Прусский посланник Оттерфельд110. — Бал. Граф Мантейфель. Витт. Князь Голицын и несколько бород.
16(28), воскресенье. Баден — Дармштат. Завтракал в Раштате. Площадь с церковью. Головы живописные в salle de compagnie*****. Обедал в Брух-сале. Ночевал в Дармштате, Darmstadter Hof.
17(29), понедельник. Ганау — Франкфурт. Приезд во Франкфурт; В Weiden-hof. Рейтерн. Викулин. Бехтеев. К Югелю и Эрдману. Обед за table d’hote. Поездка в Ганау. Жилль. — Вечер дома.
18(30), вторник. Ганау — Франкфурт. Weidenhof. Югель. Анштет. О пор¬трете Рейтерна. Лауниц. Письма взял с почты. Книгу Северина. Белье и платье. Отъезд Рейтерна. Писал письма: к Великому князю111, к Аренту, к Екатерине Афанасьевне, к Северину, к Тургеневу. Обедал у Бехтеева. У Багреевой. К Жиллю. У меня Сафонов и Жилль.
19(31), среда. У меня Лауниц и Бехтеев. К Югелю. К Эрману. К Князю Григорию Гагарину. Заказал платье и белье. Отъезд в Шлангенбад через Вейльбах. В Висбадене встреча с Кутузовым и Блиссенбахом. В Шланген-баде остановка в Nassauer Hof. Весь вечер всё приводил в порядок. Здесь
* Бог больше земли (фр.).
* Жаркое из дикой козы (нем.). ‘* гостиная (фр.).
* зал собраний (фр.).
Бернсторф, В(еликая) княгиня под именем графини Романовой112. Цвир-лейн с Штольтерфот и М-е Viollier.
20 (1 августа), четверг. Шлангенбад. Ванны. У Цвирлейна, у М-е Viollier, у Бернсторфа. Жена его, похожая на Сашу. У Великой княгини. Ее сестра графиня Менсдорф113.
[Вот я поселился на три недели в Шлангенбаде114. Время весьма непри¬ятное, холодное, то дует пронзительный северный ветер, то идет мелкий осенний дождь, изредка проглядывает солнце, но только для того, чтобы подразнить своим минутным присутствием. В ясную погоду здешняя при¬рода могла бы показаться приятною: зеленые неглубокие долины, на дне коих вьются ручьи и дороги и рассыпаны крестьянские домы, мельницы, огороды. Но теперь всё печально, и не хочется выйти из горницы. Живу в огромном, старинном и довольно нечистом доме Nassauer Hof; комнаты мрачны; в окна и двери несет; общества мало, хотя жильцов и довольно. В Эмсе и Швальбахе пьют и купаются; здесь только что купаются, и каж¬дый в свой час; от этого всё розно. Одним словом, здесь мрачно, пусто и скучно. Займусь описанием прошедшего.
Я видел чудесный сон: множество великих, до бесконечности разнооб¬разных предметов, кои так долго, так долго, с первой молодости до тепе¬решних лет, говорили воображению, привлекали мысли, тревожили любо¬пытство, стеснившись в одну толпу, в несколько минут промчались перед глазами моими, всколыхали всю душу, как буря, и исчезли. Видел ли я их — не верится; насладился ли их явлением — не знаю. Весьма немного оста¬лось в душе от этого очаровательного хаоса охладевших воспоминаний, и едва ли удастся привести в некоторый порядок это немногое.
Всё путешествие мое с берегов Женевского озера до Неаполя и обратно от Неаполя до уединенного моего домика в деревне Верне продолжалось не более двух месяцев. Я выехал из Верне 13-го апреля и через десять дней уже был посреди голубых волн Средиземного моря, на пароходе И Real Ferdinande. Какая быстрая смена климатов, времен года и сцен природы! Из Лиона (до которого мы доехали в два дни из Женевы, преследуемые холодным ветром, дождем и снегом, в виду темно-синей белоголовой Юры) отправились мы в 5 часов утра на пароходе. С обеих сторон промелькнули мимо нас берега быстрой Роны, покрытые безлиственными деревьями; ни¬где еще не было зелени; дул холодный мистраль, и ничто не возвещало вес¬ны; но в пять часов после обеда, вышед на берег у Авиньона, мы очутились посреди зеленеющих полей, распустившихся цветущих деревьев, и над нашею головою расстилалось голубое прованское небо, с легкими прозрач¬ными облаками. Перед нами блистала весна, несмотря на северный мист¬раль, который пронзал нас насквозь и подымал столбами белую пыль на дороге. Не могу ничего сказать о южной Франции, я нигде не хотел оста¬навливаться; цель моя была поймать пароход в Марсели. То, что я мог ви¬деть в Провансе с большой дороги, совсем не привлекательно и нимало не отвечает тому поэтическому понятию, которое мы составляем себе о сей знаменитой отчизне трубадуров: голые, ободранные холодным мистралем или сожженные зноем юга равнины, белые, совершенно нагие утесы; бед¬ные деревни, составленные из худо построенных нечистых лачужек, в ко¬их ничто не утешает картиною веселой домашней жизни; вот всё, что я видел по дороге от Авиньона до Марсели. Окрестности Экса довольно жи¬вописны, но весь путь от Экса до Марсели представляет печальную пустыню утесов; иные места так печальны и дики, что воображению невольно мечта¬ются безжизненные окрестности Мертвого моря, давно пораженного про¬клятием неба. Наконец взъезжаешь на высоту, и вдруг видишь голубой залив Средиземного моря, гавань, наполненную лесом мачт, и Марсель, окруженный бесчисленным множеством бастид*, белый город, расположен¬ный по отлогому берегу, окруженный с суши белыми утесами гор, а с моря грядами белых утесистых островов. Вид великолепный, но не привлекатель¬ный: здания кажутся продолжением утесов; бастиды не защищены от зноя тенистыми деревьями, а бледная зелень олив не утешает взора, которому всё представляется знойным и пыльным.
Наше плавание, продолжавшееся семь дней, было благополучно. Я ви¬дел все западные берега Аппенинского полуострова от Марсели до Неапо¬ля. Не знаю, какое действие произвело бы надо мною это величественное Средиземное море, когда бы я очутился на нем в молодые, поэтические годы жизни: но и теперь, когда уже поэзия для меня миновала, оно сильно рас¬шевелило мое воображение: его лазурь спокойно расстилалась перед гла¬зами моими; всё было тихо; один только кипучий серебряный след тянул¬ся за нашим пароходом, и слева медленно развивались голубые гористые берега Италии: а мыслям мечтались все сорок веков истории человеческо¬го рода, коего главные судьбы решались на берегах этого моря, омываю¬щего Египет, Палестину, Малую Азию, Грецию, Италию, Сицилию, Корси-ку, Францию и Испанию. Темные века пирамид, патриархальные времена пророков, баснословные странствия финикиян и греков, развозивших по¬всюду сокровища торговли, законов и наук. Аргонавты, Улисс и Эней, фло¬ты римлян и карфагенян; всё обновляющий крест в Палестине и корабль апостола Павла, таинственно входящий в пристань Пуццольскую, новый Рим, могущественнейший древнего; арабы, норманны, крестоносцы; блеск Венеции и Генуи и, наконец, в наше время два плавания Наполеона от Египта и Эльбы и целое тысячелетие Рима, возобновившееся в десять го¬дов жизни одного чудесного человека, всё это волновало душу; толпа вели¬канских привидений наполняла пространство между голубым безоблачным небом и равниною моря, которое и теперь так же спокойно его отражало, как и в те времена, когда ладьи фокейских изгнанников летали по нему с ко-лыбелию Массилии115. В первый день проехали мы в виду Тулонской при¬стани, загороженной от нас двумя огромными утесами; из-за них вдали мель¬кали корабельные мачты; солнце зашло, когда мы очутились между грядами
* От фр. bastide — деревенский домик, загородная дача.
Гиерских островов и южным берегом Франции, на коем у подошвы голу¬бых и фиолетовых гор мелькал Гиер, окруженный померанцевыми садами.
В первый день путешествия чувствовал я морскую болезнь, которая не дала мне покоя и ночью; но к утру всё миновалось. Было ясно и тихо, когда я из тесной каюты своей вышел на палубу. Ночью прошли мы мимо Фрежю-са, Антиба и Ниццы и теперь находились уже против С.-Ремо. Великолеп¬ные берега Италии лежали перед глазами моими в прозрачном тумане утра; их формы беспрестанно изменялись; нам ясно видна была дорога, идущая по крутизне над самым морем (все эти части берега известны под именем Corniche); путешественники мелькали на высоте его как черные точки; сквозь тонкий пар, над светлою лазурью моря, посреди темной лазури берегов мель¬кали вдали, приближались и исчезали позади нас города и виллы; мы быст¬ро прошли мимо S. Mauricio, Oneglia, Alassio, Albenga, и наконец вдалеке от¬крылась Генуя. Ничто не может быть великолепнее Генуэзской гавани с моря: солнце ярко блистало, когда мы к ней приближались; сперва явилась не¬обозримая полоса зданий: ибо в отдалении кажется, что все города, располо-женные по заливу: Спец, Сестри, Рекко, Рапалло, Нерви и Генуя, составля¬ют один; но вдруг Генуя величественно отделяется от прочих, растет из воды по мере приближения к ней и, наконец, обхватывает тебя своею глубокою гаванью, впереди которой, как великан-страж ее, возвышается башня, слу¬жащая фаросом для кораблей, плывущих к гавани во время ночи. Город стоит на полугоре и сходит бесчисленным множеством зданий к самому морю; он обнесен двумя стенами и защищен укреплениями, по высотам расположен¬ными. Ни один город в Италии не имеет такого множества монументальных великолепных домов, как Генуя, и в этом отношении она совершенно заслу¬живает имя свое la superba*; но я не мог насладиться ее великолепием, хотя наш пароход и пробыл 24 часа в гавани: во всё это время лил проливной дождь, и не было никакой возможности осматривать город: я мог видеть толь¬ко внутренность некоторых главных зданий. Palazzo del Re в Strada Balby есть старинное здание; оно принадлежало прежде фамилии Durazzo; в его кар¬тинной галерее находятся некоторые замечательные картины, например, Ве-ронезова Мария, омывающая ноги Спасителя, и Тициановы Пастухи перед Младенцем Иисусом. Вестибюль университета есть превосходный памятник зодчества. Древний дворец Андрея Дории привлекателен своими исто¬рическими воспоминаниями: на его террасе, с коей видна вся пристань, зна¬менитый дож угощал императора Карла V. Рассказывают, что золотые блюда, на коих подносимы были кушанья Карлу, были все брошены перед глазами его в море: это польстило алчности императора; но в глубине моря таилась сеть, и ни одно из драгоценных блюд не осталось на дне его. В Palazzo Serra показывают залу, блестящую позолотою, кристаллами, зеркалами и стоившую, как уверяют, 1.200.000 франков: мне она не понравилась, великолепие без вку¬са; остальные комнаты дворца своею бедностию и нечистотою составляют странную противуположность с сей знаменитою залою. Из церквей Генуи я видел только три; в кафедральной S. Lorenzo, построенной из белого и черного мрамора, почивают мощи Иоанна Крестителя; в ней находятся также и гробницы знаменитой фамилии Фиески. Церковь Annunziata есть великолепнейший храм Генуи. А старинная церковь S. Stefano привлекает путешественника не пышностью архитектуры, а картиною Рафаэля, изо¬бражающею мученичество с(вятого) Стефана. Часть сей прекрасной карти¬ны писана самим Рафаэлем, а часть Юлием Романом, знаменитым учеником его. Театр Carlo Felice, в котором я видел Беллиниеву оперу «И Pirata» и балет «Eteocle е Polinice», есть, по моему мнению, лучший в Италии; может быть, La Scala в Милане и S. Carlo в Неаполе огромнее, но оба уступают Ге¬нуэзскому и красотою, и великолепием архитектуры. Дождь перестал, но облака покрывали небо и ветер волновал море, когда мы возвратились на пароход свой; волнение продолжалось до утра, и ночью возобновился дождь; но к
