С. Пушкина, находящиеся в архивах многочисленные неопубликован¬ные дневники за целые годы3, что свидетельствует о насущной потребности дальнейшей работы по собиранию и изданию этого интереснейшего памят¬ника русской культуры.

Исследователи, обращавшиеся по разным поводам к «Дневникам» Жу¬ковского, отмечали их историко-литературное и общественное значение. Так, Л. Я. Гинзбург называет дневник молодого Жуковского примером «ранних попыток русской мысли анализировать внутреннего человека»4. По мнению Р. В. Иезуитовой, они являются «ценнейшим документом для исследовате¬лей русской и европейской общественно-литературной и культурной жизни первой половины XIX в.»5. «Конспективные заметки Жуковского о гибели Пушкина» давно вошли в арсенал пушкиноведения6; записи 1840—1841 гг., как убедительно показал М. И. Гиллельсон7, должны стать органической ча¬стью лермонтоведения. О художественных достоинствах «Дневников» и их значении для исследования русско-европейских связей говорит Р. Ю. Дани¬левский8. И это подтверждается как его собственными изысканиями в обла¬сти русско-швейцарских литературных отношений, так и фундаментальными трудами о судьбе Гёте в России9, о восприятии личности Жуковского в Гер¬мании10. Наконец, есть все основания видеть в них, как это уже убедительно показал в упоминавшейся выше работе Б. М. Эйхенбаум, истоки толстовского типа дневников и его психологизма11.

3 Подробнее историю собирания и публикации дневников Жуковского см. в пре¬амбуле к «Примечаниям» в данном издании.

4 Гинзбург А. О психологической прозе. Л., 1971. С. 40.

5 Иезуитова Р. В. Пушкин и «Дневник» В. А. Жуковского 1834 г. // Пушкин: Ис-следования и материалы. Т. 8. Л., 1978. С. 219.

6 Об этом см.: ЛевковичЯ. Л. Дуэль и смерть Пушкина в конспективных замет¬ках Жуковского // Жуковский и русская культура. Л., 1987. С. 455.

7 Гиллельсон М. Последний приезд Лермонтова в Петербург // Звезда. 1971. № 3. С. 137—146.

8 Данилевский Р. Ю. Россия и Швейцария: Литературные связи XVIII—XIX вв. Л., 1984. С. 137—146.

9 См.: Дурылин С. Н. Русские писатели у Гёте в Веймаре // Лит. наследство. Т. 4—6. М., 1932. Гл. 5. «Жуковский и Гёте»; Жирмунский В. М. Гёте в русской ли¬тературе. Л., 1981. С. 77—89.

10 См.: Gerhardt.

11 Об этом см. также: ФричЕ. В. Личность автора в дневниках начала XIX века: (На путях к психологизму Л. Толстого) // Проблема автора в художественной лите¬ратуре. Вып. I. Ижевск, 1974. С. 49—67; Скачкова С. В. К проблеме генезиса психо¬логизма в творчестве молодого Л. Н. Толстого (Толстой и В. А. Жуковский) // Про¬блемы литературных жанров. Томск, 1983. С. 164—165.

12 Вяземский. Т. 7. С. 481.

При всем том дневниковая проза «Коломба русского романтизма в поэ¬зии» (В. Г. Белинский) имеет и самостоятельный интерес. Дневники Жуков¬ского — это один из редких образцов писательского дневника, воссоздающего творческую биографию художника. В этом смысле они не только зеркало души, но и отражение судьбы поэта. Известная поэтическая формула Жуков¬ского «Жизнь и Поэзия одно» в дневниках конкретизируется: жизненные впечатления, материалы путешествий, духовные поиски становятся импуль¬сом для размышлений на эстетические темы. Дневниковые записи нередко становятся комментарием к творческой истории отдельных произведений. Проблема романтического жизнетворчества получает в дневниках Жуков¬ского свое оригинальное выражение.

Дневники создавались в течение почти всей творческой жизни поэта. Характерно, что, как правило, наиболее развернутые и программные записи приходятся на этапные в биографии Жуковского годы. Так, можно выделить своеобразные дневниковые массивы: 1804—1806, 1814—1815, 1820—1822, 1827—1839, 1840—1847 гг. Разумеется, не исключено, что дальнейшие разыс¬кания могут внести коррективы в эту периодизацию, но, думается, суть эво¬люции дневниковой прозы Жуковского от этого не изменится. Именно в эти годы закрепляются разнообразные типы дневников, намечаются характер¬ные для творческой биографии поэта-романтика формы связи анализа, описа¬ния внешней и внутренней жизни, их соотношение с поэтическими поисками. Психологическая лирика, романтические манифесты, лироэпос, эпические формы поэзии — все эти разновидности поэзии Жуковского, воссоздающие его движение от лирики к эпосу, обретают в дневниках свою мировоззрен¬ческую основу и находят в них свое жизненное развитие и воплощение.

Цель предлагаемой статьи — наметив некоторые моменты эволюции дневниковой прозы Жуковского, обозначив ее контекстуальные связи с со¬бытиями эпохи, дать своего рода путеводитель по дневникам поэта от их истоков до финальной точки.

I

Дневники 1804—1806 гг. имеют неповторимое лицо. В отличие от писем-дневников 1814—1815 гг., более поздних дневников, записи этого периода не просто исповедь или «колья (…), чтобы означить пройденный путь»12. «Подневные записи 1804—1806 гг. — отражение напряженных самонаблю¬дений, микроскопический анализ душевных переживаний. Сама форма жур¬нала, характер ежедневных отчетов о поведении выявляют связь дневников молодого Жуковского с определенной традицией, прежде всего с франкли-новой системой. Жуковский, как и многие его современники, увидел в мето¬де американского просветителя реальный путь к самоусовершенствованию.

«Существо этого метода, — замечает современный исследователь насле¬дия Франклина, — сводится к выработке главных „моральных добродете¬лей» и к уяснению тех приемов, при помощи которых каждая из этих доб¬родетелей станет для человека обязательной, само собою разумеющейся нормой поведения»13.

В рукописях Жуковского этого периода среди многочисленных росписей книг для самообразования, в списках на форзацах и обложках штудируе¬мых в это время сочинений имя Франклина появляется постоянно в ряду других знаменитых моралистов. Так, на обороте верхнего форзаца сочине¬ний Шефтсбери Жуковский составляет список для чтения, где имя Франк¬лина находится рядом с именами Руссо, Гарве, Энгеля, Лафатера, Лабрюй-ера, Дюкло и других философов и моралистов, чьи труды он изучал в эти годы. Но красноречивее этих упоминаний об интересе Жуковского к фран-клиновой методе говорят расписания занятий на день, на целый период жизни, которыми буквально пестрят страницы рабочих тетрадей поэта.

Так, среди росписей, конспектов, набросков статей, относящихся к 1804— 1807 гг., появляется 13 вариантов порядка дня14, соответствующих принци¬пу Франклина, изложенному в его «Автобиографии»: «Заповедь порядка тре¬бовала, чтобы каждому делу было отведено определенное время. Поэтому одна страница моей книжечки содержала следующее расписание занятий в течение суток»15. Вот образец одной из таких записей у Жуковского:

В 1805 от августа) до декабря.

Вставать в пять часов, ходить.

От 6-ти до 8-ми. Перевод.

От 8 до десяти. Сочинять. Писать.

От 10 до двенадцати. Введение.

От 12 до 1. Завтрак, рис(овать) или с М(ашей).

От часа до трех. Перев(одить). Leg(ons). Табл(ицы).

От четырех до шести. Руссо.

От шести до осьми. Введение (читать)16.

В сочетании с дневниковыми записями этого времени, типа: «Лучше всего каждое утро, рассмотрев себя, положить, что делать в тот день, что¬бы не потерять его» или «Надобно каждый день в своем журнале записы¬вать то, что случилось со мною в течение дня, то есть себя рассматривать», с пометками: «дать отчет за день», «спросить себя», подобные расписания дня — почти буквальное воспроизведение суточных планов Франклина. Ср.:

13 Баскин М. П. Вениамин Франклин // Франклин В. Избр. произведения. М., 1956. С. 43.

14 РНБ. Ф. 286. On. 1. № 79. Л. 21

15 Франклин В. Избр. произведения. С. 486.

16 РНБ. Ф. 285. On. 1. № 12. Л. 15 об.

План (на сушки). Утренний вопрос.

Какое добро могу я сего дня сделать?

5. Вставши умыться, и призвав на помощь

6. высочайшую Благость, распорядить дела,

7. решиться на что-нибудь, относительно

до моей цели, упражняться в учении, завтракать.

<.............................................................>

Вечерний вопрос.

Что сделал я сего дня доброго?17

Этот план, совпадающий почти в деталях с расписаниями Жуковского, интересен еще и тем, что появился в переводе друга Жуковского, Андрея Тургенева, дневники которого 1801—1802 гг. ориентированы на этот же тип сознания18. Переводчик выбрал из Франклиновых записок одну из важней¬ших — шестую главу, содержащую кодекс морального совершенствования американского мыслителя19. Знакомство Жуковского с этим переводом не вызывает сомнений, так как он был посвящен в историю работы А. Турге¬нева над ним20.

В библиотеке поэта имеются различные издания сочинений Франклина, вышедшие в более позднее время, а в его архиве находятся высказывания о личности и учении американского моралиста, относящиеся к разным пе¬риодам жизни Жуковского21. Так, в письме С. А Самойловой от конца 1819 г. он замечает: «Он (Франклин) умел найти то счастье, которое должно принад¬лежать всякому человеку и которое состоит в спокойствии внутреннем, ос¬нованном на уверении, что жизнь употреблена как должно, на добро и пользу себе и другим. В своих записках изъясняет он для нас, каким средством до¬шел он до этого нравственного совершенства»22.

Ранние дневники Жуковского выявляют франклинову традицию в самом главном — в разработке устойчивого нравственного поведения и приемов самонаблюдения. Нигде прямо не применяя франклинову «таблицу слабо¬стей», Жуковский уже в самом начале своего журнала намечает программу самоконтроля: «Каков я? Что во мне хорошего? Что худого? Что сделано

17 Отрывок из записок Франклиновых: С присовокуплением краткого описания его жизни и некоторых его сочинений / Перевел с фр. А. Т. М., 1799. С. 34—35.

18 См.: Из дневника Андрея Ивановича Тургенева / Публ. и коммент. М. Н. Ви-ролайнен // Восток — Запад. Вып. 4. М., 1989. С. 100—139.

19 О месте этого перевода в истории русского франклинизма см.: НиколюкинА. Н. Литературные связи России и США. М., 1981. С. 97—99.

20 См.: Веселовский А. И. В. А. Жуковский: Поэзия чувства и «сердечного вообра-жения». СПб., 1904. С. 60.

21 Об этом см.: Янушкевич. С. 33.

22 РНБ. Ф. 286. On. 1. № 29. Л. 29.

обстоятельствами? Что природою? Что можно приобресгь и как? Что долж¬но исправить и как? Что не можно ни приобресть, ни исправить (то есть, есть ли что во мне такое)? Какое счастие мне возможно по моему характе¬ру? Вот вопросы, на решение которых должно употребить несколько (мно¬го) времени. Они будут решаемы мало-помалу, во всё продолжение моего журнала». Эта цепь вопросов подготавливает характерный метод психоло¬гического анализа — «рассмотрение себя по частям». Выявляя суть таких недостатков, как лень, ревность, зависть, ложь и т. д., автор журнала преж¬де всего обращает «глаза на самого себя», пытается соотнести свое поведе¬ние с возможной нормой, разрабатывает свою «таблицу слабостей».

Франклинов метод самонаблюдения и самооценки стимулировал в моло¬дом Жуковском интерес не столько к норме поведения, к устойчивым состо¬яниям, сколько к процессу борьбы страстей, к анализу переходных состоя¬ний. Критическое отношение к себе, чувство бесконечного волнения души не покидает поэта: «Был недоволен собою, беспокоен, лишен бодрости», «был невнимателен и досадовал на самого себя за это невнимание, почитал себя не способным ни к какому вниманию», «теперь я в очень дурном расположе¬нии». За этими и многими другими записями открывается драматическая история самопознания и самоусовершенствования, в чем признавался и столь последовательный в своих действиях Франклин: «Мои неудачи так меня раз¬дражали (…), что я был почти готов оставить дальнейшие попытки и сми¬риться с этим своим недостатком»23. Ср. признание Жуковского: «(…) в уме такая пустота и недеятельность; прошедшее мне кажется очень дурным, а на¬стоящее скучным; от будущего не ожидаю ничего; все мои планы исчезли; даже нет во мне желания делаться лучше, образовать и ум, и характер». Од¬нако именно этот тяжкий путь сомнения, недовольства собою и позволил Жу¬ковскому наполнить русскую поэзию новым