тургенев (Там же. С. 422). После выхода рецензии Тургенев воспринял ее как хвалебную и, хотя признавал, что она «написана прекрасно», не разделял ее пафос: «На что хвалить, что так вяло, так слабо, так ненатурально, так обыкновен¬но! (…) Шаликов врет непростительно. Право, этого спускать бы ему не должно» (Там же. С. 423).

Мысль о панегирическом характере отзыва Жуковского прочно утвердилась в критике и литературоведении. А. Н. Веселовский говорил о том, что, «не разо-бравшись в слащавой слезливости кн. Шаликова, он (Жуковский) с удовольствием прочел его «Путешествие»» (Веселовский. С. 49). Ему вторил В. И. Резанов: «Такая литературная манера непринужденного бесцельного блуждания мыслью и чув¬ством пришлась в данный момент очень по вкусу Жуковскому…» (Резанов. Вып. 2. С. 224). Современные исследователи в основном опирались на эти суждения, хотя было очевидно, что ироническая интонация и постоянное «забвение» объекта ре¬цензии: «Пленишься вечером и… забудешь о Малороссии» превращали рецензию в «отрицательную» и сближали ее с принципом «позитивной критики» Карамзина (об этом см.: Письма Андрея Тургенева. С. 354—355).

Постоянная подмена объекта рецензии своим субъективным взглядом, пассажи типа: «Но я, кажется, хотел говорить о путешествии господина Шаликова! Возвра-тимся к нему…»; «Но я опять забыл свой предмет…», «…взял перо не с тем, чтобы написать на него критику, а желая единственно сказать, что я… читал его», — фор-мируют не только свое мироощущение, но и выражают ироническое отношение к объекту критики.

1 Changeons de Ней роит noas defaire du temps… — В тексте «Путешествия в Малорос¬сию» Шаликов добавляет к этой французской фразе следующие слова: «…сказал я с Ренаром украдкою от самого себя…». Речь идет о французском писателе Жане Франсуа Реньяре (1655—1709).

2 …сия книга составлена из отрывков… — Так Жуковский называет четко прону-мерованные, имеющие название главы (всего их 43), фрагменты книги Шаликова. Далее он выделяет некоторые из них, используя авторские заглавия.

3 Кто не предавался меланхолии?.. — Едва ли не первый случай появления этого понятия в эстетическом лексиконе молодого поэта. Подробнее см.: Виницкий И. Ю. Утехи меланхолии // Учен. зап. Московского культурологического лицея. № 1310. М., 1997. Вып. 2. С. 144.

4 Здесь Жуковский развивает философию скоротечности и превратности бытия, нашедшую свое поэтическое выражение в стихотворениях 1800—1802 гг.: «К Ти-буллу», «Человек», «Сельское кладбище» и др. По справедливому мнению исследо-вателя, «… в последнем из цитированных текстов ощущаются прямые реминисцен¬ции из «Идеалов» Шиллера» (Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». СПб., 1994. С. 86).

5 Се реи d’instans helas! ~ et тёте de la peine! — Цитата из сочинения Ж. Делиля «Сельский житель, или Французские георгики».

6 Выйдешь на пространное Девичье Поле… — Как справедливо заметил еще В. И. Резанов, «местность эта была очень хорошо знакома Жуковскому: Дружеское Литературное Общество собиралось на вечеринках в доме А. Ф. Воейкова на Де-вичьем поле; нет поэтому ничего удивительного, что картина, набросанная Жуков-ским с натуры, по отчетливому воспоминанию, оказывается по своей ясности много выше проникнутого аффектацией и очень неопределенного описания Шаликова», «он вступает с кн. Шаликовым как бы в состязание и дает собственное описание летнего вечера в Москве, на Девичьем поле…» (Резанов. Вып. 2. С. 225).

А. Янушкевич

(Аристотелева пиитика)

(С. 12)

Автограф (РНБ. Оп. 1. № 83. Л. 20) — с заглавием: «Lycee de la Harpe, tome I. Аристотелева пиитика».

При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Резанов. Вып. 2. С. 269—271.

Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу. Датируется: конец 1805 г.

Связь с другими экстрактами, набросками, конспектами, характер бумаги по-зволяет датировать этот опыт концом 1805 г., так как в период белевского уедине¬ния 1806 г. Жуковский приступает уже к созданию целостной системы «Конспек¬та по истории литературы и критики» (см. ниже), опираясь на другие тома «Лицея» Лагарпа (кроме первого).

В эстетическом образовании русского общества «волюмозный» (так обычно на-зывались в России на французский манер многотомные сочинения) трактат фран-цузского теоретика литературы и критика Жана Франсуа Лагарпа «Лицей» («Lycee, ou cours de litterature ancienne et moderne. Par J. F. Laharpe». 16 tomes en 19 vols. Paris, 1799—1805) имел статус учебного пособия по эстетике и теории литерату¬ры. Еще в пушкинском Лицее курс Лагарпа считался «настольной книгой» (То-машевский Б. В. Пушкин и Франция. Л., 1960. С. 67), а сам Пушкин язвительно-полупочтительно замечал в «Городке» (1815):

Хоть страшно стихоткачу Лагарпа видеть вкус, Но часто, признаюсь,

Над ним я время трачу (Пушкин. Т. 1. С. 99).

Молодой Жуковский не мог пройти мимо этого учебного курса (подробнее об этом см.: БЖ. Ч. 2. С. 75—96), сделав множество помет и записей по ходу чтения. Но впервые он попытался прочитать глазами Лагарпа Аристотелеву поэтику. В его рукописях (на синей бумаге 1804 г.) сохранился листок, содержащий конспект большей части первой главы первого тома «Лицея».

В. И. Резанов, впервые обративший внимание на этот автограф поэта и опубли-ковавший его, привел «для сравнения с оригиналом соответствующие отрывки из «Лицея» (Резанов. Вып. 2. С. 272).

Нетрудно убедиться, что Жуковский, создав свой «экстракт» из Лагарпа, после-довательно внедряет в Аристотелеву теорию