покой душевный, что ты и этим счастием будешь обя^ зана мне же. Я мог бы смотреть без ревности и без, зависти на человека, которого сам бы для тебя нашел, и уверение, что всё сделано МНОЮ ДЛЯ тебя, было бы И подпорою мрею и наградою! Я же бьь уверен, что ТЫ С Р&оеЙ стороны готова быть со мною согласна и что стоило бы нам быть искрен¬ними, откровенными друг с другом, чтобы всё привести в порядок. По= мнишь ли одно выражение твое: mariee ou поп mariee, je conserverai toujour*! le rneme sentiment*. Признаюсь, сначала, когда я это прочитал, у меня серд¬це невольно стеснилось; как! ей самой уже кажется ВОЗМОЖНЫМ з^Муж^СТВО! Но после это же дало мне большую твердость! Так И должно (ПРДУМЗЛ #)* легче будет все исполнить. Но теперь кажется мне* НТО НИЧЕГО Нельзя W~ полнить! Ибо что для цих значит обещание мое помочь выдать тебя замуж! Не иное что, как обещание быть немым свидетелем, когда захотят тебя брр-СИТЬ В руки первому, который представится С какими-нибудь выгодами ИЛИ даже и без, выгод. Советовать н противоречить мне будет нельзя! Мое про¬тиворечие и СОВет ИСТОЛКУЮТ иначе и заставят меня молчать,, напомнив мне мое обещание! Я буду рабом и в то же время сам принужден буду смотреть, как бездушный Воейков, без всякого к тебе участия, будет пррдавать твое счастие! Ведь надежда, данная Красовскому, не есть ли торг? Итак, в этом моем обещании, которое имеет для меня такой прекрасный смысл, есть не иное что, как жестокая для меня неволя; то, чтр я считал средством Цре$о%-ранищЪ( тебя, не послужит мне ни к чему, и я буду только запутан в цепи. Q именем брата Я ДУМйЛ получить рдинакие права с Воейковым — напро¬тив и теперь Я Ц зависимости от него же. И он же выставляет себя всегда ВнереДг Он хочет уверить, что я всё сделал по его советам; во всё вмешивав ется, ИР Не так, как друг, а как человек, которому хочется играть первое лицо, рели бы у него была душа и искренность, как бы ему теперь было всё сделать, прекрасным, цр хвастать этим, а действуя для общего счастия, из одной дружбы. Напротив, он уверяет маменьку, чтр она все сделала^ цщ МН§ остается еще и это заслуживать; что я говорю с ним наедине, пересказыва¬ет ей; шпионствует и тому подобное. На егр советы ехать к Дуняше я отве^ чал грубо; признаюсь, мне не хотелось дать ему права сказать^ как всегда что я поступал здесь по его советам! На что давать повод к новым стихам в альбом. Он мне отвечал: ты сердишься, когда я говорю, сердишься, когда я шучу,

* замужем или незамужем, я всегда сохраню то же чувство (фр.).

сердишься, когда молчу. Говори, когда нужно, и от сердца, тогда я и сердить¬ся не буду. Одним словом, против этих людей правым быть невозможно. Я спрашиваю, Маша, довольна ли ты нашим положением? и можешь ли ожи¬дать в нем перемены! Лучшего ждать нельзя, а то, что есть, куда годится? Впрочем, может быть ты смотришь на это другими глазами!

Не желать ничего страстно? Этого нельзя себе сказать заблаговременно — надобно испытать жизнь, чтобы наконец это подумать, а подумав, исполнить! Я ничего не желаю страстно — я имею доверенность к Промыслу, соединен¬ную с терпением. Желать страстно значит вмешиваться в его правление! Сто¬ить — вот дело человека.

II faut mettre, a la place de l’esperance qui trompe presque toujours, la provi¬dence qui ne trompe jamais — alors tout devient consequent dans la vie: on sait d’avance le mot de l’enigme! II n’est autre chose, que: meriter*.

28 апреля*2. Милая моя волшебница! Прочитав то, что ты мне написа¬ла, я стал весел, бодр — горя и следу нет. Между тем мы с тобою расстаемся! Что будет вперед, неизвестно! Но нам теперь до будет дела нет! Настоящее и прошедшее — вот наше! А оно у нас есть и, право, самое богатое. Мы вы¬держали много испытаний, если иное и можно бы опорочить, то всё в целом хорошо? Не надобно надежды — на что этот обманщик, который мешает быть добрым? Сама вообрази, может ли быть что-нибудь для нас дурного? Те, которые нам вредят или, лучше сказать, вредили, сами несчастнее нас! Им у нас отнять теперь нечего — а что они в своем сердце? Захотим ли быть на их месте? Я говорю: те — нет! Это несправедливо! Тот Милая, твое пись¬мо помирило меня с маменькою! Я опять чувствую к ней нежную благодар¬ность, — она за тебя заступилась. Мой отъезд свяжет всё крепкими узами, и она будет самым усердным твоим защитником — теперь в этом я уверен. Прочитав твое письмо, я сошел вниз и от души пожал ей руку — она не¬счастна! Несчастнее нас в иные минуты! Поверь, милая, что теперь тебе будет легко быть с нею искреннею! А я, будучи от нее далеко, буду ей доро¬же; она, может быть, отдаст мне более справедливости, и уже ничто не бу¬дет ей мешать меня любить. Мысль, что она тебя защищает, дает мне боль-шое спокойствие; привязывает меня к ней, и в эти два остальные дни, которые пробуду я с вами, мне будет легко ее любить. За себя уже нечего досадовать — прошедшему забвенье! а в будущем вижу в ней одну твою защитницу! Будь я с вами — она будет меня бояться! Будь я далеко от вас — она будет видеть всё наше пожертвование, отдаст нам справедливость, и если не открыто, то втайне будет одно с тобою ко мне чувствовать — вот еще благодеяние разлуки! Вы будете понимать друг друга! молча будете обо мне говорить!

Переписываю то, что тебе надобно…

* Вместо надежды, которая обманывает почти всегда, нужно положиться на Провидение, которое не обманывает никогда, — и все станет последовательно в жиз¬ни! разгадка известна заранее! Это не что иное, как: быть достойным (фр.).

9 Зак. 263

п3

Решиться быть опекуном — была минута энтузиазма! Но это надобно хо¬рошенько обдумать! Может быть, еще полезнее не быть опекуном, чем быть.

Видишь ли, мы можем доказать друг другу как геометрическую задачу, что для нас разлуки нет! У нас один шептун! Что думал я в хорошую мину¬ту, то пришло в голову и тебе — одни и те же мысли, одни и те же слова. Прости же, друг! Настоящее и всё в жизни к прекрасному средство. С этими двумя подпорами забудем легко о том промежутке, который отделяет нас от той границы, за которой начнется наша родина, от того будущего, в ко¬тором мы будем вместе и неразлучно. Теперь твердость, постоянство, спо¬койствие души и неизменная верность друг другу! Если бы могла ты вооб¬разить, как у меня теперь на душе ясно! Без страха смотрю в жизнь! В ней tout est consequent!* Всё влечет за собой свои естественные следствия. Ис¬пытание— приготовление к утешению! Разлука— условие соединения! Одинакая здешняя жизнь— приготовление к одинакой вечности! Ничто не пропало! Всё лучшее наше! Где бы я ни был, везде свет Божий — везде настоящее наше и может быть прекрасно! Можно даже иногда подумать, что и то будущее началось для нас здесь! Разница между той и здешнею жизнью только в том, что здесь могут быть горы и леса между нами, а там нет этого непроницаемого пространства! Всё остальное для нас и здесь то же, как и там! Чего же унывать? Жизнь прекрасна! Прости!

Нарва, 2 маяъъ. Около меня шум и крик. В ближней комнате поют и орут. На небе пасмурно; да и в голове и в сердце не яснее. Настоящее огор¬чение всегда тяжеле прошедшего, хотя бы само по себе оно и было ме¬нее. Теперь грустно от того, что мы розно, от того, что нельзя уже себя поддерживать надеждою на свидание, которая прежде и тайно и явно во всё вмешивалась. За несколько времени грусть разлуки казалась легче, нежели грусть от того, что мы вместе и розно; причиною этому было то, что разлука была еще вдали, а то тяжкое чувство было в сердце. Как быть с собою? Как приучить себя находить и чувством хорошее или лучшее в том, в чем находит его рассудок. Я знаю, что нам быть розно лучше, не¬жели вместе, за несколько времени я это даже и чувствовал. Теперь уны-лость. Надобно быть твердым. Помнить, что быть вместе: значит быть невольником во всех чувствах, быть невольником Воейкова; быть уни¬женным; быть лишенным своей любви; не иметь способа сделать ничего доброго; быть по наружности виноватым и быть подверженным опаснос¬ти сделаться виноватым в самом деле; что быть вместе желать не должно, потому что их характеры никогда не переменятся; что надежда и будущее пустые слова, что я могу пользоваться настоящим… всякую минуту осо¬бенно делать доброю — если не поступком, то мыслию; что мне не нужно заботиться о их мнении — у меня есть мнение лучшего человека, то имен¬но, которое мне дороже, что я могу быть прав в собственных глазах; что лучшие люди на моей стороне…

* всё последовательно (фр.). П4

3—7 мая. Приехал в Петербург в 12 часов ночи. Тургенева нет дома. Си¬дел долго до утра перед озером, смотря на Мих(айловский) замок34, кото¬рый, как черная тень, возвышался над Фонтанкою, освещенною месяцем. С Тургеневым проговорил до самого утра.

4. Рано поутру послал за Блудовым35. Он явился с дружбою такою же, как и прежде, и с критикою моих стихов такою же, как и прежде. Обедал у него. Жена его милая женщина36; даже и лицом приятная; на этом лице написан тихой и нежный характер с умом тонким. Мне нравится ее про¬стота. Она милее и даже приятнее своей сестры, которая по своей молодос¬ти имела бы право на преимущество quant a l’exterieur*.

В письме от Саши Кавелину37 стоит: выходя замуж, я ничего не знала о связи доброго Воейкова с этой ужасною женщиною, которая не имеет ни¬чего святого и которая завела его удивительным притворством, фальшивою искренностию и романтическою страстию. Добрый, умный и простодуш¬ный мой Воейков считал себя любимым выше всего и что всем для него жертвовала.

«Воейков признавался, что связь была разорвана, что и в самом деле так было точно, потому что он желал места в Дерпте, точно для того, чтобы быть от нее далеко. Но думая положить совершенную преграду своею женить¬бою и по простодушию своему, он надеялся,