Л. Левкович, «была последней вспышкой гнева» (Ж. и русская культура. С. 470) и разрывом всяких отношений с Геккернами.
28 Получены деньги… ~ Отдал графу Григорию Александровичу Строганову. — Речь идет о получении из казначейства денег на похороны Пушкина и передаче их Г. А Стро¬ганову, бывшему распорядителем на похоронах и опекуном семейства умершего.
29 По мнению первого публикатора записи № 4, «уже ее внешняя связь с пре-дыдущей записью показывает, что она сделана вскоре после нее, около 2 февраля. Жуковский закрепил события после дуэли» (Боричевский. С. 385).
50 Спасский. — Фамилия домашнего врача и друга Пушкина Ивана Тимофееви¬ча Спасского не случайно открывает запись. Воспроизводя события последних дней жизни поэта, Жуковский прежде всего говорит о том, кто оказал первую помощь раненому и остался при нем дежурить.
51 О жене. — Убежденный в полной невиновности Натальи Николаевны, Пуш¬кин просил друзей сделать все, чтобы облегчить ее положение и оградить от спле¬тен. По мнению Я. Л. Левкович, Пушкин просил И. Т. Спасского сообщить жене всю правду о его состоянии, чтобы она «не выглядела успокоенной и не нанесла этим себе урона в глазах света» (Ж. и русская культура. С. 475—476).
52 …и Грече. — Речь идет о выражении соболезнования Н. И. Гречу в связи со смер¬тью его молодого сына. В день дуэли состоялись его похороны, и Пушкин «в самый день дуэли, рано поутру, получил пригласительный билет на погребение Гречева
43°
— ПРИМЕЧАНИЯ —
сына. Он вспомнил об этом посреди всех страданий. „Если увидите Греча, — сказал он Спасскому, — поклонитесь ему и скажите, что я принимаю душевное участие в его потере»» (Из письма В. А. Жуковского к С. Л. Пушкину // Пушкин в восп. Т. 2. С. 399).
55 Просит прощения. — Имеется в виду прощение у царя за то, что он не выпол-нил обещание, данное ему на аудиенции 23 ноября (подробнее см.: Абрамович. С. 183). Как явствует из письма Е. А Карамзиной сыну от 2 февраля 1837 г., где она повествует о последних часах жизни Пушкина, «после истории со своей первой ду-элью П(ушкин) обещал государю больше не драться ни под каким предлогом, и теперь, когда он смертельно ранен, он послал доброго Жуков(ского) просить про¬щения у гос(ударя) в том, что он не сдержал слова» (Письма Карамзиных: Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 годов. М.; Л., 1960. С. 170).
54 Записка. — Имеется в виду записка от царя, которую привез лейб-медик Н. Ф. Арендт, следующего содержания: «Есть ли Бог не велит нам уже увидеться на этом свете, то прими мое прощение и совет умереть по-христиански и причастить¬ся, а о жене и детях не беспокойся. Они будут моими детьми, и я беру их на свое попечение» (Пушкин. Т. 16. С. 228).
55 Исповедь и причащение. — Подробнее об этом см.: Левкович Я. Л. В. А Жуковский и последняя дуэль Пушкина // ПИМ. Т. 13. С. 150—151.
56 Впервые на смысл этой записи, воспроизводящей «ряд фамилий», обратил внимание И. А. Боричевский. По его мнению, кроме вычеркнутого Краевского, все указанные лица были свидетелями последних часов Пушкина и впоследствии долж¬ны были действовать, выступать публично, чтобы сохранить память о поэте. Как по-казывает анализ Боричевского, все, кроме Данзаса и Виельгорского (против их фа-милий стоит минус), выполнили свой долг. Особое место в этом списке принадлежит Плетневу: «Плюс, поставленный Плетневу, по-видимому, просто зачеркнутый ми¬нус. Скромный друг Пушкина почитался человеком робким, и на него нельзя было рассчитывать. Но, по-видимому, и он обещал писать» (Боричевский. С. 387). Как известно, он выполнил свое обещание, поместив в «Современнике» (1838. Т. 10. С. 21—52) очерк о Пушкине. Резюмируя свои размышления, Боричевский замеча¬ет: «И значит, общее содержание записи вполне отчетливо. Оно не так невинно, как это принято было думать. Перед нами своего рода программа действий. Она была набросана вскоре после смерти поэта, в начале февраля» (Там же. С. 387).
57 Шестая запись может быть рассмотрена как «предварительный карандашный набросок, сверху которого чернилами повторяется в несколько измененном и расши-ренном варианте тот же текст, принимаемый за седьмую запись» (Левкович. С. 78). Традиционно эти записи характеризуются как конспект письма Жуковского к Бен-кендорфу: «Заметки относятся к напечатанной нами объяснительной записке графу Бенкендорфу и никакого значения при наличности полного текста не имеют» (Щего-лев. С. 260—261). Думается, эта запись, как и две последующие, воссоздающая хро-нику событий, последовавших после смерти Пушкина, во многом опирается на со-стояние собственного конфликта с властью, прежде всего с шефом жандармерии. События похорон Пушкина и разбора его бумаг переплетаются с собственными мыс-лями и окрашиваются общим чувством раздражения и оскорбления. И в этом отно-шении записи автобиографичны.
431
— ПРИМЕЧАНИЯ —
58 Разбор сделан. — По поручению императора Жуковский участвовал в разборе бумаг Пушкина, который был закончен 25 февраля. К этому времени запись и от-носится. Последующие записи наполнены впечатлениями этого «разбора», так как разбор, вначале порученный одному Жуковскому, вскоре превратился в своеобраз¬ный цензурный контроль. Жандармский генерал изучал в течение почти трех не¬дель архив поэта, пытаясь выявить «образ мыслей Пушкина».
59 Письмо к Чадаеву. — Речь идет о неотправленном письме Пушкина к П. Я. Ча-адаеву от 19 октября 1836 г. по поводу его «Философического письма».
40 Теперь толки. — Далее Жуковский, покончив с трудным и нервным делом раз-бора пушкинских бумаг, возвращается памятью к событиям после смерти поэта, пытается «закрепить их», «дать последовательное развертывание» (Боричевский. С. 388), привести в порядок произошедшее, разобраться в слухах и толках. Весь конец шестой записи и седьмая — отзвуки произошедшего, которые определят всю тональность письма к Бенкендорфу. Так как и само письмо создавалось в период с 25 февраля по 8 марта, то записи, естественно, стали его конспектом, заметками для памяти, столь свойственными дневниковой прозе Жуковского вообще.
41 Старые письма мне. — Эта обычно считавшаяся неразборчивой запись, веро-ятно, связана с историей о пяти пакетах писем Пушкина к жене, которые заметили в шляпе Жуковского, обвинив его в воровстве (см. письмо к Бенкендорфу // СС 1. Т. 4. С. 619).
42 Его раздражение. — Перебеливая шестую запись, Жуковский уточняет состоя-ние Пушкина, отразившееся в его неизвестных бумагах. «Его раздражение» и «его положение» — это то, что Жуковский выразит в письме к Бенкендорфу: «Какое спо-койствие мог он иметь с своею пылкою, огорченною душой, с своими стесненными домашними обстоятельствами, посреди того света, где все тревожило его суетность, где было столько раздражительного для его самолюбия, где, наконец, тысячи пре-зрительных сплетней, из сети которых не имел он возможности вырваться, погуби¬ли его» (Там же. С. 621).
43 …письма Бенкендорфа. Предубеждение его. — Комментируя эту запись в письме к шефу жандармов, Жуковский был достаточно резок: «Я перечитал все письма, им от Вашего сиятельства полученные. (…) Но сердце мое сжималось при этом чтении. Во все эти двенадцать лет, прошедшие с той минуты, в которую государь так вели¬кодушно его присвоил, его положение не переменилось (…). Но надзор все надзор. Годы проходили; Пушкин созревал; ум его остепенялся. А прежнее против него предубеждение, не замечая внутренней нравственной перемены его, было то же и то же» (Там же. С. 620). Еще Боричевский обратил особое внимание, что Жуковский вначале хотел написать: «Его предубеждение», но, заостряя смысл позиции именно Бенкендорфа, исправил на «Предубеждение его» и связал непосредственно с харак-тером его писем (Боричевский. С. 388).
44 Цензура ~ Польша. — Возвратившись к неотправленному письму Пушкина к Чаадаеву (примеч. 39), Жуковский более конкретно пытается осмыслить образ мыс¬лей поэта: его отношение к цензуре, самодержавию, июльской революции 1830 г. и польским событиям 1831 г. Все это получит свое развитие в письме к Бенкендор¬фу, где Жуковский сообщает «его сиятельству» «политическое мнение Пушкина».
43*
— ПРИМЕЧАНИЯ —
Каждый из четырех пунктов его сообщения касается намеченных в заметках про-блем. Жуковский констатирует: «…мнения политические Пушкина были в совер-шенной противоположности с системой буйных демагогов» (СС 1. Т. 4. С. 624—625).
45 Слухи. — Обращаясь к событиям смерти и похорон Пушкина, Жуковский пе-речисляет то, что впоследствии подробно изложит в письме к Бенкендорфу, под-черкивая, что «здесь жертвою иноземного развратника сделался первый поэт Рос¬сии», что «напротив, надлежало бы удивляться, когда бы это сильное чувство не вспыхнуло и если бы в обществе равнодушно приняли такую внезапную потерю…» (Там же. С. 626).
46 Граф Строганов. — Распорядитель похорон гр. Г. А. Строганов назначил для отпевания Пушкина Исаакиевский собор.
47 Перемена церкви. — Испуг перед возможным скоплением народа, речами и т. д. послужил причиной того, что отпевание поэта неожиданно было перенесено в Ко-нюшенную церковь, которая считалась придворной. Как сообщает Жуковский в пись-ме к Бенкендорфу: «Вместо того назначенную для отпевания церковь переменили, тело перенесли в нее ночью, с какой-то тайною, всех поразившею, без факелов, по¬чти без проводников; и в минуту выноса, на который собралось не более десяти бли-жайших друзей, жандармы наполнили ту горницу, где молились об умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражею проводили тело до церкви» (Там же. С. 630).
48 …но он был невозможен. — Комментируя эту запись, Я. Л. Левкович считает, что местоимение «он» относится не к событию, действию («заговору», как считал И. Боричевский. — С. 389), а к адресату широко известной эпиграммы Пушкина «В академии наук заседает князь Дундук» — председателю цензурного комитета и попечителю университета кн. М. А. Дондукову-Корсакову, который запретил отпуск студентов в день похорон Пушкина и сделал выговор Краевскому за публикацию в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду» извещения о смерти поэта. Как считает исследователь, «запись рассказывает о стычке Жуковского» (Левкович. С. 79—80). Отсюда — продолжение записи: «Сильно сшиблись», «Сильно оскорблен».
49 По мнению И. Боричевского, последняя, восьмая, запись «прямо примыкает к предыдущей», а «ее приблизительная дата: около 28 февраля» (Боричевский. С. 389). «Происхождение этой записи понять нетрудно, — добавляет исследователь, — Жу-ковский раскрыл еще раз свои листки, перечел последнюю запись. Здесь перечисле¬ны все события, глубоко его потрясшие» (Там же). К его мнению в целом присоеди¬няется и Я. Л. Левкович: «Запись последняя, восьмая, почти вся относится к самому Жуковскому, фиксирует его эмоции, слова и действия» (Левкович. С. 80).
50 Мне весьма плохо. — Боричевский читал эту запись, как «мне него плохо» (Бо-ричевский. С. 389), и это лишало ее смысла. У Левкович прочтение было уточнено: «мне было плохо» (Левкович. С. 79). Но думается, отчетливо написанное слово «весь-ма» эмоционально углубляет состояние поэта, оказавшегося обманутым. Дальнейшее содержание инвектив Жуковского: «вы поставили меня…», «что же вы сделали?» и наконец прямое двоекратное употребление имени