stillen Zufluchtsorte, abgewaiidt von allen irdischen Sorgen durch die lebendige Wand mehies Gartens, kommt von Zeit zu Zeit der Traum (…) vergangenen Tage, der Poesie, um mich (…) ihre Erzahlungen zu erldutern. Und jenes Lichtgestalt die einmal mich so bezauberte, lebt immer in meiner Seele. Oft auf [ошибка: ат] dem Rande des Himmels, wie die Sonne schon untergegangen, sehen wir Wol-ken, hinter der Purpurnen steigen auf ahnende blitzende Glocke Gebirggipfeln ahnende.

Und der blofien Phantasie erschien dort wie eine andere WelL So liegt jetzt in der Eeme mein Vergangenes, wie ein Fraubild, wie eine Luftgegend. Und es scheint mir, als ob die wunderliche Gestalt die ich auf dem Lebenswege begegne, leuchtete mir von dort wie einst.

Und diese Gestalt ist schon nicht allein; ich sehe zwei. Die vorige tragt eine Krone, die jetzige im Kranze von weifien Rosen, und sie ist ahnlich der vorigen wie eine auflAuhende Rlwne die aufgebluhtene; und sie ruckt sich zu mir mit dem selben zauberlichen iMcheln; wie die erste bei anderen Begegnung; Und Sie tragen beide (…) Namen.

Und nun mit diesem lieben Namen bezeichne ich die letzte mir von der Poesie darge-brachte Blume zur Erinnerung, an alles, was so schon in meinen vergangenen Jahren war und wasjetzt siifi meine Ruhe bezaubert

(Перевод: В те дни, когда мы считали наши сны реальностью, я видел сон.

Мне привиделось, как будто я шел один по цветущей долине. Со всех сторон величаво возвышались горы, и в глубине долины, как в изумрудном, до краев на-полненом светлой лазурью сосуде, сияло озеро, тихо отражающее вечернее небо. От запада извивалась через долину дорога на Восток, где она исчезала в новой дали. Вечер был тих, и все вокруг меня молчало; и только время от времени над моей головой порхал, светясь, голубь, и его крылья пели, разрезая воздух.

Вдруг я слышу вдали голоса и вижу, как с запада тянется ход: как бесконечная змея, извивается он по долине; и затем слышу я торжественную музыку, и ее звуки наполняют грустью мою душу. Пока я задумчиво прислушиваюсь, все проходит, и у меня был лишь миг увидеть паланкин над радостно шумящим народом; как видение, блеснул он перед глазами. В паланкине увидел я юную царевну, невесту Севера, и она взглянула на меня мимоходом… И все исчезло… И когда я очнулся, была уже ночь и над долиной светили звезды. Но в моей душе был светлый день; я почувствовал, что в глубине ее что-то произошло, как будто все прекрасное откры¬лось в ее единственном оживленном лице.

Здесь мой сон изменяется. Я увидел себя в царском доме, и перед моим взо¬ром стояло любимое видение моей души; и мне казалось, как будто за несколько мгновений прошли мимо годы, оставив за собой воспоминание, воспоминание о светлых временах, о чем-то прекрасном, о (…) сказочной жизни, и снова переме¬нился мой сон. Я увидел себя на берегу широкой реки. Солнце село, на волнах мед¬ленно колыхались блестящие суда, и серебряная полоса тянулась за ними; вблизи, в кустах светился тихий дом. И на освещенном пороге стояла молодая хозяйка со спящим ребенком на руках — и это была моя жена с моей маленькой дочерью… и я проснулся, и мой сон стал духовной явью.

Только тихо и без волнения течет поток моей уединенной жизни. Во взгляде моей спутницы, которую мне дал Бог благодаря моим молитвам, во взгляде моего ребенка, который как ангел спит на коленях своей матери, я глубоко чувствую в (душе?) покой, который мы так жадно здесь ищем, не находя его; и я слышу зем¬ной, мягкий, смиренный голос. «Да не смущается твоя душа. Верь в Бога и в меня верь», — говорит он мне. Он призвал меня написать собственной рукой эти свя¬щенные слова Спасителя в стихах на могилах двух умерших.

И тут (…) прикасается к руке моей жены и руке моего ребенка. Она для меня на легком листке жизни. Она на гостеприимном могильном камне (…) на память о земном счастье, о (…) любви и надежде на вечную жизнь. И в моем тихом прибежи¬ще, отгородившись от всех земных забот живой сгеной моего сада, приходит время от времени сон прошлых дней, поэзии, чтобы разъяснить мне грезы поэзии. И тот светлый образ, который меня так очаровал однажды, все еще живет в моей душе. Часто на краю неба, когда солнце уже село, мы видим облака, подобные блестящим

колпакам поднимающихся пурпурных горных вершин. И бледной фантазии видит-ся там как бы другой мир. Так мое прошлое находится сейчас вдали, как женский образ, как воздушное видение. И кажется мне, как будто чудесный образ, который я встретил на жизненном пути, сияет мне оттуда как единственный. И этот образ уже не один; я вижу два. На прежнем корона, нынешний в венке из белых роз. И он похож на прежний, как распускающийся цветок на уже распустившийся, и он наклоняется ко мне с той же чарующей улыбкой, как и первый при другой встрече; и они оба носят одно имя. И этим любимым именем я называю последний цветок, мне поэзией в дар принесенный, в воспоминание обо всем, что было так прекрасно в моей прошлой жизни и что сейчас так сладостно очаровывает мой покой.)

После прозаического текста на немецком языке были написаны четыре стиха:

Я не могу тебе

Изобразить того, что происходит Теперь во мне, и что я сам; могу лишь Тебе свою я повесть рассказать.

Это черновой набросок стихов из четвертого явления драматической поэмы «Камоэнс» (март 1839). Ср.:

Того, что происходит

Теперь во мне и что я сам такое,

Я изъяснить словами не могу.

Но выслушан мою простую повесть…

(СС 1. Т. 2. С. 423). Указано О. Б. Лебедевой.

Ст. 29—30.Увидел я Царевну молодую, //Невесту севера… — Великая княгиня Алек¬сандра Федоровна изображала на празднике в Берлине в 1821 г. индийскую прин-цессу Лаллу Рук.

Ст. 71—72. …на двух родных, земной судьбиной // Разрозненных могилах… — Жуков¬ский пишет о сестрах Протасовых, на могилах которых он поставил одинаковые надгробные плиты: в Дерите — на могиле М. А. Протасовой-Мойер и в Ливорно — на могиле «Светланы», А. А. Протасовой-Воейковой.

Ст. 102. Но он уж: не один, их два… — Речь идет о великой княгине Александре Федоровне и ее дочери Александре Николаевне.

Ст. 144—145. Свежим венком, сияла меж них Дамаянти, как роза//В пышной зелени листьев сияет… — «Све[тлым]жим вен[ц]ком сияла меж них Дамаянти, как роза // [Между зеленых листьев] В темной зелени листьев сияет» (К1, л. 2 об.)

Здесь и далее приводятся образцы текста первоначальной редакции, исправ¬ленной Жуковским на страницах авторизованной копии.

Ст. 159. В воздухе белых гусей; распустив златоперые крылья… — В авторизованной копии первоначально была другая редакция этого стиха: «В воздухе белых гусей [вереницу] на широких златом блестящих» (К1, л. 3 об.).

Ст. 164. Службу тебе сослужу… — «Скорби твоей помогу…» (К1, л. 3 об.).

Ст. 195. После того, что сказал ей Гусь золотой… — «После того, что сказал ей крылатый посол» (К1, л. 3 об.).

Ст. 261. Боги, спустясь с высоты, на дороге увидели Наля… — «Боги, на [свадьбу] праздник летя, на дороге встретили Наля» (К1, л. 6 об.).

Ст. 304—305. Тихо шептались они, повторяя: откуда пришел оп? II Кто оп? какой он породы? райской? земной? исполинской? — «Тихо шептали они, повторяя: какое созданье! // Какой он райской, [земной] духовной (земной- вст.) исполинской?» (К1, л. 8 об.).

Ст. 350. Легкость чистых, беспыльио-эфирпых одежд, неземные… — «Легкость чи-стых, [от праха свободных] беспыльно-эфирных одежд, неземные…» (К1, л. 9 об.).

Ст. 409—412. Там величавые гости па пышных, упругих подушках ~ Тигра, полным зубов… — «Там Цари на подушках упругих, разубранных пышно// Их густая толпа была, как львиная грива // Полная светлых Царей палата, как зев растворенный // Тигра полным зубов…» (К1, л. 12 об.).

Ст. 591. Но очарованный Наль был глух, и слеп, и бесчувствен… — «Но очарован был адскою силою Царь, был словно как мертвый…» (К1, л. 18).

Ст. 718—720. Оба к низенькой, хижине, лесом густым окруженной ~ Друг подле друга легли на голой земле без подушки. — «Оба к низенькой хижине, лесом густым осенен¬ной, // Там простершись, без сна, Царь и Царица // Пылью покрытые на голой земле без подушки…» (К1, л. 21).

Ст. 735—736. Вражья рука ей, небесно прекрасной, божественно чистой II Зла при-ключить ие дерзнет… — «Вражья рука не коснется ее небесно прекрасной светлой. // Божественной чистой опасность может грозить ей…» (К1, л. 21).

Ст. 961—963. Все чаруя небесно-смиренною прелестью женской, II Темиокудрявая, сладостно-стройная, тихо, как будто П Вея по воздуху, к старцам святым подошла Дама¬янти… — «Все чаруя небесною женской красою // [Светло] Темно кудрявая, светло¬окая, поступью легкой, // словно как вея, приближилась, робко склонившись пред ними (К1, л. 25).

Ст. 1574. Этот прекрасный, невидимо блещущий свет… — «Этот прекрасный свет, незаметно блестящий…» (К1, л. 37 об.).

Ст. 1656—1659. Тихо подкравшись к подруге, с ее головы покрывало ~ ярко, как ме¬сяц, II Тучу пронзивший, блеснула оттуда звезда благодати. — «Робкой стопой к Дамаян¬ти приблизясь, с нее покрывало // Тихо сняла и кудри волос, осенявших прекрас¬ный // Лоб Видарбинской царевны, откинула: ярко как в тучах // Вышедший месяц блеснул, оттуда звезда благодати» (К1, л. 39).

Ст. 1690—1691. …дали коней с колесницею; далиII Также и стражей, дабы ее на пути охраняли… — «Добрых коней заложила в повозку царевна Сунанда (…) Стражей отправили с ней охранять ее безопасность» (К1, л. 40).

Ст. 2143—2146. …засохшую розу II Он увидел; в пыли она без листьев лежала; II Он ее поднял, взглянул на нее, и явилась живая II Роза в руке у него на месте прежней, поблек¬шей. — «…поблекшую розу //Он увидел: она в пыли лежала без листьев. // Он ее под¬нял, меж пальцев растер, и явилась живая // Пышная роза в руке у него прекраснее прежней» (К1, л. 54 об.).

Ст. 2296. Мать разбудила царя неожиданно-радостной вестью. — «Тут Царица ра-достной вестью Царя разбудила (К1, л. 60).

Э. Жилякова

Рустем и Зораб

Персидская повесть, заимствованная из царственной книги Ирана (Шах-Намё) Вольное подражание Рюккерту («Из книги царственной Ирана…») (С. 161)

Автографы:

1) РНБ. Оп. 1. № 54. Л. 2 об., 17—59 — черновой, с начала по восьмую главу пятой книги (ст. 1—2577), с датами внутри текста: 1 (13) июля 1846, 2 (14), 3 (15), 6(18), 7(19), 7 марта 1847.

2) РНБ. Оп. 1. № 65. Л. 1—236 — беловой, с многочисленными исправлениями и вычеркиваниями.

Впервые: Новые