он дает отчет одному себе, где может свободно предаваться влечению сердца и делает добро только по одной любви к доб¬ру, и если найдешь его таким же точно, каков он на сцене, тогда говори решительно: он добрый и счастливый человек!.. Истинное, спокойное и продолжительное счастье. Первый наслаждается только отрывками, в ми¬нуты — редкие и неверные — торжества и одобрения; последний всегда, следуя влечению сердца, действует и доволен собою, следовательно, счаст¬ливый. Человек, успешно исполняющий свою какую-нибудь общественную должность, без сомнения имеет талант; но характер его определяется его семейственною жизнью. Желать быть добрым семьянином есть стремить¬ся ко всему благородному и лучшему, хотя не блестящему, словом, к счас¬тию, следовательно, к добродетели.

От чего слуга всегда испорченнее крестьян? Три главные причины: праз¬дность, род их занятий и обширнейший круг их сношений. Не для чего до¬казывать, что праздность вредна для человека, сотворенного для деятельно¬сти: самый ленивец ищет занятие, и всякий выбирает согласное своим склонностям и навыкам. Чем больше времени праздного, тем больше средств заниматься бесполезным, служащим только для рассеяния, и полувредным и следовательно привыкать к вредной деятельности; праздность есть не иное что, как вредная или бесполезная деятельность или совершенное бездействие. В таком доме, где множество слуг, много и средств быть праздным. Самый род занятия портит слугу: он вступает в совершенную зависимость от друго¬го человека. Крестьянин зависит, но он имеет определенную должность, в ис¬полнении которой заключается вся его зависимость, время его расположе¬но; он работает много, но работа его есть необходимость, необходимость, которой он подчинен наравне со всеми. Он более повинуется законам при-роды, нежели человеческим. Слуга, напротив, совершенно подчинен воле и прихоти другого человека, он теряет собственную волю свою, беспрестанно должен сообразоваться с волею другого: зависимость, уничтожающая всякое благородство душевное. Крестьянин имеет собственность, бедное, но от него зависящее хозяйство; слуга, живучи лучше, не имеет ничего собственного, ничем собственным не управляет, он не имеет никакой личности; крестья¬нин, занимая пост не столь блестящий, но более благородный, смирен духом, но чище. Слуга, имея больше натурного блеску, но знача что-нибудь только в отношении к господину, должен быть надменнее, следовательно испорчен¬нее. Круг отношений крестьянина тесен и однообразен: он всегда остается одинаковым, будучи окружен одними и теми же предметами. Слуга видит более, дурного и хорошего; часто самый пример господина портит его; он занимает много со стороны; не имея никаких видов в будущем, он не имеет некоторым образом никакого интереса быть лучшим: он стремится пользо¬ваться настоящим, как ни попало, как приятнее, то есть как сообразнее с его склонностями. Чем же предохранить от испорченности слуг. Первое собствен¬ным примером. 2. Слуга должен быть не исполнителем одной воли господи¬на, он должен иметь определенное звание, неизменную обязанность, словом, быть нужным членом семейства. 3. Время его должно быть заполнено, раз¬делено между работою, отдыхом и удовольствием; 4. Он должен иметь в виду состояние независимое — (крестьянин иметь всегда в виду благосостояние своего дома).

1807-го. Декабря 6. Я не понимаю тех философов, которые беспрестан¬но говорят: помни смерть, жизнь ничто; желания, удовольствия— всё меч¬та6. Если смерть есть прекращение жизни, то могу ли забыть, могу ли от¬вергать то сокровище, которое дано мне на краткое время, однажды которое утратив, утрачу навеки и никогда не заменю. Если же смерть есть только переход к бессмертию, то жизнь составляет существенность бессмертия и не может и не должна быть забыта. Напротив обрати на нее внимание, что¬бы ее сделать бессмертия достойною.

Существование злого есть доказательство бессмертия, ибо оно было бы в противном случае без цели; следовательно, опровергало бы самое бытие Бога.

24 октября 1808. Вчера у Нелединского7 я слышал три замечательных анекдота о Павле. Он имел чрезвычайно острый и живой ум. В характере его была какая-то романическая высокость, и самый его деспотизм имел в себе что-то возвышенное. Следующий анекдот показывает, что он был дес¬пот в душе, но деспот гордый и смелый. Он поручил графу Сен-При8 напи¬сать и представить ему доклад об одном известном деле. Увидевши через несколько дней графа во дворце, он подошел к нему и спросил у него в при¬сутствии всего двора: Eh bien, monsieur de St. Prix, aurai-je bientot ce memoire dont je vous ai charge. — Sire, — отвечал С.-При. —J’ai prie un des grands de votre empire de le presenter a votre majeste. — Monsieur, — отвечал ему им¬ператор своим сиповатым голосом: II n’y a ici de grands que celui a qui je parle, et pendant que je lui parle*.

С сим словом оборотился он к нему спиною и пошел прочь. — В другой раз тот же С. При, который обыкновенно ходил в статском мундире, явился во дворец в военном. Павел его заметил, подошел к нему и спросил: Monsieur

* Ну, господин де Сен-При, скоро ли я получу тот меморандум, который я по¬ручил вам составить? — Сир (…). —Я просил одного из вельмож Вашего двора пред¬ставить его Вашему Величеству. — Сударь (…): Здесь нет вельмож кроме того, с кем я говорю, и лишь на то время, в течение которого я с ним говорю (фр.).

5 Зак. 263

49

de St. Prix, pourquoi done avez-vous porte jusqu’ici Tuniforme civile? — Сен-При отвечал ему цитатой из Цицерона: Тога побеждает шпагу. — Fi, monsieur de St. Prix, — отвечал император, — il n’y a que l’avocat Patelin9, qui peut faire une pareille reponse*. — В пребывание его в Париже находился он в одной ком¬пании, где очень долго разговаривали о женевских политических беспокой¬ствах10, Павел наскучил таким разговором. «Выберите другую материю, го¬судари мои, — сказал он, — можно ли заниматься раздорами Женевы: это буря в стакане!» — выражение, приличное наследнику российского престо¬ла. — Павел очень тонко умел награждать своих любимцев: в наградах его была заметна чувствительность доброй души, с высокостию монарха и с не-жностию тонкого ума. Нелединский, бывший к нему весьма близким, остав¬лен был без просьбы, просто сказать, выброшен из службы. Он имел тогда чин статского советника. Через несколько времени после того выходит указ о том, что все, выключенные из службы и отставленные без просьбы, имеют право являться и требовать, чтобы снова их приняли в службу. — Неледин¬ский в ту же минуту по получении указа, сбирается ехать в Петербург из Москвы. — Родные и знакомые уверяют его, что он подвергнет себя таким поступком чему-нибудь худшему, что он рассердит Павла. — «Я знаю его», — отвечает Нелединский и скачет в Петербург. — У заставы сказывает о причи¬не своего приезда. Павлу об нем докладывают. — «Нелединский приехал, — говорит он Куракину, — чего ему хочется? — Службы! — Он отставлен без просьбы!» — Ваше Величество позволили явиться отставленным и выклю¬ченным. — Что же делает Павел: дает ему чин тайного советника и определя¬ет его сенатором в Москву, то есть делает для него то, чего он не воображал и не мог требовать11. — В душе его, которая никогда не могла противосто¬ять силе страсти, была натуральная, сильная привязанность к добру. Он лю¬бил наслаждаться чувствами. Будучи весьма часто несправедливым, он не сты¬дился своих несправедливостей, ибо знал, что имел силу всегда загладить их! Чувство великое и приличное монарху! Раз признавши себя несправедливым перед кем-нибудь, он при всяком случае старался доказать ему свою благо¬склонность; человек, который мог заставить его почувствовать сладость доб¬ра и правосудия, становился некоторым образом для него дорог. Он любил возобновлять свое чувство, возобновляя знание своей к нему благосклонности. Натура сделала его великодушным, прямым, добрым, чувствительным, все¬ляла в него любовь к добру — судьба и Екатерина преобратили его в тира¬на, к великому несчастию России, которую он мог бы возвысить.

Собственные наши ошибки можно почесть приобретенными, если мы их замечаем: они тогда обращаются в истинную нашу пользу. Они тогда только

* Господин де Сен-При, почему Вы до сих пор носили гражданское платье? — (…)— Фи, господин де Сен-При (…) только адвокат Пателен мог бы дать подобный ответ (фр.).

остаются ошибками, когда они или не исправлены или не замечены. В пер¬вом случае мы заглаживаем их в отношении к другим. В последнем мы ис¬правляем самих себя. Прошедшая замеченная ошибка может служить для нас предохранением от будущих.

Два рода рассеянности: одни происходящие от натуры; другие от само¬любия. Первая неизлечима и есть не иное что, как некоторый недостаток в организации нашей головы. Последняя может быть исправлена только тогда, когда положим границы нашему самолюбию. Она может назваться излишней замечательностью к самому себе и невниманием к другим. Иной человек не слышит от того, что хочет казаться слушающим. Он думает о сво¬ем виде, а не о том, что ему говорится.

Двоесмыслие можно допустить, — говорил К.12, — но вот беда, если не будет ни одного смысла.

М.Н.М.13 называет Пассекшу14 русскою Ниноною15, а Руссову Юлию16

б…..!!! Пассекша писала к Екатерине следующее: «Ты поступаешь с своими

фаворитами очень неблагоразумно. Потёмкин делает из тебя что хочет. Лучшие люди тобою забыты. Румянцев хороший генерал, но он продаст отечество. Гр. Ив. Петр. Салтыков хуже всякой бабы, женщина будет уметь лучше его командовать армией. Всех лучше Репнин, но у него связаны руки. Государство падает. Советую тебе делать с фаворитами своими то же, что я со своими: они мне служат как надобно, но я никогда не даю им водить себя за нос». — Екатерина оскорбилась; она послала Шешковского допросить Пассекшу и собственною рукою написала ему в записке: Спросить у нее, по¬чему отваживается она порочить славное наше царствование?

Екатерина сделала сюрприз Платону17, пожаловавши его в митрополи¬ты. Он был еще архиепископом. Государыня находилась в Москве. Будучи в Успенском соборе, она подозвала к себе архидьякона и велела вместо ар¬хиепископа Платона говорить: митрополита. — Он вошел, когда надобно было, на амвон и воскликнул во весь голос: Митрополита Платона. — Ар¬хиепископа, говори, — закричал ему из алтаря Платон. — Митрополита, — повторил архидьякон. — Платон понял, что это значило, вышел из алтаря и поклонился Екатерине.

Карамзин сравнивает Бонапарте с графом Дмитрием Ивановичем Хво¬стовым — один полагает славу в том, чтобы быть деятельнее, другой в том, чтобы много писать, не думавши о предмете деятельности и о том, хорошо ли пишет18.

5*

5*

Чувство умнее ума. Первое понимает вдруг то, до чего последний доби¬рается медленно. Чувствительность можно сравнить с человеком, имеющим зоркие глаза; он видит издали очень ясно тот предмет, до которого близо¬рукий должен достичь, переходя от одного предмета к другому, чтобы его увидеть, — результат один и тот же.

* Почему в