года (С. 83—85), что позволяло говорить о существовании отсутству¬ющих в рукописях поэта дневников за 1807—1816 гг.
Важным этапом в истории публикации дневников Жуковского стал выход в свет отдельного их издания с примечаниями И. А. Бычкова сначала в 1901, а затем в 1903 г. Именно это издание, содержащее тексты дневников за 1804—1846 гг., прав¬да, с пробелами (1807—1815, 1822—1825, 1828, 1830, 1834—1836) и пропусками (1840-е гг.), стало на многие годы основой для характеристики части творческого наследия поэта и получило признание современников. Так, например, А. Блок в ре¬цензии на книгу А. Н. Веселовского о Жуковском особенно выделил «исследования И. А. Бычкова— бумаг, писем и дневников Жуковского» (Вопросы жизни. 1905. Апрель—май. С. 224).
Кроме того, появившись к 50-летию со дня смерти Жуковского, издание «Днев¬ников» активизировало работу по дальнейшему их собиранию, осмыслению, ком¬ментированию. В 1902 г. выходит «Полное собрание сочинений В. А. Жуковского» под ред. А. С. Архангельского (Приложение к журналу «Нива». Т. 1—12. СПб., 1902), где в последнем томе дан раздел «Из дневников» (С. 117—160), содержащий выдерж¬ки из издания И. А. Бычкова. Но в комментариях к текстам Жуковского, например, к его павловским посланиям 1817—1819 гг., даются и новые тексты поэта из запис¬ных книжек, например, графини С.А.Самойловой (Т. 9. С. 148—150). А.С.Ар¬хангельский также приводит фрагменты записной книжки Жуковского 1840-х гг. «Мысли и замечания» (Т. 11. С. 3—37).
Становятся известны новые фрагменты дневниковых записей Жуковского и в других публикациях. Так, в статье Н. Ф. Дубровина «Василий Андреевич Жуков¬ский и его отношения к декабристам» появилась неизвестная дневниковая запись от 1 апреля 1830 г., дающая представление об общественной позиции поэта (PC. 1902. №4. С. 79—81).
В известной монографии А. Н. Веселовского «В. А. Жуковский: Поэзия чувства и „сердечного воображения»» (СПб., 1904. С. 163—181, 194—198) было впервые об¬ращено внимание на дневники Жуковского 1814—1815 гг., связанные с историей его драматической любви к Маше Протасовой. Исследователь привел большие фраг¬менты записей и интересно их прокомментировал.
В 1907 г. в юбилейном сборнике «Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя» (СПб., 1907. Вып. 1. С. 145—213) П. К. Симони опубликовал полный текст «Писем-дневни¬ков В. А. Жуковского 1814 и 1815 годов», к которым обращался в своей книге А. Н. Ве-селовский, дав их подробное описание. Комментарием к этим письмам-дневникам, воссоздающим один из самых драматических моментов биографии Жуковского, яви¬лись материалы «Уткинского сборника» (под ред. А. Е. Грузинского, М., 1904), содер¬жащего переписку участников этой драмы — В. А. Жуковского, М. А. Протасовой-Мойер, Е. А. Протасовой.
В 1926 г. в специальном издании, посвященном Онегинскому собранию (Le Musee Pouchkine d’Alexandre Onegine a Paris. P., 1926. P. 110—143), M. Л. Гофман продолжает публикацию писем-дневников 1814—1816 гг. Опираясь на другие ис¬точники, он дополняет публикацию П. К. Симони материалами «Дерптского днев¬ника» 1815 г. и отдельными записями за 1816—1817 гг.
Существенным дополнением к бычковскому изданию «Дневников» стала публи¬кация, условно названная «Дневник занятий с наследником» 1834 г., предпринятая М. Л. Гофманом в указ. выше издании (С. 169—172).
Важное значение имела публикация (хотя и неполная) в 1916 г. конспективных заметок Жуковского о дуэли и смерти Пушкина (Щё’голев П. Е. Дуэль и смерть Пуш¬кина. Пг., 1916. С. 196—198). Эта публикация, заполнившая одно из «белых пятен» в хронологии дневников Жуковского, впоследствии была существенно дополнена и уточнена (см. примеч. в наст. изд.).
По существу, на этом история публикаций новых текстов дневников Жуковско¬го, расширявших издание И. А. Бычкова, долгие годы не имела продолжения. Сами публикации уже становились библиографической редкостью.
В 1975 г. М. И. Гиллельсон в статье «О друзьях Пушкина» (Звезда. 1975. № 2. С. 212—213), а затем в другой статье «Последний приезд Лермонтова в Петербург» (Звезда. 1977. № 3. С. 190—199) привел небольшие фрагменты текста дневника
Жуковского за 1841 г., обнаруженного им в РГАЛИ. Исследователь также обратил внимание на дневниковые записи 1835 г.
Выяснилось, что кроме петербургского собрания дневников, к которому обра¬щались дореволюционные исследователи и публикаторы, существует еще москов¬ское, часть которого находится в РГАЛИ, а другая (в основном записи 1840-х гг.) — в РГБ. Фронтальное изучение этого собрания позволило обнаружить большой мас¬сив новых дневниковых текстов 1827—1840 гг., частично представленных в публи¬кации А. С. Янушкевича (Наше наследие. 1994. № 32. С. 35—47).
Активизация интереса к личности и творческому наследию поэта, связанная еще в 1960-е гг. с издательской и исследовательской деятельностью Н. В. Измайлова и И. М. Семенко, вызвала целую серию интересных публикаций в связи с 200-летием со дня рождения В. А. Жуковского в 1983 г. Трехтомная коллективная монография «Библиотека В. А. Жуковского в Томске» (Томск, 1978—1988) наметила новые пер¬спективы в изучении рукописного наследия поэта, в комментировании его дневни¬ков через маргиналии в книгах. Сборник по материалам юбилейной конференции «Жуковский и русская культура» (Л., 1987), особенно в разделе публикаций, открыл новые материалы, важные для комментирования дневников. Новая публикация «Дневника» Жуковского 1834 г., подготовленная Р. В. Иезуитовой (Пушкин: Ис¬следования и материалы. Л., 1978. Т. 8. С. 219—247), не только внесла существен¬ные коррективы в публикацию М. Л. Гофмана, но и поставила проблему значения дневников Жуковского для история русской общественной мысли.
Весь накопленный материал, существенно дополняющий текст издания «Дневни¬ков В. Л Жуковского», подготовленного И. А. Бычковым 100 лет тому назад и ставшего уже библиографической редкостью, выдвинул на повестку дня их новое издание.
Проблемы и задачи этого издания можно определить так:
1) максимально полное и выверенное по рукописям, когда это возможно, хро-нологически последовательное издание текста дневников, с учетом всех публика¬ций и неопубликованных архивных источников;
2) обоснование корпуса дневниковой прозы Жуковского, включающей, кроме собственно дневников, письма-дневники, записные книжки, журнал занятий с на-следником, путевые заметки и т. д.;
3) подробное комментирование всех материалов, сочетающее реальный коммен¬тарий и примечания проблемного характера, раскрывающие краткую историю вза¬имоотношений Жуковского с тем или иным лицом, воссоздающие творческую ис¬торию произведений, о которых говорится в тексте и т. д.;
4) составление по возможности полного аннотированного указателя имен, допол-няющего представление о круге знакомств и общения Жуковского.
Автографы дневников Жуковского обнаружены в различных архивохранилищах России. Основной их массив, вошедший в издание И. А. Бычкова, находится в спе-циальном фонде Жуковского РНБ (Ф. 286. On. 1, 2). В ИРЛИ в составе Онегинского собрания (Ф. 244) имеются дневниковые записи 1834 г., «Конспективные заметки о гибели Пушкина» и письма-дневники 1814—1815 гг., а также дерптский дневник. Там же, в фонде К. Н. Батюшкова (Ф. 19. № 1) — записная книжка «Разные замеча¬ния». Большой пласт дневниковых записей за 1827—1840 гг. есть в РГАЛИ (Ф. 198).
Наконец, в РГБ хранятся тетради с заграничными дневниками Жуковского за 1841— 1846 гг. (Ф. 104).
Весь этот разнородный материал по существу не систематизирован, хроноло¬гически не упорядочен. Большинство черновых записей находит свое развитие, продолжение, корректировку в перебеленных вариантах, но уже не в дневниках, а в специальных письмах. Развернутые письма о первом заграничном путешествии 1820—1822 гг., о поездке в Швецию в 1839 г. и о Бородинском празднике, о собы¬тиях 1848 г., адресованные царственным особам, письма о последних часах жиз¬ни Пушкина, обращенные к С. Л. Пушкину и А. X. Бенкендорфу, не просто вы¬растали из дневниковых набросков и конспективных заметок, но нередко заменяли дневники, становились именно письмами-дневниками.
Очевидна связь дневниковых записей Жуковского с его творческими тетрадя¬ми, содержащими планы замыслов, расписания дня, размышления на различные темы. Так рождаются особые дневниковые образования, близкие по своему харак¬теру к записной книжке.
Корпус дневниковой прозы Жуковского столь разнообразен, подвижен в разные годы, что его реконструкция требует соотношения источников, как находящихся в архивах, так и опубликованных, получивших статус публичного высказывания по¬эта (эссе «Рафаэлева Мадонна», путевые очерки— «Путешествие по Саксонской Швейцарии», «Отрывок из письма о Швейцарии», «Отрывок из письма о Саксонии», «Очерки Швеции» и др.). Именно поэтому предлагаемое издание дневниковой прозы Жуковского состоит из трех взаимосвязанных и взаимодополняемых частей: днев¬ники, письма-дневники, записные книжки. Их соотношение и хронологическая последовательность позволяют говорить об эстетической целостности дневников, о их разновидностях в отдельные периоды.
Сам Жуковский неоднократно говорил о «многослойности» своих дневников. Первый слой — непосредственная фиксация фактов, событий, имен и, как следствие (этих часто путевых записей), — недописанность, пробелы, стертый карандаш. Вто¬рой слой — стремление сохранить текст на бумаге и в памяти — отсюда чернильные перебеленные поверх карандаша записи, их расширение. Третий слой — распро¬страненные записи в виде «журналов», «отчетов», обращенных к великой княгине Александре Федоровне (1820—1822 гг.), к наследнику Александру Николаевичу (1832—1833, 1848—1849 гг.), к великой княжне Марии Николаевне (1838—1839 гг.). Четвертый слой — публикация отдельных фрагментов «журнала», «отчета» в виде статьи (эссе, очерк, путешествие) на страницах известных альманахов и журналов (см. выше). Пятый слой — их включение в прижизненные собрания сочинений, в раздел «Проза и переводы в прозе». Вся эта иерархия дневникового текста затрудняет его «самоопределение». Многие, заведомо созданные как дневниковые, тексты включа¬лись в разные тома собраний сочинений Жуковского (эстетики, публицистики, худо¬жественной прозы), что не противоречило их смыслу и определяло их самостоятель¬ную жизнь, но обедняло представление о богатстве дневниковой прозы Жуковского.
В данном издании мы целый пласт текстов, рожденных в недрах дневников, ос¬тавили на своем месте, хотя в последующих томах в другом варианте они получат самостоятельную жизнь (эстетика, публицистика, эпистолярий), что лишь подчеркнет вариативный и лейтмотивный характер дневниковых образов, тем, их репрезента¬тивность для всего творческого наследия поэта.
Уже первый публикатор дневников И. А. Бычков, прикоснувшись к рукописям поэта, с сожалением отмечал, что дневник «писан большею частью карандашом, наскоро, почерком неразборчивым, причем местами иные слова не поддаются про¬чтению», «затем следует тринадцать строк, в которых не все можно прочесть, ибо карандаш местами стерся, а некоторые слова написаны неразборчиво», «фраза не дописана», «для фамилии оставлен пробел» (Дневники. С. 314, 316, 317). С годами текст дневников стал «угасать», особенно карандашные записи. Если путевые заметки 1820—1822 гг. восстанавливаются на основе эпистолярных источников, то поздние записи, особенно 1840-х гг., сделанные на календарных листках, не поддаются ре¬конструкции. Кроме того, они в основном передают интимные подробности физио¬логического характера, поэтому купюры в них обусловлены повторением одних и тех же наблюдений над своим здоровьем. Мы приводим подобные повторения од¬нажды, а затем передаем их отточиями. Новые прочтения дневниковых записей по отношению к расшифровкам И. А. Бычкова специально не оговариваются, если это не имеет принципиального характера. Все пробелы в тексте, связанные с пропус¬ком географических реалий, имен, по возможности восстановлены; в противном случае обозначены сокращением [прбл.].
В бычковском издании комментарий носил в основном прикладной характер. «При этом, — замечал издатель, — я счел не бесполезным сопроводить их [дневни¬ки] некоторыми, лишь самыми необходимыми, объяснительными примечаниями» (Дневники. С. 4). Действительно, примечания давали
