строительницы Шарлоттенбурга, жены Фридриха I, Софии-Шарлот¬ты. Круглая зала с видом на аллею и пруд. Горницы наследного принца; его спальня в той комнате, где была прежде ванная покойной королевы: на сто¬ле несколько книг и рисунков, между которыми забавные карикатуры. В гор¬ницы короля должно проходить через биллиардную, в которой показывали кий Фридриха II с черным деревом и перламутром. Он был увезен францу¬зами. Далее находятся две горницы с живописными картинами Фридриха-Вильгельма I, которые не показывают, чтобы он был великий художник и имел живое чувство красоты. Лучшее произведение его кисти есть ужасный русский гренадер с надписью: Redianow и еще Курительное общество. Комната с моделями прусских мундиров; здесь показывали нам маленькое ружье, принадлежавшее Фридриху II как младенцу. Королевские комнаты просты; в одной часть библиотеки Фридриха, стакан, сделанный Луизою, с ее под¬писью; в другой ее портрет. Подле китайская галерея и кабинет Фридриха-Вильгельма IL Спальня короля, отделанная кисеею; на столе его фуражка и афишки театральные (он бывает часто в Шарлоттенбурге и всегда в театре); на кресле лежит синяя венгерка, старая и очень поношенная; он носил ее, бывши в Мемеле с королевою. Через огромные сени, где находятся замеча¬тельно прекрасные мраморные статуи Экиры и Игеи (бывшие добычею французов), всходят вверх в комнаты Фридриха И, в которых жил великий князь женихом. Белая галерея с статуями; мраморная с золотом, напомина¬ющая царскосельскую. Зеленая горница с пюпитром Фридриха И, перед которым он играл на флейте; его спальня и постель. Его бюро. Горницы ко¬ролевы на противной стороне: они принадлежали королю Фридриху-Виль¬гельму II. В первой, украшенной обоями, на которых выткана история Д(он) К(ихота), находится бюст императора Александра. Вторая украшена такими же обоями. Третья с альковом, в котором находится постель короля. Четвер¬тая большая горница, в которой обыкновенно сидела королева; тут есть про¬стые мебели из красного дерева с красным сафьяном, подаренные государем. На столе ее оставлены чернильница, бумага и два ее пера; в углу чашки и самовар; перед зеркалом в рамке нарисованные глаза королевы с четырьмя из детей. Я узнал глаза княгини, из этой горницы входишь в ее спальню. Она переделана. В то время, когда несчастная семья короля находилась в Мемеле, король велел ее тайно от королевы переделать. Наполеон, бывши в Шарлот¬тенбурге, велел перенести в эту спальню постели Фридриха II и Фридриха-
Вильгельма II и из трех составил себе одну; все мебели из этой горницы были выброшены; она прекрасно убрана белою кисеею, просто и со вкусом; но королева могла только три раза ночевать в ней; она поехала к своим родным и не возвращалась уже. Мое путешествие по замку я заключил комнатами великой княгини. Самые простые горницы, обитые обыкновенными обоями; постель ее, с простым ситцевым занавесом, оставлена в спальне принцессы Александрины; тут я видел бюст королевы, сделанный с ее маски; лицо мер¬твое, но прекрасное. Я видел часть сада; он прост, но мил; пруд, остров, вид на Шпандау. — Ввечеру был в театре Гропиуса. Ничего необыкновенного.
23-го (ноября 4-го). В экспозиции. Мало достойного примечания. Рабо¬ты Рауха и Шадова. Рисунки Гаммера. Ввечеру в театре: «Stille Wassersind tief von Schoder35. Ужинал в ресторации у Ягора.
24-го (ноября 5-го). У обедни. Горницы принцессы Вильгельм. Ла Мотт-Фуке36. В новом театре37. Обедал у великой княгини. Разговор с принцессою Фредерик, с принцессою Вильгельм, с герцогинею Кумберландскою. В теат¬ре: «Мария Стуарт»™. — В лице Ла Мотт-Фуке нет ничего, останавливающе¬го внимание. Есть живость в глазах: он имеет талант, и талант необыкновен¬ный, он способен, разгорячив воображение, написать прекрасное; но это не есть всегдашнее, зависит от расположения, находит вдохновением; автор и человек не одно, и лицо его мало изображает того, что чувствует и мыслит автор в некоторые минуты. Разговор наш состоял из комплиментов и про¬должался недолго. В горнице принцессы Вильгельм много достойного при¬мечания. Два окна, в которых половина стекол писанные и древние: уди¬вительная яркость цветов; лучи солнца, падая сквозь на бюст и на лавры, стоящие в окне, производят радужное сияние. Множество картин. Стол раз¬делен надвое: одна половина для мужа, другая для жены. На столе бездна редкостей, и каждая есть воспоминание. Ларчик, осыпанный камнями, из которых каждый о чем-нибудь вспоминает. Сама хозяйка не последнее укра¬шение своей горницы. Ее находят принужденною; я этого не скажу; в лице ее много приятного выражения: она величественно прекрасная женщина. — Осматривал театр вместе с графом Брюлем; здание великолепное; театр сам не велик, но чрезвычайно удобен: все украшения кстати и со вкусом. Еще было бы, кажется, лучше, когда бы все фигуры были писаны не красками, а в виде барельефов: они пестрят слишком. Все принадлежащие залы очень хорошей архитектуры — просто и богато; особливо зала для концертов пре¬лестна своим скромным великолепием. Предосторожности против пожара; переходы; зала для репетиции; зала для писания декораций. — Ввечеру «Мария Стуарт». Я воображал, что представление покажется слишком длин¬ным и что эта трагедия лучше для чтения, нежели для представления, — напротив, я не чувствовал скуки; верность в подробностях приятна; хотя иное и не принадлежит к действию, но дополняет картину. Не скажу, что я пора¬жен игрою актеров; нет ни одного чрезвычайного; и в этой пиесе мало рази¬тельно-трагического; нет происшествия, которого развязки ждешь с любо¬пытством и страхом; Мария трогает как жертва; трагедия ее есть картина ее
11 Зак. 263
45
страданий в разных оттенках: это, может быть, есть еще и недостаток, тяже¬лое и неприятное чувство видеть слабую жертву без надежды спасения в ру¬ках торжествующего убийцы. Главные роли были играны хорошо. Елизавета (М-е Wolff) имела всё то благородство и величие, которого требует ее харак¬тер; Лейстер (Wolff) также имел в игре своей много благородства. W-e Schrok, Мария, была очень трогательна в пятом акте, в сцене прощания, в сцене испо¬веди; но, кажется мне, она испортила минуту встречи с Лейстером: здесь и автор впал в погрешность; он заставляет ее слишком много говорить. — Ниенштет.
Герцогиня Кумберландская напоминает нашу Елизавету39 своими мане¬рами; она не имеет ее прекрасного стана и величества, но имеет ее привле¬кательность. Королевское семейство вообще мило тою дружбою, которою все в нем связаны: они веселятся вместе жизнию; король между ними есть добрый отец семейства. При дворе много немецкого этикета, но между со¬бою они просты, дружны, счастливы. Принцесса Александрина доброе, милое творение; принцесса Фредерика имеет что-то нежное и тонкое; Аль¬брехт жив и необыкновенно умен (как говорят); он не ходит, а прыгает; Карл доброе дитя; Вильгельм степеннее; принца наследного я не знаю. Но всех милее наша великая княгиня; она идеал привлекательного доброду¬шия: весело видеть, как она здесь счастлива. В ее душе всё прекрасное на своем месте. Ее надобно чувствовать, тогда будешь и знать ее.
25-го (ноября 6-го). Поутру у великой княгини. С M-elle Wildermeth и графинею Шуваловой в Шарлоттенбурге. Шувалова получила письмо из Петербурга от Ушаковой, которая описывает ей радости гатчинские и фарсы Плещеева. X.40 играла на театре; воображаю, что она была прелестна, и радуюсь, что не видал ее. Я говорил об ней и о себе с Шуваловой. Чего я хочу? Ничего более, как только, чтобы она думала обо мне как должно. Далее этому идти не надобно. Будешь смешон и жалок. Теперь главное за¬нятие, главная надежда путешествие: насладиться вполне шестью месяцами; остальное на волю Божию. — Обед у княгини Волхонской. Ввечеру дома и у Модена, с которым всё по-прежнему чувствую большое принуждение.
26-го (ноября 7-го). У великой княгини. Урока не было. У Шуваловой. У Ниенштета: кажется, человек прямодушный и откровенный. Мне с ним было ловко. Говорили о воспитании, о семействе короля, о немецкой и рус¬ской литературе. Обедал у Крейтона. Ввечеру в театре Моцартова «Cost fan tutte»41.
27-го (ноября 8-го). У великой княгини. У Шуваловой. — Вместе с Перов¬ским к Рауху. Прекрасное лицо: глубокость, благородство; что-то тихое и живое; простота истинного артиста. Он показывал нам свои работы с лю¬безною готовностию; говорил о своем искусстве с жаром, но без надутости. Памятник Шарнгорста более всех мне понравился: он представлен в раз¬мышлении; положение спокойное; на него накинут плащ, которого склад-ки, весьма живописные, оживляют сухость нынешней одежды; впрочем, костюм сохранен. Раух в отчаянии от того, что ему попался для этого памятника удивительно прекрасный и чистый кусок мрамора: нет ни од¬ного пятна, и этот кусок должен быть жертвою дождя и туч. Гораздо было бы приличнее сделать оба памятника из бронзы: она только приобретает красоты от влияния воздуха. Памятник Бюлова обыкновеннеее; складки плаща не так живы; есть в них что-то тяжелое и однообразное; характер лица общий. В первом памятнике более личного. После Шарнгорстова па¬мятника лучшие два Блюхеровы, один бронзовый маленький, дающий по¬нятие о большом, уже вылепленном и находящемся где, не знаю, другой, слепленный для отлития. В обоих поэтически выражена живость генерала Vorwarts42, который в последний раз хотел так сильно — во Франции, что после него еще бы сто лет [нрзб.]. Памятник государя менее других удачен: он представлен в порфире, накинутой на мундир, вынимает шпагу, на ко¬торой видна надпись: «За Русь и славу»; у ног двухглавый орел. Нам стыд¬но перед пруссаками: сколько уже у них памятников народной славе; они и Кутузова и Барклая не забыли, а мы строим храм, который вечно не до-строится, хотим благодарить Бога, которому не нужна благодарность, и не думаем отдать чести тем, которые положили за отечество жизнь свою. Насто¬ящее место для народных памятников не Петербург, а Москва: она была свидетельницею русских подвигов; Петербург ни о чем не напоминает: в нем должен быть один памятник Петру. — Обедал у княгини Волхонской. В театре; новая трагедия «Der Leuchtthurm» von Ouwald43. Много поэзии, есть сцены разительные; но род этих трагедий есть уродство: цель ее для меня еще не очень понятна.
28-го. Поутру таблицы44. Обедал у Волхонской. После обеда был у гра¬фа Гребена с Боком45.
29-го. Весь день дома за таблицами. «Валленштейн»46.
30-го. Таблицы. Обедал у Крейтона. После обеда в литейной. Ввечеру в театре «Hund von Obri»41. «Das Vorlegeschloss»4*f «Beinahe verloren»49.
31-го. Поутру у обедни. Бок представлялся великой княгине. Домой. По¬сещение русского священника; он был долго в Дрездене, где крестил X. Ис¬тория его дочери. Обед у принцессы Александрины: сидел за столом подле Ансильона50, с которым познакомился. Литература есть родство. М-е Воск. Милая принцесса Александрина. После обеда познакомился с Гуфландом51: лицо его много выражает; глубокомысленность и добродушие. В театре глу¬пейшая пиеса Коцебу. Деодата и прелестные декорации, особенно декора¬ция подземелья и в последнем акте пожар, которым пиеса заключается.
(Ноябрь)
1-го ноября. У великой княгини. У Шуваловой:
