Скачать:TXTPDF
Полное собрание сочинений и писем в 20 томах. Том 5. Эпические стихотворения

в поле врата своими острыми стрелами

За землю Русскую, за раны Игоря, смелого Святославича!

Не течет уже Суда струею сребря ной

Ко граду Переяславлю;

Уж и Двина болотом течет

К оным грозным полочанам под кликом неверных.

Один Изяслав, сын Васильков,

Позвенел своими острыми мечами о шлемы литовские,

Утратил он славу деда своего Всеслава,

Под червлеными щитами на кровавой траве

Положен мечами литовскими,

И на сем одре возгласил он:

«Дружину твою, князь Изяслав,

Крылья птиц приодели,

И звери кровь полизали!»

Не было тут брата Брячислава, ни другого — Всеволода.

Один нзронил ты жемчужную душу

Из храброго тела

Через златое ожерелье!

Голоса приуныли,

Поникло веселие,

Трубят городенские трубы.

И ты, Ярослав, и вы, внуки Весел а ва,

Пришлось преклонить вам стяги свои,

Пришлось вам в ножны вонзить мечи поврежденные!

Отскочили вы от дедовской славы,

Навели нечестивых крамолами

На Русскую землю, на жизнь Веселавову!

О, какое ж бывало вам прежде насилие от земли Половецкия!

На седьмом веке Трояновом

Бросил Всеслав жребий о девице, ему милой.

Он, подпершись клюками, сел на коня,

Поскакал ко граду Киеву

И коснулся древком копья до златого престола Киевского.

Лютым зверем в полночь поскакал он из Белграда,

Синею мглою обвешенный,

К утру ж, вонзивши стрикузы, раздвигнул врата Новугороду,

Славу расшиб Ярославову,

Волком помчался с Дудуток к Немизе.

На Немизе стелют снопы головами,

Молотят цепами булатными,

Жизнь на току кладут,

Веют душу от тела.

Кровавые бреги Немизы не добром были посеяны,

Посеяны костями русских сынов.

Князь Всеслав людей судил,

Князьям он рядил города,

А сам в ночи волком рыскал;

До петухов он из Киева успевал к Тьмутаракани,

К Херсоню великому волком он путь перерыскивал.

Ему в Полоцке рано к заутрене зазвонили

В колокола у святыя Софии,

А он в Киеве звон слышал!

Пусть и вещая душа была в крепком теле,

Но часто страдал он от бед.

Ему первому и вещий Боян мудрым припевом предрек:

«Нудь хитер, будь смыииеп.

Будь по птице горазд,

Но божьего суда не минуешь!»

О, стонать тебе, земля Русская,

Вспоминая времена первые п первых князей!

Нельзя было старого Владимира пригвоздить к горам киевским!

Стяги его стали ныне Рюрнковы,

Другие Давыдовы;

Нося на рогах их, волы ныне землю пашут,

И копья славят на Дунае».

Голос Ярославнин слышится, на заре одинокой чечеткою кличет:

«Полечу, — говорит, — чечеткою по Дунаю,

Омочу бобровый рукав в Каяле-реке,

Оботру князю кровавые раны на отвердевшем теле его».

Ярославна поутру плачет в Путивле на стене, приговаривая:

«О ветер, ты, ветер!

К чему же так сильно веешь?

На что же наносишь ты стрелы ханские

Своими легковейнымп крыльями

На воинов лады моей?

Мало ль подоблачных гор твоему веянью?

Мало ль кораблей на синем море твоему лелеянью?

На что ж, как ковыль-траву, ты развеял мое веселие?»

Ярославна поутру плачет в Путивле на стене, припеваючи:

«О ты, Днепр, ты, Днепр, ты, слава-река!

Ты пробил горы каменные

Сквозь землю Половецкую;

Ты, лелея, нес суда Святославов!»! к рати Кобяковой:

Прилелей же ко мне ты ладу мою,

Чтоб не слала к нему по утрам, по зорям слез я на море

Ярославна поутру плачет в Путивле на стене городской, припеваючи:

«Ты, светлое, ты, прссветлое солнышко!

Ты для всех тепло, ты для всех красно!

Что ж так простерло ты свой горячий луч на воинов лады моей,

Что в безводной степи луки им сжало жаждой

И заточило им тулы печалию?»

Прыснуло море к полуночи;

Идут мглою туманы;

Игорю-князю бог путь указывает

Из земли Половецкой в Русскую землю,

К златому престолу отцовскому.

Приугаела заря вечерняя.

Игорь-князь спит —- не спит:

Игорь мысли к) поле меряет

От великого Дона

До малого Донца.

Конь к полуночи;

Овлур свистнул за рекою,

Чтоб князь догадался.

Не быть князю Игорю!

Кликнула, стукнула земля;

Зашумела трава:

Половецкие вежи подвигнулись.

Прянул князь Игорь горностаем в тростник,

Белым гоголем на воду;

Взвергнулся князь на быстра коня,

Соскочил с него босым волком,

И помчался он к лугу Донца;

Полетел он, как сокол под мглами,

Избивая гусей-лебедей к завтраку, и обеду и ужину.

Когда Игорь-князь соколом полетел,

Тогда Овлур волком потек за ним,

Сбивая с травы студеную росу:

Притомили они своих борзых коней!

Донец говорит: «Ты, Игорь-князь!

Не мало тебе величия,

Кончаку нелюбия,

Русской земле веселия!»

Игорь в ответ: «Ты, Донец-река!

И тебе славы не мало,

Тебе, лелеявшему на волнах князя,

Подстилавшему ему зеле ну траву

На своих берегах серебряных,

Одевавшему его теплыми мглами

21

Под навесом зеленого древа,

Охранявшему его на воде гоголем,

Чайками на струях,

Чернедями на ветрах.

Не такова, — примолвил он, — Стугна-река:

Худая про нес слава!

Пожирает она чужие ручьи,

Струги меж кустов расторгает.

А юноше князю Ростиславу

Днепр затворил брега зеленые.

Плачет мать Ростислава

По юноше князе Ростиславе.

У вянул цвет жалобою,

А деревья печалию к земле преклонило».

Не сороки защекотали —

Вслед за Игорем сдут Гзак и Кончак.

Тогда враны не граяли,

Галки замолкли,

Сороки не стрекотали,

Ползком только ползали,

Дятлы стуком путь к реке кажут,

Соловьи веселыми песнями свет прорекают.

Молвил Гзак Кончаку:

«Если сокол ко гнезду долетит,

Соколенка мы расстреляем стрелами злачеными!»

Гзак в ответ Кончаку:

«Если сокол ко гнезду долетит,

Соколенка опутаем красной девицей!»

И сказал опять Гзак Кончаку:

«Если опутаем красной девицей,

То соколенка не будет у нас,

Ни будет и красной девицы,

И начнут нас бить птицы в поле Половецком!»

Пел Воян, песнотворец старого времени,

Пел он походы на Святослава,

Правнука Ярославова, сына Ольгова, супруга дщери когановой.

«Тяжко, — сказал он, — быть голове без плеч,

Худо телу, как нет головы!»

Худо Русской земле без Игоря!

Солнце светит на небе —

Игорь-князь в Русской земле!

Девы поют на Дунае,

Голоса долетают через море до Киева,

Игорь едет по Борнчеву

Ко святой богородице Пирогощей.

Радостны земли,

Веселы грады! —

Песнь мы спели старым князьям,

Песнь мы спели князьям молодым:

Слава Игорю Святославичу!

Слава буйному туру Всеволоду!

Слава Владимиру Игоревичу!

Здравствуйте, князья и дружина,

Поборая за христиан полки неверные!

Слава князьям, а дружине аминь!

ЦЕИКС И ГАЛЬЦИОНА

Отрывок из Овидиевых «Превращений»

Цеикс, тревожимый ужасом тайных, чудесных видений,

Был готов испытать прорицайье Кларинекого бога —

В Дельфы же путь заграждали Форбас и дружины флегиян.

Он приходит к своей Гальционе, верной супруге,

Ей сказать о разлуке… сказал… ужаснулась и хладом

Грудь облилася; бледность ланиты покрыла; слезами

Очи затмились, трикраты ответ начинала — трикраты

Скованный горем язык изменял; наконец возопила,

Частым рыданием томно-печальную речь прерывая:

«Милый супруг мой, какою виной от себя удалила

Я твое сердце? Ужели не стало в нем прежней любови?

Ты равнодушно теперь покидаешь свою Гальциону;

Путь выбираешь дальнейший; я уж милей в отдаленье.

Странствуй ты по земле — тогда бы сердце не знало

Страха в печали; была бы тоска без заботы… но моря,

Моря страшусь; ужасает печальная мрачность пучины;

Волны — я зрела вчера — корабельны обломки носили;

Здесь не раз на гробницах пустых имена я читала.

Друг, не вверяйся надежде бесстрашного сердца; не льстися

Дружбой родителя, бога Эола, могущего силу

Ветров смирять и море по воле крутить и покоить.

Раз овладевши волнами, раскованны ветры не знают

Буйству границ; и земля и моря им покорны; сгоняют

Тучи на небо и страшным огнем зажигают их недра.

Ах! чем боле их знаю (а знать их должна; я младенцем

Часто в жилище отца их видала), тем боле страшусь их.

Бели ж ни просьбы, ни слезы мои над тобою не властны,

Бели уж в море далекое должно, должно пускаться,

Друг, возьми с собою меня: мы разделим судьбину;

Зная, чем стражду, менее буду страдать; что ни встретим,

Все заодно; без разлуки неверным волнам предадимся».

Тронутый жалобной речью супруги, сын Люциферов

Долго безмолвствовал, в сердце тая глубокое горе.

Но, постоянный в желанье, он вверить своей Гальционы

Вместе с собой произволу опасного моря не смеет.

Хочет её убедить ободрительным словом… напрасно!

Нет убежденья печальной душе. Наконец он сказал ей:

«Долго разлука и краткая длится; но я Люцифером

Светлым клянусь возвратиться, если допустит судьбина,

Прежде чем дважды луна в небесах совершиться успеет».

Сим обетом надежду на скорый возврат ожививши,

Он повелел спустить на волны ладью и, не медля,

Снасти устроить и всё изготовить к далёкому бегу.

Видит ладью Гальциона и, вещей душой предузнавши

Будущий рок, содрогнулась, слезы ручьем пол ил ися;

Нежно прижалась к супругу лицом безнадежно печальным;

Томно шепнула: «прости!» — и пала без чувства на бреге.

Медлит унылый супруг; но пловцы уж рядами взмахнули

Весла, прижав их к могучим грудям, и согласным ударом

Вспенили влагу. Тронулось судно. Она отворила

Влажные очи и видит его у кормы… Удаляясь,

Знаком прощальным руки он последний привет посылает;

Тем же знаком она отвечала. Дале и далс

Берег уходит, и очи лица распознать уж не могут;

Долго, долго преследует взором бегущее судно;

Но когда и оно в отдаленье пространства пропало,

Силится взором поймать на мачте играющий парус;

Скоро и парус пропал. И безмолвно в чертог опустелый

Тихо пошла Гальциона и пала на одр одинокий

Ах! и чертог опустелый, и одр, и все раздражало

Грустное сердце, твердя о далекоплывущсм супруге.

Судно бежит. Вдруг ветер шатнул неподвижные верви;

Праздные весла к бокам ладии прислонив, корабельщик

Волю дал парусам и пустил их свободно по мачте:

Полные ветром попутным, шумя, паруса натянулись.

Морс браздя, половину пути уж ладья совершила;

Берег повсюду равно отдален, повсюду невидим.

Вдруг перед ночью надул ися волны, море белеет;

Сильный порывистый ветер внезапно ударил от юга.

«Свить паруса!» — возопил ужаснувшийся кормщик… напрас

Ветра могучий порыв помешал повеленье исполнить;

Шумом ревущей волны заглушило невнятное слово.

Сами гребцы на работу бегут; один убирает

Весла, другой чинит расколовшийся бок, тот исторгнуть

Силится парус у ветра; а тот, из ладьи выливая

В трещины бьющую воду, волны волнам возвращает.

Всё в беспорядке, а буря грозней и грозней; отовсюду

Ветры, елстаяся, бьются, и морс, вздымался, воет;

Кормщик бодрость утратил, и сам, признавая опасность,

Где они, что им начать, от чего остеречься, не знает.

Властвует буря, ничтожны пред нею искусство и опыт;

Вихорь, вопли гребцов, скрыпенье снастей, непрерывный

Плеск отшибаемых волн и гром отовсюду… ужасно!

Воды буграми, и море то вдруг до самого неба

Рвется допрянуть и темные тучи волнами обрызгать;

То, подымая желтый песок из глубокия бездны,

Мутно желтеет; то вдруг чернее стигийския влаги;

То, опадая и пеной шипящей разбившись, белеет.

Мчится трахинское легкое судно игралищем бури;

Вдруг возлетит и как будто с утесистой горной стремнины

Смотрит в глубокий дол, в глубокую мглу Ахерона;

Вдруг с волной упадет и, кругом взгроможденному морю,

Видит как будто из адския бездны далекое небо.

Страшно гремит ладия, отшибая разящие волны:

Так раздаются удары в стене, тяжелым тараном

Глухо разимой иль брошенным тяжким обломком утеса,

Сюнно как пламенный лев свирепеет, теснимый ловцами,

Вешен встает на дыбы и грудью кидается в копья:

Так яримая ветром волна, бросаясь на мачты,

Судно грозится пожрать и ревет, над ним подымаясь.

Киль расшатался; утратив защиту смолы, раздал ися

Бренные сшивы досок, и вторглась губящая влага;

Вдруг облака, расступившись, дождем зашумели; казалось,

Небо упало на море и море воздвиглося к небу.

Взмокли все паруса, смешались с водами пучины

Воды небес, и казалось, что звезды утратило небо.

Темную ночь густила темная буря; но часто

Молнии быстрым, излучистым блеском, летая по тучам,

Ярко сверкали, и бездна морская в громах загоралась.

Вдруг поднялся и бежит, раскачавшись, ударить на судно

Вал огромный. Подобно бойцу-великану, который

Дерзко не раз набегал на раскат осажденного града,

Сбитый, снова рвался, наконец, окрыляемый славой,

Силой взбежал на вершину стены один из дружины:

Так посреди стесненных валов, осаждающих судно,

Все перевыся главой, воздвигся страшный девятый;

Хлещет, бьет по скрыпучим бокам ладим утомленной,

Рвется, ворвался и вдруг овладел завоеванным судном.

Волны частью толпятся на приступ, частью вломились;

Все трепещет, как будто во граде, когда уж в проломы

Бросился враг и стена за стеною, гремя, упадает;

Тщетно искусство; мужество пало; мнится, что с каждой

Новой волною новая страшная смерть нападает.

Нет спасенья! тот плачет; тот цепенеет; тот мертвым

В гробе завидует; тот к богам посылает обеты;

Тот, напрасно руки подъемля к незримому небу,

Молит пощады; тот скорбит

Скачать:TXTPDF

в поле врата своими острыми стрелами За землю Русскую, за раны Игоря, смелого Святославича! Не течет уже Суда струею сребря ной Ко граду Переяславлю; Уж и Двина болотом течет К