стихотворения. Т. 1. СПб., 1849. С. 1—222. Ц. р. от 14 июля 1847 г. — с заглавием в титуле: «Рустем и Зораб. Персидская повесть, заимствован¬ная из царственной книги Ирана (Шах-Намё) и подзаголовком в общем оглавле¬нии ко всему тому: «Вольное подражание Рюккерту».

В прижизненных и з д а н и я х: С 5. Т. 6. С. 3—220. Текст является точной перепечаткой из «Новых стихотворений».

Датируется: начало 1846 г. — 12 апреля н. ст. 1847 г.

Основанием для датировки работы Жуковского над стихотворной повестью «Рустем и Зораб» являются его собственные указания в черновой рукописи (авто¬граф № 1). На л. 17, приступив к работе, он фиксирует: «1846. Начато в начале года». Отсутствие документальных свидетельств не позволяет со всей определен¬ностью сказать, что имел он в виду, говоря: «начало года». Дневники за 1846 г. ве¬лись несистематически. Так, в записи за январь нет упоминаний о начале перевода. За февраль характерная запись: «Еще не принимался за свои работы» (Дневники. С. 534). В письме к А. М. Тургеневу от 18 (30) марта 1846 г. читаем: «…глаза по¬шаливают (…). От сей причины я несколько времени ни за какую работу не при¬нимался» (РС. 1892. № 11. С. 387). Отсутствие дневниковых записей за март-май позволяет говорить, что, видимо, в это время Жуковский приступает к работе. Во всяком случае до 1 (13) июля 1846 г., как явствует из чернового автографа (л. 19 об.), он успел написать ст. 1—161, т. е. перевел пять песен первой книги. Перед шестой песней стоит дата 2 (14); перед седьмой — 3 (15). На л. 22 об., приступая к работе над второй книгой, он фиксирует: 6(18); перед третьей песней второй книги стоит дата: 7 (19). Все они относятся к июлю 1846 г.

В списке произведений 1843—1847 гг. (автограф № 1, л. 1 об.) он рядом с «Рустемом и Зорабом» помечает: (150 / 278) август и сент(ябрь) 1846 / 3 мар(та) — 12 апр(еля) 1847. Что касается цифр (150 и 278), то, по всей вероятности, это указа¬ние на нумерацию страниц из книги Ф. Рюккерта (см. ниже). Первая дата: «август и сентябрь 1846» связана с продолжением перевода последующих песен в черновой рукописи (до ст. 2577; по 8-ю главу пятой книги). Вторая дата отражает уже этапы окончания чернового варианта (3 марта 1847 г.) и переписывания текста набело, завершенного 12 апреля н. ст. этого же года. Вся работа над текстом проходила во Франкфурте-на-Майне, где жил в это время Жуковский со своей семьей.

4оо

В письме Н. В. Гоголю от 20 февраля (4 марта) — 12 (24) марта 1847 г. читаем: «И я размахался тем, что кончил «Рустема и Зораба» (…). Теперь переписываю и в то же время поправляю поэму» (СС 1. Т. 4. С. 549). Письмо создавалось в два при¬ема, в течение 20 дней. Свидетельство об окончании «Рустема и Зораба» находит¬ся во второй его части, датированной 12 (24) марта и начинающейся следующими словами: «Выставленное здесь число скажет тебе, что это письмо, начатое 4 марта, целые двадцать дней пролежало на письменном столе моем; мне некогда было при¬няться за его окончание; не хотелось послать его неоконченным» (Там же).

В архиве поэта (РНБ. Оп. 1. № 77. Л. 34) среди поздних рукописей, содержащих сведения о некоторых творческих замыслах, имеется следующая запись: «Апрель. Переписать Рустема». В письме к А. Малыицу от 11 мая 1847 г. Жуковский сообщает, имея в виду «Рустема и Зораба»: «Мой труд вполне кончен» (РБ. С. 12), а из письма П. А. Плетнева от 11 (23) июля 1847 г. известно, что к этому времени повесть уже была в России и отдана в цензуру (Переписка. Т. 3. С. 584). 20 июля ст. ст. 1847 г. Вяземский писал Жуковскому: «Сейчас Уваров возвратил мне процензурованную твою рукопись. Передаю ее Плетневу» (Гиллельсон. С. 57). Цензурное разрешение от 14 июля 1847 г. в первом томе «Новых стихотворений», где впервые была напечатана повесть, отражает этот момент творческой истории. Поэтому примечание И. Шляп-кина к письмам Жуковского о том, что перевод «Рустема и Зораба» был «продолжен в июле и кончен 12 августа 1847 г.» (РБ. С. 12), является недоразумением или опе¬чаткой. Также не имеет фактических оснований утверждение П. Ефремова, а вслед за ним и П. Загарина (Загарин. С. 589) о том, что «перевод был начат в 1844 г., но с января 1845 г. приостановлен почти на два года» (С 7. Т. 5. С. 541; С 9. Т. 3. С. 521).

Начало 1846 г. (скорее всего, март) — время, когда Жуковский приступил к пе-реводу. 12 апреля н. ст. 1847 г. —дата окончания переписывания текста повести. 14 июля ст. ст. 1847 г. — получение цензурного разрешения на печатание «Рустема и Зораба».

Наконец, необходимо сказать, что, несмотря на указанные в издании «Новых стихотворений» выходные данные: «СПб., 1849», первый том, который открывался повестью «Рустем и Зораб», печатался в Карлсруэ, в придворной типографии В. Га-спера (ср.: «Между тем «Одиссея» и «Рустем» печатаются в Карлсру» — из письма Гоголю от конца 1847 г.: СС 1. Т. 4. С. 550) и вышел в свет между 19 апреля (1 мая) и 16 (28) мая 1848 г. Ср.: письма к великому князю Константину Николаевичу от 19 апреля (1 мая): «Скоро печатание кончится» (С 7. Т. 6. С. 365) и 16 (28) мая 1848 г.: «Пользуюсь случаем, чтобы предоставить вашему императорскому высоче¬ству два тома сочинений моих, вышедших из печати…» (С 7. Т. 6. С. 366).

Таковы основные моменты творческой истории повести «Рустем и Зораб» и фак-тические основания для датировки работы Жуковского над ней.

«Рустем и Зораб» — вольный (по словам самого Жуковского, «своевольный»: Зейдлиц. С. 236) перевод поэмы немецкого поэта Фридриха Рюккерта (о нем см. примечания к повести «Наль и Дамаянти» в наст. изд.). В библиотеке Жуков¬ского имеется следующее издание этого произведения: Rostem uiid Suhrab. Eine Heldengeschichte in 12 Buchern von Friedrich Ruckert, Erlangen, Th. Bliising, 1838 — с многочисленными пометами владельца. См.: Описание. № 1989. В свою оче¬редь Рюккерт, обратившись к героической эпопее персидского поэта Фирдоуси (ок. 934 — 1020 или 1030) «Шах-наме», сделал вольное переложение одного из ее эпизодов «Росгем и Сохраб».

26 — 3088

/мО!

«Шах-наме» («Книга царей») — огромная стихотворная эпопея, объем которой колебался от 40 до 120 тысяч бейтов (двустиший). В настоящее время востоковеды сходятся, что ее реальный текст содержит 55 ООО бейтов. Поэма состоит из описа¬ния пятидесяти царствований, начиная от царей легендарных и кончая историче¬скими личностями. Борьба иранцев против туранцев — основной исторический фон в «Шах-наме» — связана с доисламским зороастризмом: силы зла и мрака во¬площены в Туране, силы добра и света — в Иране.

Кроме «книг о царствах», в «Шах-наме» есть разделы, в которые Фирдоуси вклю-чил самостоятельные поэмы героического или романтического характера. Такова история о Росгеме и Сохрабе. Эта история — одна из важнейших во всей книге, так как жизнь и деяния героя Ростема (Рустама) обрели масштаб национальной эпопеи. Не случайно «Шах-наме» народ нередко называл «Книгой о Рустеме». Эпи¬зод с Сохрабом (Зорабом) является вариантом широко распространенного эпиче¬ского сюжета боя отца с сыном (Хильдебранд и Хадубрант в древнегерманском эпосе, Кухуллин и Конлоах в ирландском, Илья Муромец и Сокольник в русском и др.). К. Зейдлиц даже высказывал мысль об автобиографическом подтексте пере¬ложения Жуковского: «Его, видимо, занимал образ Зораба, сына иранца от матери-туранки. В жилах нашего поэта тоже текла туранская кровь» (Зейдлиц. С. 247).

Показательно, что в библиотеке Жуковского имелось следующее издание: Das Heldenbuch von Iran aus dem Schah Nameh des Firdussi. Bde 1—2. Berlin; Reiraer, 1820 (Описание. № 1151) — пересказ «Шах-наме», подготовленный немецким кри¬тиком и публицистом Йозефом фон Герресом (1776—1848). О нем и его перело¬жении «Шах-наме» см.: Михайлов А. В. Йозеф Геррес: Эстетические и литературно-критические опыты романтического мыслителя // Михайлов А. В.: Обратный перевод. М., 2000. С. 222—246, прим. 2. К сожалению, в настоящее время эта книга отсутствует в библиотеке Жуковского, что не позволяет со всей определенностью говорить о характере ее чтения, но можно точно сказать о знакомстве русского пе¬реводчика с полным текстом эпопеи Фирдоуси на немецком языке.

Как явствует из письма Жуковского к Аполлонию Малыицу от 11 мая 1847 г., с поэмой Рюккерта его познакомила г-жа Шорн (РБ. С. 12). Из «Дневников» Жуков-ского известно, что он впервые встретился с г-жой Шорн, которая до замужества была фрейлиной великой княгини Саксен-Веймарской Марии Павловны Генриет¬той фон Штейн, в августе 1838 г. во время посещения Веймара: «26 августа (7 сен¬тября). (…) Фрейлина Штейн очень милая…»; «30 августа (11 сентября). (…) Милая фрейлина Штейн моя соседка за обедом…»; «1(13) сентября. К фрейлине Штейн, разговор о письме Дежерандо…» (Дневники. С. 408—410).

С февраля 1839 г. (см.: Briefe des KanzJers Friedrich von Muller an Wasily Andrejevvitsch Joukowsky. Herausgegeben Adelheid von Schorn // Deutsche Rundschau. Bd. CXX. Berlin, 1904. S. 285) Генриетта фон Штейн становится женою историка искусств, директора Института изящных искусств в Веймаре Иоганна Карла Люд¬вига фон Шорна (1793—1842), с которым Жуковский тоже познакомился в августе 1838 г.: «28 августа (9 сентября), воскресет>е. (…) Знакомство с Шорном» (Дневники. С. 409). Во время посещения Веймара в марте 1840 г. он посещает его дом: «26 (мар¬та), вторник. (…) К Шорну, который только что избавился от болезни» (Дневники. С. 522). По всей вероятности, он встретился и с его женой, г-жой Шорн.

О еще одной встрече с Генриеттой фон Шорн уже после смерти ее мужа, когда Жуковский 28 августа 1849 г. приехал в Веймар на 100-летний юбилей Гете, так вспоминает дочь Шорнов Аделыевда (1841 — после 1904), будущая издательница и мемуаристка: «Я едва могу вспомнить этот праздник — лишь один человек, один образ вновь и вновь всплывает в моей памяти. Я сидела у стола, раздался звонок, и мы услышали мужской голос, доносящийся снаружи. Услышав какое-то имя, моя мать вскочила с радостным возгласом и бросилась к двери. Большой стареющий господин с полным удивленным лицом, прекрасными глазами и кротким, любез¬ным выражением вошел с мамой в комнату. Она встретила его так сердечно, что я никогда не забуду ни имени его, ни облика. Это был Жуковский, воспитатель императора Александра II, один из величайших поэтов, когда-либо рожденных Россией, и замечательный человек. Он раньше часто бывал в Веймаре со своим воспитанником и очень подружился с моими родителями» (Gerhardt. S. 261—262. Ср.: Жуковский в воспоминаниях. С. 350—351).

Так как поэма Рюккерта