heureux.— Oh, le plaisant rep roc he!

Des amis dans le coeur; pourquoi pas dans sa poche?

Mais un album se perd et les amis —et bien

C’est un inconvenient, tout doit avoir le sien.

Как нетрудно убедиться, Жуковский достаточно свободно обошелся с текстом-источником. Он сжал 16 строк французского текста до 10 стихов и сделал их экс-позицией для поэтической рефлексии о характере современного альбома. Не ис-ключено, что французские стихи были творчеством самой П. В. Толстой и Жуков¬ский писал на заданную ею тему.

Так как дружеские отношения П. В. Толстой и А. А. Воейковой приходятся на последние годы жизни Александры Андреевны, то написание альбомного экс¬промта можно датировать серединой 1820-х гг.

Жуковский называл П. В. Толстую «Полиной»; вместе с ней после смерти племянницы (А. А. Протасовой-Воейковой) заботился о ее детях (см.: ПЖТ. С. 253—254; УС. С. 49), сохранились его письма к ней от 1831—1851 гг. (см.: РВ. 1889. № 2. С. 855—856; PC. 1889. № 3. С. 581; Записки ОР РГБ. М., 1952. Вып. 14. С. 41), что позволяет говорить о неслучайности появления этого стихотворения именно в «Альбоме Полины».

О. Лебедева, А. Янушкевич

(Филоктет)

(«Мрачен Лемнос, хромоногого бога Ифеста обитель…») (С. 381)

Автографы:

1) РГАЛИ, on. 1, № 30, л. 1, 8 об.—черновой (ст. 1—17).

2) РНБ, он. 1, № 26, л. 126—беловой, без заглавия. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 71 (ст. 1—4).

25 — 295

777

Впервые полностью: БЖ. Ч. 3. С. 536—537. Публикация О. Б. Лебедевой. Печатается но тексту первой публикации, со сверкой по беловому авто¬графу.

Датируется: конец марта — начало апреля 1831 г.

Основание для датировки текста дает его черновой автограф, записанный в тетрадке из восьми сшитых листов желтой линованной бумаги без водяных зна¬ков (идентичной той бумаге, на какой записан и беловой автограф стихотворе¬ния), в которой находится также беловой автограф баллады «Покаяние»—с дата¬ми: «29 марта—5 апреля 1831 г.»).

Отрывок «Филоктет» представляет собою, скорее всего, незавершенный опыт эпического переложения трагедии Софокла «Филоктет», перевод которой Жуков¬ский предпринял приблизительно в это время (см.: БЖ. Ч. 3. С. 527—532). Об об¬ширности замысла Жуковского свидетельствуют наброски плана будущей повес¬ти, расположенные на л. 8 об. чернового автографа и крайне плохо поддающиеся расшифровке. О соотношении драматургического перевода трагедии «Филоктет» и комментируемого отрывка см. подробнее: БЖ. Ч. 3. С. 537—541.

О. Лебедева

«Прочь отсель, Меланхолия, дочь Цербера и темной…»

(С. 381)

Автограф (РНБ, он. 1,№37, л. 26)—черновой. При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: ПСС. Т. 11. С. 136 (ст. 1—6)—с неточностями в прочтении авто¬графа.

Печатается впервые полностью.

Датируется: конец февраля — начало марта 1833 г.

Как установлено И. Ю. Виницким в его книге «Утехи меланхолии», отрывок является переводом первых 16 стихов лирической поэмы английского поэта Джо¬на Мильтона (Milton, 1608—1674) «L’Allegro» (Ученые записки Московского куль-турологического лицея. М., 1997. Вып 2. № 1310. С. 131—132). Время создания перевода—конец февраля — начало марта 1833 г., что связано с четвертой годов-щиной со дня смерти Александры Воейковой, умершей в Ливорно 14 (26) февра¬ля 1829 г. (Там же. С. 135). Мысли о Саше, о ее могиле сопровождают поэта в те¬чение всего путешествия но Швейцарии и Италии. 19 (31) октября 1832 г. он пи¬шет надгробную надпись на могилу племянницы (ПЖТ. С. 267); 14 (26) марта 1833 г. он вновь обращается с просьбой к А. И. Тургеневу «положить доску с над¬писью сверху» могилы А. А. Воейковой (Там же. С. 276). 14 (26) апреля он записы¬вает в дневнике при посещении Ливорно: «Я отправился на кладбище. Долг свой милому праху Саши заплатил только биением сердца при приближении. Осталь¬ное смущено иосиешностию, помехою; я срисовал милой гроб наш» (Дневники. С. 274).

Первое обращение Жуковского к лирическому диптиху Мильтона «L,Allegro» и «II Penseroso» относится еще к 1811 г. в «Стихах, присланных с комедиями, ко¬торые К *** хотели играть» (см. примеч. к этому стих, в т. 1 наст, изд.), где в об¬разах «милой, веселой, как радость» Аллегро и «пленительной» Пенсерозы Жуков¬ский воссоздал духовный облик сестер Саши и Маши Протасовых, а также свой идеал гармонии земной и небесной жизни.

Замысел задуманного (о чем говорит запись «Allegro» и «Penseroso» на обороте верхней обложки тетради) и начатого в Швейцарии перевода связан с особым на-строением поэта, включающим воспоминания о прошедшей юности, любви к Ма¬ше, смерти Саши и невозможности посетить ее могилу в Ливорно, наконец, раз¬думья о жизни и поэзии, о единстве радостного и грустного содержания его рели¬гиозно-поэтического мироощущения. «Перевод мильтоновского диптиха (…) мог стать не только реквиемом умершим, но и символическим портретом самой души поэта» (Виницкий И. Ю. Указ. соч. С. 137). Перевод отрывка из поэмы Мильтона гекзаметром во многом связан с эпическими замыслами Жуковского, с чтением «Паломничества Чайльд Гарольда» Байрона, планами поэмы «Италия» (подроб¬нее см.: БЖ. Ч. 2. С. 448).

Тема Меланхолии—сквозная для русской сентиментальной и романтической поэзии—занимает важное место в творчестве Жуковского и связана с философ¬ским осмыслением особого типа отношения к жизни, сопряженного с настроени¬ем грусти, скорби но утратам, просветления в печали. Развитие этой темы от на¬чала 1800-х гг. восходит прежде всего к английской традиции, в частности к Мильтону, предвосхитившему разработку этой темы Голдсмитом, Попом, Драй-деном, Греем и оказавшему особое влияние на всю европейскую пред романтиче¬скую литературу (см.: Топоров. С. 276).

Ст. 1. Прочь отсель, Меланхолия, дочь Цербера…— Цербер (Кербер), в греческой мифологии пёс, страж Аида, чудовище с тремя головами, символ мрака.

Ст. 2. Ночи, рожденна во мраке Стигийской пещеры…— Пещера на берегу Стикса в царстве Аида.

Ст. 6. Там под Эбеневой тенью…— Эбеновое дерево; поэт.: черный, темный.

Ст. 7. …во мгле Киммерийской…— Киммерийская мгла от названия легендарно¬го народа (см. «Одиссею» Гомера), живущего на крайнем Западе у океана, куда никогда не проникают лучи солнца.

Ст. 9. Ты в небесах Эфрозиной слывугца…— Благоразумная богиня, воплощающая вечноюное, радостное и доброе начало.

Э. Жилякова

«Какая хитрая обманщица надежда!..»

(С. 382)

Автограф (РНБ, он. 1,№26,л. 123)—черновой набросок. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 70 (ст. 1—6). Печатается впервые полностью. Датируется: предположительно конец 1836 г.

Никаких точных свидетельств о времени создания этого стихотворения нет. Его автограф находится в архивном конволюте произведений разных лет, что не позволяет датировать его по положению в рукописи.

Известно, что одна из «героинь» этого шутливого экспромта поэтесса Е. П. Рос-топчина (о ней подробнее см. примеч. к стих. «(Из альбома, подаренного графине Ростопчиной)») приехала в Петербург осенью 1836 г. и именно в конце этого года была в центре внимания литературной общественности Петербурга. По воспоми-наниям ее брата С. П. Сушкова, «от зимы с 1836 на 1837 г. сохранились в моей па¬мяти неизгладимые воспоминания о происходивших нередко у Ростопчиных обе¬дах, на которые собирались Жуковский, Пушкин, князь Вяземский, А. И. Турге¬нев* князь Одоевский, Плетнев, графы Виельгорские, Мятлев, Соболевский, граф В. Соллогуб и еще некоторые другие лица. (…) Все эти наши литературные зна¬менитости относились с искренним теплым сочувствием и лестными похвалами к молодой талантливой писательнице» (цит. по: Ростопчина Е. П. Талисман. Л., 1987. С. 269). По всей вероятности, в это время и было написано стихотворение Жуковского, так как впоследствии он относился к поэтессе более серьезно и ува¬жительно, видя в ней едва ли не преемницу Пушкина. Сам стиль стихотворения напоминает «макаронический язык» Мятлева, читавшего отрывки из своих шут¬ливых произведений, предвосхищавших «Сенсации и замечания госпожи Курдю-ковой за границею, дан л’этранже».

Ст. 9. (…) Дьёиммортель…— От фр.: Dieux immortels—О бессмертные боги! В автографе Жуковский рядом с русской транскрипцией дает параллельно француз¬ское выражение, которое зачеркивает.

Ст. 10—11. … коза, медведь, мужик Долбила, II Иван Гвоздила… Жуковский пере-числяет героев лубочных народных картинок «Коза и медведь», «Ратник Гвозди¬ла», «Милицейский Долбила» (см.: Ровинский Д. А. Русские народные картинки: В 5 т. СПб., 1881—1893. Т. 1. № 179 б.; Т. 2. С. 452. Стб. 315—316). Заметим, кста¬ти, что И. П. Мятлев незадолго до этого сочинил басню «Медведь и Коза», кото¬рая пользовалась большим успехом. Так, И. И. Козлов записывает в своем днев¬нике 1 июня 1834 г.: «Иван Мятлев (…) мне читал прелестные свои вещи и смеш¬ную басню „Медведь и Коза»» (СиН. 1906. Кн. 11. С. 53).

Ст. 12. И де зепу тре ле…—От фр.: Deux ёроих tres laids—два очень уродливых супруга. Первоначально в автографе рядом с русской транскрипцией был дан и французский текст. Сюжет восходит также к лубочной картинке.

Ст. 17. Herr Jesus!..—О Боже! Боже мой! (нем).

Ст. 18. Она картинка с Каменного моста…— Вероятно, имеется в виду Камен¬ный мост в Петербурге, где продавались лубочные картинки, о которых идет речь выше.

А. Янушкевич

«Есть в русском царстве граф Орлов…»

(С. 382) ,

Автограф (РНБ, он. 1,№26, л. 119)—черновой набросок. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 68 (ст. 1—8). Печатается впервые полностью. Датируется: вторая половина 1837 г.

Стихотворение-шарада адресовано графу Алексею Федоровичу Орлову (1786— 1861), участнику Отечественной войны 1812 г., с 1817 г. генерал-майору, с 1836— члену Государственного совета, с 1844—шефу жандармов и начальнику III отде¬ления, генерал-адъютанту. По долгу своей службы при дворе Жуковский постоян¬но общался с Орловым, находился с ним в свите наследника во время путешест¬вий но России и Европе.

По всей вероятности, стихотворение относится ко времени после путешествия с наследником но России в мае-октябре 1837 г. На об. л. 119, где набросано стихо-творение, находятся чернильные эскизы видов Муратова с окрестностями. Судя но дневниковым записям, в Муратово Жуковский приезжал 19 августа (Дневни¬ки. С. 350). Предположительная датировка основывается только на этом свиде¬тельстве, так как автограф стихотворной шарады находится в составе рукописи, включающей произведения разных лет и не имеющей хронологической последо¬вательности.

А. Янушкевич

«Прими, России верный сын…»

(С. 383)

Автограф не обнаружен. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Гофман. С. 172—173. Печатается по тексту первой публикации. Датируется: около 20 октября 1838 г.

Публикуя текст этого стихотворного экспромта по черновому автографу, М. Л. Гофман заметил: «Это стихотворение мы предположительно датируем 1838—1839 гг. Относится оно, но всей вероятности, к графу Виельгорскому» (Гоф¬ман. С. 172). К сожалению, в Онегинском собрании, хранящемся в настоящее вре¬мя в ПД (ф. 244), в составе которого автограф был описан, текст стихотворения не обнаружен.

Выдвинутое предположение исследователя не лишено оснований, хотя и тре¬бует уточнений. Речь в стихотворении идет о графе Матвее Юрьевиче Виельгор-ском (1794—1866), известном виолончелисте и певце, шталмейстере, а с 1839 г. управляющем двором великой княгини Марии Николаевны, приятеле Жуковско¬го. 6 октября 1838 г. по ст. стилю он приезжает в итальянский город Комо, из¬вестный своим мягким климатом и великолепными ландшафтами, где находились в это время его брат Михаил Юрьевич и тяжелобольной племянник Иосиф, соуче¬ник наследника цесаревича Александра Николаевича. Морально поддержав их, он из-за простуды 20