ручей, который приятно шумел и пробирался между камней. Первое падение называется Amselloch, потому что камень, с которого падает ручей, образует пещеру, довольно глубокую; видишь серебряную струю, перерезывающую надвое темный вход пещеры; а, вошедши под навес, видишь ту же струю, которая кажется прозрачным кристальным столбом; сквозь брызги видна вся бегу¬щая вниз долина, и в самом конце задвигают ее, дымящеюся от паров гро¬мадою, огромные скалы Affensteine. Довольно устав от своего путешествия, пришли мы, наконец, в деревню Ратевальде, сели в коляску и поехали в Шандау через Ziegenruck, с которого имели прелестный вид на окрестность
при заходящем солнце. Шандау известен своими минеральными водами и ваннами; мы остановились за городом, в трактире, где находятся и ванны. Его положение живописно; но нам уже было не до живописных положений; усталость и ее родный брат, голод, нас мучили; от голода избавились мы вкусным ужином, а усталость прогнал услужливый сон.
Kuhstall. Мы не дали себе воли нежиться, встали рано и, позавтракав, пус¬тились в путь. Несколько времени — пока было можно и чтобы не тратить напрасно сил — ехали мы берегом источника Кирнича в коляске; наконец дорога наша оборотилась в тропинку; мы пошли пешком и начали взбираться по крутизне Kuhstall. Достигнув с трудом до высоты, пришли мы дорожкою, обсаженною стриженными елями, ко входу пещеры или, лучше сказать, к огромным воротам, сделанным самою природою посреди утесов; эти воро¬та называются Kuhstall, потому что в 30-летнюю войну жители окружных мест прятали под их сводом от хищничества шведов свою скотину; и они так огромны, что под ними могло скрываться довольно большое стадо. В наши времена этот приют несчастия сделался одним предметом беззаботного лю¬бопытства, и память минувших ужасов только оживляет то удовольствие, которое производит чудесный вид пещеры и пропастей, ее окружающих. Свод ее и стены кажутся мозаикою: так испещрены они именами путе¬шественников, которые везде хотят оставить вечный след своего минутного пребывания. И нам захотелось отведать вечности: Олсуфьев взгромоздился на лестницу, и пока я занимался временным, то есть, утолял свой голод жа¬реным картофелем, начертил для будущих времен свое и мое имя, на таком месте, далее которого ничья смелая рука не достанет. В пещере есть всё для этого нужное, кисти и чернила. В стенах ее в одном месте выдолблена кухня, в другом погреб: во всё лето живут здесь люди, которые угощают путеше¬ственников обедом и кофе; нашлись также и арфисты. На утесах, образующих Kuhstall, много предметов, достойных любопытства; некоторые напоминают ужасную 30-летнюю войну; например, одна маленькая пещера называется Wochenbett*; в ней, по преданию, скрывалась от шведов беременная женщи¬на, родила своего младенца и провела первые дни родов в безопасности; один нависший над пропастью камень, с которого страшно смотреть в глубину, называется die Kanzel**: с него проповедовал какой-то священник, сброшен¬ный после в пропасть, и место, с которого его столкнули, наименовано Pfaffen-sprung***. Здесь в старину скрывались и разбойники; их замок, стоявший на вершине, над самым Kuhstall, назывался Wildenstein****: взобраться к нему можно только сквозь темную, узкую трещину, в самой средине утеса нахо¬дящуюся, куда едва может протесниться один человек; мы кое-как пролезли и с высоты, где нет уже и признаков замка, любовались ужасом окрестностей.
* Место родин (нем.). ** Церковная кафедра (нем.). *** Прыжок священника (нем.). **** Дикий камень (нем.).
13 Зак. 263
177
Всё это место окружено лабиринтом пещер, в которых было легко и скры¬ваться и защищаться, и в одной из них, называемой Schneiderloch (по имени разбойника Шнейдера, который долгое время в ней прятался) один человек мог оборониться от целой армии: к ней надобно карабкаться по узким кам¬ням, висящим над бездною, согнувшись в дугу, потому что и над головою висят такие же камни; в самой же пещере нельзя стоять: так она низка; но вид из нее удивительный: всё вокруг тебя, перед тобою, над тобою и под то¬бою в развалинах; здесь царство разрушения, одно только эхо здесь суще¬ствует — минутный, быстро исчезающий житель, только разительнее напо¬минающий о ничтожестве. Наш проводник начал кричать, и эхо по нескольку раз повторяло его крики, и молчание, которое всякий раз сменяло голос, было еще разительнее после мгновенного звука. Осмотрев все эти предметы (их можно теперь видеть без всякой опасности, ибо везде для проходящих по-деланы перилы), мы опять сошли в Kuhstall и, провожаемые арфою, начали спускаться в глубину долины, чрез которую надобно было пройти, дабы по¬том подняться на Klein-Winterberg. На дне долины мы остановились и уви¬дели над головою Kuhstall, который снизу показался нам едва заметною тре¬щиною; мы увидели несколько мужчин и дам, пришедших по следам нашим в пещеру, и в трубу могли различить, что они вальсировали под арфу, кото¬рой звуки нам явственно слышались; из пропасти закричали мы им браво! и полезли на Klein-Winterberg.
Klein-Winterberg. Фортуна, до сих пор к нам благосклонная, покинула нас у подошвы этой горы: небо задернулось облаками, и начался дождь, сначала мелкий, потом довольно сильный; мы промокли до костей. Одно утешение нам осталось: проводник уверял нас, что на высоте горы найдем мы защиту. Хотя мы и шли всё лесом, но это нисколько не спасало от дождя, напротив его удвоивало; ветер шатал деревья, и капли, сыпавшиеся с листьев, состав¬ляли крупный древесный дождь, который нимало не уступал небесному. Но вот мы на вершине, и дождик перестал. Спешу к обещанному убежищу — что же? Это каменная беседка, со всех сторон открытая, в которой бушевал сильный, холодный ветер. На первую минуту чувство обманутой надежды было весьма неприятно: но часто живейшие удовольствия находишь там, где их не ожидаешь. Новое чудесное зрелище поразило нас: облака разорвались огромными массами и страшно летали над нашими головами; голубое небо выглядывало и исчезало; на всех пунктах горизонта появлялись тучи, одни уходящие, другие идущие; в некоторых местах они были совершенно чер¬ные, и под ними чернели далекие горы, которые врезывались в них своими вершинами; в других местах тучи сливались дождем с горизонтом, и казалось, что там был промежуток пустоты: как будто что-то разрушилось, и один толь¬ко столб пыли остался. Ближние предметы были еще чудеснее. Лесистые горы, долины, деревья, утесы — всё смешалось в один хаос; дождик перестал, и со всех сторон начали подыматься пары: там вилась ужасная белая змея в клубящемся облаке дыма; там множество легких облаков летало, как стая привидений; там вершина горы была перерезана туманною полосою; там целая гора синелась на воздухе, и под нею волновались облака; там, вдоль глубокой долины, тянулась и подымалась длинная полоса паров, похожая на дым от обширного пожара в лесу, или на необъятную, разбросанную, седую гриву какого-нибудь чудовища, которую раздувал сильный ветер — словом, зрелище было неописанное; я забыл холод и мокроту и не мог наглядеться на этот величественный хаос. А арфа как тут. Вошедши в беседку, мы и не приметили, что в углу ее притаился старый богемец с маленькою дочерью; увидев путешественников, он принялся исполнять свою должность, заиграл и запел, а малютка начала ему вторить. И что же они запели? «Прощание Бонапарте с Францией»103 (я списал эту песню; она, кажется, стала народною: я слышал ее и на Bastey и после на Schlossberg подле Теплица). Признаюсь, такая неожиданная гармония, посреди туманного волнения между утесов, поразила меня. Пение было неискусное, но в соединении дрожащего голоса старика со звонким и еще не созревшим голосом младенца было что-то тро¬гательное, а содержание песни разительно согласовалось с тем местом, на ко¬тором она слышалась: вокруг нас всё было пустынно и дико; утесы стояли неподвижно, и между ними легким дымом, ничтожными призраками лета¬ли остатки минувшей бури: поневоле виделось тут бурное, разлетевшееся величие Наполеона. И что-то было прискорбно-поражающее в этом имени, недавно грозном, которое (без всякого о нем понятия) старик и младенец повторяли в глухой дичи, чтобы получить несколько крейцеров от проходя¬щего. На наше счастие вблизи беседки, построенной для удовольствия путе¬шественников, нашлась лачужка, в которой развели мы огонь, обсушились и даже напились кофе. Пока мы грелись и морщились от дыму, наш провод¬ник рассказывал нам сказки. Через полчаса мы опять отправились в путь; но на вершине большого Winterberg, с которого в ясную погоду можно видеть, как в панораме, все горы Саксонии и часть гор Богемских, не видали мы ничего: опять начался мелкий дождь, и всё слилось в однообразный непро¬ницаемый туман.
Prebisch-Thor. Вздохнув о потере удовольствия и не надеясь переждать не¬настья, которое, казалось, совсем овладело небом, пошли мы далее; но дож¬дик вдруг перестал, мы ободрились и наконец, миновав утесы, называемые die Schafersteine, и переступив за границу Богемии, очутились на высоте уте¬са, называемого Prebisch-Thor. С этой крутизны имели мы почти такой же вид, как и с Klein-Winterberg; но впечатление, которое он сделал над нами, было точно похоже на радость: прояснившееся небо прояснило и душу. Воспоми-нание о Prebisch-Thor есть самое приятное из всех, оставшихся мне от Сак¬сонской Швейцарии. Prebisch-Thor есть такая же сквозная пещера, как и Kuhstall, только несравненно уже и выше; сперва всходишь на верх того кам¬ня, который образует ее свод, потом уже спускаешься под самый свод; но как описать это чудесное место? Вообразите узкую скалу, длиною в десять или пятнадцать сажен, а шириною не более четырех аршин, положенную на два других стоячих утеса; на этой узкой каменной полосе стоишь, будучи окру¬жен спереди, справа и слева пропастями во сто сажен глубиною, из которых,
13*
179
как страшилища, высовываются другие голые утесы; за ними зеленеются с трех сторон долины; позади них подымаются лесистые невысокие горы, между которыми также видишь дно извивающихся долин, а за этими близ¬кими и зеленеющими горами стоят, как привидения, далекие, синие, и над всем этим неописанным разнообразием гор и долин вообразите тот же чудесный туман104, волнующийся, летающий, но гораздо более прозрачный, так, что по временам можно различить всё, что таилось под его воздушными волнами; но иногда вдруг он совершенно сгущался, и в эти минуты казалось, что стоишь на краю света, что земля кончилась и что за шаг от тебя уже нет ничего, кроме бездны неба. Рядом с Prebisch-Thor находится другая скала, от¬деленная от первой пропастью, гораздо выше, уже и круче: она называется Prebisch-Wand. Мы лазили на нее, чтоб взглянуть на Prebisch-Thor сбоку — вид несравненный: не понимаешь, для кого созданы природою, в пустыне, эти таинственные ворота и куда ведут они; кругом них бездны, сквозь их отверстие виден один волнующийся туман и что-то, как будто