Добродетель. 7) Ревность. Зависть. Поревнование. 8) Вспыльчивость. 9) Гордость, кротость. 10) Экономия. 11) Умеренность. 12) Осторожность. 13) Скромность. 14) Злоречие. 15) Целомудренность. 16) Уважение самого себя. 17) Свобода. 18) Постоянство. Твердость. 19) Надежда. 20) Мужество. 21) Чувствительность. 22) Мнение. 23) Честность. 24) Совесть. 25) Смерть. 26) Состояние. 27) Порядок. 28) Образ жизни. 29) Счастие. 30) Слава. 31) Хо-зяйство. 32) Здоровье. 33) Скука. 34) Чтение. 35) Лень, медлительность.
Мысли
О доверенности. О аффектации. Какому правилу следовать в суждении о людях. О споре. Как говорить правду? Откровенность и скрытность. О де¬ятельности. Здравие телесное необходимо для совершенства умственного. Женитьба есть товарищество для совершенства. Чего требовать от жены и чем должно быть хорошему супругу? Какие мои занятия должны быть ежед¬невные и постоянные? Идеал добродетельного и счастливого человека. О Ага-тоне70. Какие вопросы я должен делать себе всякой день? О христианской морали в сравнении с философической: основать последнюю на первой. Про¬читать моральные статьи в Энциклопедии71 и потом написать свои.
Замечания на прошлый год журнала и о том, что мне делать нынеш¬ний год.
О всём, что будет написано в моем журнале, говорить с опытными людь¬ми. Все отдельные мысли из журнала вынести в особую тетрадь.
Вестник72. Смерть М(арии) Г(ригорьевны) и матушки73. Плещеевы 1Л. Милиция75. Воейков76.
Декабрь11. Нельзя ничего представить себе трогательнее положения того человека, который молится. Что называю молиться? Имея чистое сердце, имея намерения, достойные человека, имея желания, достойные исполне¬ния, возноситься мыслию к Божеству и молить его о помощи для исполне¬ния желаний, намерений и для сохранения чистоты душевной. Эти три предмета кажется должны составлять главное содержание всякой молит¬вы — прибавлю к ним требование утешения или подпоры в несчастии. Но уте¬шение и подпора заключаются уже в самой молитве. Следовательно, молить¬ся значит уже и утешать себя и находить подпору. Итак, молитва есть в высшей степени размышление, и размышление в мысленном присутствии Божества, имея предметом самого себя и свое будущее. Молиться всякой день значит возобновлять желание свое быть добрым и след(овательно) быть счастливым, размышлять о средствах достигнуть к этому счастию и ожив¬лять это размышление мыслью о Боге и надеждою на его пособие. Но что¬бы иметь сию надежду, надлежит иметь свое понятие о промысле Божием и о том пособии, которое может он давать человеку. Всеведение и предзнание Божества не уничтожает ли сию надежду совершенно. Предвидя мои по¬ступки от начала жизни моей — их минуту и все сопутствующие им обстоя¬тельства, — Бог необходимо уже должен почитать их содеянными, ибо он не может обмануться; следовательно, предвидимое им непременно будет и должно почитаемо уже быть случившимся. Требуя от Божества пособия, я требую невозможного. — Если мне должно быть преступником, то есть если Бог по своему Предвидению предвидит уже мое преступление, то к чему его помощь, он уже не отвратит долженствующего случиться. Но слово мо¬ральная свобода, качество души человеческой, общее ему с Богом, должно разрешить мои сомнения. Даровав мне свободу действовать, Творец необ¬ходимо должен был уничтожить жестокую неволю собственного предзнания. Моя свобода, след(овательно) все мои добродетели, не могли существовать вместе с его предзнанием моих поступков; надлежало одно из них уничтожить, и он уничтожил последнее, не уменьшив своего совершенства и в то же время возвысив мою натуру до собственной божественной натуры. — Он соединил меня с собою; оставил для себя восхитительную часть быть моим помощником в стремлении к цели высокой, а мне самому оставил сие стрем¬ление и возможность одушевлять себя надеждою на его помощь. И помощь его может существовать только тогда, когда с моей стороны будет желание, с которым она всегда должна быть соразмерна. И только не имея гибельного предвидения, Всемогущий может быть попечительным отцом стремящегося к добру человека, ибо тогда он имеет всю возможность ему способствовать, а сия возможность сколь восхитительна в существе, одаренном всемогуще¬ством. — Итак, молиться есть размышлять о своих поступках, о цели своей и о том пособии, которое может мне сделать мой Творец; но это размыш¬ление должно быть устремляемо на две стороны моего предмета. Первая сторона: то, что зависит от меня; вторая: то, что надлежит предоставить Бо¬жеству и что от меня не зависит. С одной стороны, надлежит более и более объяснять для себя свои должности, укоренять себя в желании достигнуть к цели предположенной, и наконец, знакомиться с теми средствами, которые должны непременно к ней привести; с другой — молить Божество о подкреп¬лении меня в желании, об открытии мне средств настоящих и наконец — что уже единственно зависит от Него — или о предохранении меня от тех обстоятельств, которые способны уничтожить во мне мое благородное стремление или совсем отдалить меня от моей цели; или о даровании мне силы превозмочь сии гибельные обстоятельства, если они, по рассмотрению Мудрого Промысла (моего сообщника в стремлении ко всему доброму), даны мне будут для моего испытания, для приведения в большую крепость моих сил.
§ 1. Читать стихотворцев78 не каждого особенно, но всех одипакого рода вместе; частный характер каждого сделается ощутительнее от сравнения. Например, Шиллера как стихотворца в роде баллад читать вместе с Бюр¬гером, как стихотворца философического вместе с Гёте и другими; как трагика вместе с Шекспиром. Чтение Расиновых трагедий перемежать с чте¬нием Вольтеровых, Корнелевых и Кребильоновых. Эпических поэтов пе-речитать каждого особенно, потом вместе те места, в которых каждый мог иметь один с другим общее, дабы узнать образ представления каждого. Сатиры Буало с Горациевыми, Ювеналовыми, Поповыми, Рабенеровыми и Кантемировыми. Оды Рамлеровы, Горациевы с Державина, Ж. Батиста и прочих. Или не лучше ли читать поэтов в порядке хронологическом, дабы это чтение шло наравне с историею и история объясняла бы самый дух поэтов, и потом уже возобновить чтение сравнительное. Первое чтение было бы философическое, последнее эстетическое: из обоих составилась бы идея полная. Надобно распределить лучших поэтов хронологически и по¬том по родам поэзии; после этого распределения назначить порядок их чтения. То же и о прозаиках.
Между тем вот некоторые замечания на баллады Бюргера и Шиллера79. Бюргер в этом роде единственный, ибо он имеет истинно приличный тон избранному им роду стихотворения: ту простоту рассказа, которую должен иметь повествователь. Его характер: счастливое употребление выражений простонародных и в описаниях и в выражении чувства; краткость и жи¬вость; приличие и разнообразие метров. В особенности изображает он очень счастливо ужасное, то ужасное, которое принадлежит к ужасу, производи¬мому в нас предметами мрачными, призраками мрачного воображения; картины свои заимствует от таинственной природы того света, который не есть идеальный свет, созданный фантазиею древних поэтов; но мрачное владычество суеверия. Шиллер менее прост и живописен; язык его не име¬ет привлекательной простонародности Бюргерова языка; но он благород¬нее и приятнее; он не представляет предметы так верно; но он украшает их красками блестящими; Бюргер действует на воображение, Шиллер на фантазию (то же воображение, но только такое, которому все предметы представляются сквозь призму поэзии, следственно, не в собственном, а в не¬котором заимственном образе). Вообще Шиллеров язык ровнее, но он не так жив, и совершенство целого повредило несколько разительности частей, тогда как в Бюргере сия живость есть может быть следствие свободы, ме¬нее ограниченной. В Бюргере найдешь менее картин стихотворных, неже¬ли в Шиллере; зато он ближе к простой, обыкновенной природе. Шиллер более философ, а Бюргер простой повествователь, который, занимаясь пред¬метом своим, не заботится ни о чем постороннем.
§ 2. Занятия80. 1. История. 2. Философия. 3. Изящная словесность (язы¬ки). 4. Сочинения. Утро: История и Сочинение. Вечер: Философия и Лите¬ратура. — Сначала приготовительные сведения, потом классики. — Исто¬рия— география. История (Ремер, Гаттерер, Габлер)81. Вспомогательные науки. Классики. Философия: предварительные понятия о натуре, человеке и логика. Классика. Теория и нравственность. Словесность. Языки. Грамма¬тика общая и риторика. Поэты и прозаики. Эстетика. — Воспитание.
1807-1808
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
Разные замечания. 18071
Альцим недурного сердца: он прощает своего неприятеля в ту минуту, когда он делается несчастным. Но есть случаи, в которых он радуется чу¬жому несчастию. Например, ему приятно слышать, что такой-то обеднел и тому подобное, чувство, которого он внутренно не одобряет, но которое невольно открывается в его сердце: отчего оно происходит? Неужели Аль¬цим радуется чужим страданиям? Нет; оно бы огорчило его, когда бы он его вообразил, но Альцим никогда не был несчастлив, никогда ничего не терял, он в своем младенчестве не имел никаких тесных связей, следова¬тельно, не имеет понятия о чувстве утраты; не может ясно представить, как труден переход от наслаждения к потере. Альцим был всегда беден, мало пользовался преимуществами общества: он радуется, видя бедных или так же как и он отделенных от общества; радуется не потому, чтобы их личное несчастие было ему приятно, нет, он об нем не думает, но потому, что сим имеет одинакую с ними участь и что сие сходство состояний производит некоторое между ими равенство. Альцим не завидует никакому счастью; он любит тех людей, которые счастливы собою; напротив, случайное счастие, проистекающее от обстоятельства, отделяет людей друг от друга, возводит их на степени, следовательно, производит между ими неравенство: сие-то неравенство бывает тягостно; и иногда причиняет ту неприметную непро¬извольную радость, которая не показывает злого сердца, но которая одна¬ко не может назваться и чувством невинным и которого Альцим никогда не оправдывает, хотя часто, с огорчением, ощущает ее в своем сердце.
Мать не должна никогда бранить детей своих по капризу. Брань мате¬ри должна быть для детей несчастием, но таким несчастием, которого они избежать могут и которое всегда сами на себя навлекают. Будет ли дочь или сын уважать упрек матери, когда будут почитать его неизбежным; когда будут думать, что и безвинно могут ему подвергнуться; когда вместо того, чтобы внутренно, вместе с матерью укорить себя, они будут в недоумении: признать ли себя виноватыми или обвинить свою мать. Что же, если они будут чувствовать ясно, что упрек незаслуженный и что они страждут без¬винно, и от кого же — от матери: не лишается ли тогда мать в глазах их всей своей силы; не верят ли они, что и она может ошибаться, что она может быть пристрастною и даже несправедливою. Мать в глазах детей должна быть живым правосудием; ее приговоры должны быть святы и приниматься с по¬корным уверением, что сама истина, не причастная никакому заблуждению, произнесла их. Доверенность и следовательно покорность детей есть такое сокровище, которое мать должна ценить выше всего. Дети должны не усту¬пать своей матери с подобострастием, а покоряться ей, то есть верить в душе, что ее воля лучше их собственной и что их счастье
