и лирические поэты — в кн.: Эллинские поэты
VII—III вв. М., 1999; Алкей, Сапфо, Стесихор — в кн.: Древнегрече-
ская мелика. М., 1988; Аполлоний Родосский — в кн.: Александрий-
ская поэзия. М., 1972; «Героиды» и «Наука любви» Овидия — в кн.:
Овидий. Элегии и малые поэмы. М., 1973; Антонин Либерал, Диктис
и позднеантичный пересказ поэм эпического цикла — в кн.: Античные
мифографы. СПб. (в печати); отрывки из поэм Трифиодора и Квинта
Смирнского — в кн.: Памятники поздней античной поэзии и прозы
2—5 вв. М., 1964. Полный русский перевод Квинта Смирнского до сих
пор не издан; читателям, не знающим древнегреческого, можно по-
советовать издание с параллельным английским переводом: Quintus
Smirnaeus. The Fall of Troy. L.; N.Y., 1913 (и многочисленные последую-
щие переиздания).
АВТОЛИК (у Жуковского ошибочно: Автоликон) — отец Антиклеи,
дед Одиссея. Его говорящее имя, произведенное от αύτος и λύκος («ис-
тинный волк»), выдает основную черту его характера — коварство. Ис-
кусством воровать и не быть разоблаченным, а также давать ложные
клятвы А. обязан Гермесу, который, по наиболее распространенной
версии, был его отцом. Автор «Одиссеи» либо не знает этой генеалогии,
либо умалчивает о ней, ибо в таком случае Гермес оказался бы праде-
дом Одиссея, и его помощь герою перед встречей с Цирцеей получила
бы совсем другой, «родственный» характер, чем в нынешней «Одиссее»
(см. прим. к 10. 135—136). Не отрицая указанных выше качеств Α., ав-
тор объясняет их тем, что он приносил Гермесу обильные жертвы и тем
снискал его расположение (19. 394—298). В Ил. X. 266 упоминается, как
А. похитил у Аминтора шлем, украшенный кабаньими клыками. В Од.
19. 407 сл. сам А. признается, что вызвал гнев многих (см. примеч. к 19.
411), — вероятно, именно своим коварством. См. также CMC: Геракл.
Единственный связный рассказ об А. сохранился у Гигина, № 201: А.
долго воровал скот у Сизифа, который только тогда смог уличить похи-
тителя, когда выбил на копытах у коров специальное клеймо. Находясь
сочинений: у историков Геродота и Фукидида, в диалогах Платона или Лукиана, в речах и
трактатах Цицерона — словом, везде, где целью изложения является не сюжет, а пример,
справка и т. п.
в доме А. для выяснения отношений, Сизиф успел соблазнить уже про-
сватанную за Лаэрта его дочь Антиклею, будущую мать Одиссея, по-
чему в афинской трагедии 5 в. последнего нередко называют «порож-
дением Сизифа» (напр., у Софокла. Аякс. 190). И опять же, в «Одиссее»
не встретится ни единого намека на сомнительные обязательства, при
которых Одиссей появился на свет, — для автора он является един-
ственным сыном Лаэрта, к которому тот испытывает самые искренние
сыновние чувства.
АГАМЕМНОН — сын Атрея и Аэропы, муж Клитемнестры, отец
Ореста. Царь Микен (в позднейшей традиции резиденцией А. неред-
ко называют Аргос). В «Илиаде» — верховный предводитель ахейской
рати под Троей, вызвавший своим надменным поведением гнев Ахилла;
тем самым А. стал виновником больших потерь в греческом войске. В
«Одиссее» имя А. один раз упоминается в связи с рассказом о раздорах
среди ахейцев после взятия Трои (3. 143), — мотив этот содержался
также в «Возвращениях» (ср. Аполлодор. Эп. VI. 1). Гораздо чаще автор
поэмы останавливается на трагической гибели Α., которую традицион-
ная версия, наиболее обстоятельно разработанная в афинской трагедии
5 в., объясняет двумя причинами. (1) Родовое проклятье, тяготеющее
над А. В особенно жестокой форме оно проявилось в предшествующем
поколении: Атрей и его брат Фиест были изгнаны их отцом Пелопом
за убийство сводного брата Хрисиппа, нашли убежище в Микенах и
стали оспаривать право на освободившийся там царский престол. Что-
бы завладеть им, Фиест соблазнил Аэропу и с ее помощью выкрал из
стада Атрея златорунную овечку, обладание которой давало право на
царскую власть в Микенах. Обнаружив это предательство, Атрей при-
гласил Фиеста на пир и подал ему мясо его убитых малолетних детей
(«пир Фиеста»). В свою очередь Фиест, поняв, что он съел, проклял бра-
та. От преступного союза с собственной дочерью он произвел на свет
Эгисфа, который, выросши, отомстил за отца: он убил Атрея, а затем,
пользуясь десятилетним отсутствием Α., соблазнил его жену и составил
заговор, завершившийся убийством А. (2) Участие в этом заговоре Кли-
темнестры объясняется как боязнью разоблачения ее связи с Эгисфом,
так особенно ее местью А. за принесение в жертву их старшей дочери
Ифигении, поскольку только такой ценой А. мог обеспечить благопо-
лучное отплытие греческого флота под Трою.
Гомеровский эпос не использует ни одного из этих двух мотивов.
Когда в «Илиаде» заходит речь о скипетре Α., сообщается, что он пере-
ходил в порядке преемственности из рук в руки от Пелопа к Атрею, от
Атрея к Фиесту, от того — к Агамемнону (II. 101—109), — ни о какой
вражде между братьями нет ни слова. В другой раз А. называет трех
своих дочерей, и среди них — Ифианассу (IX. 142—145), явно призван-
ную заменить Ифигению, о которой Гомер не хочет вспоминать. Толь-
ко намек на жертвоприношение Ифигении можно усмотреть в «Илиа-
де», I. 106, где А. упрекает жреца Калханта в том, что тот всегда дает
ему зловещие прорицания; подробнее этот мотив не разрабатывается,
чтобы не бросать тень на предводителя всего ахейского ополчения.
В «Одиссее» единственной причиной гибели А. является измена Кли-
темнестры и желание Эгисфа избавиться от соперника, причем прихо-
дится констатировать некоторые противоречия, свидетельствующие о
рудиментах менее известных версий мифа.
Обычный вариант излагается в 3. 262—275 и в 4. 524—537; в по-
следнем отрывке о Клитемнестре вовсе нет речи, а упоминание сооб-
щников Эгисфа противоречит всей последующей традиции, согласно
которой Эгисф и Клитемнестра составили заговор в глубокой тайне и
всячески избегали его огласки. Чаще, однако, супруга А. называется по
меньшей мере соучастницей убийства (3. 234 сл.; 4. 92; 11. 409 сл., 427—
434, 452 сл.; 24. 96 сл., 199—202); во всяком случае, она собственной ру-
кой убивает троянскую царевну Кассандру, дочь Приама, привезенную
А. домой в качестве пленницы (11. 420—423).
Теперь наступает черед Ореста, сына Α., отмстить за убитого отца.
В «Одиссее» расправа с Эгисфом, совершенная Орестом, расценивает-
ся однозначно положительно и ставится в пример Телемаху (1. 29—43,
294—296; 3. 195—298, 303—308′). Что касается убийства матери, то упо-
минается только о ее похоронах вместе с Эгисфом (3. 309 сл.) — более
подробного освещения этого события автор избегает. По-видимому, с
его точки зрения, дальнейшая судьба Ореста не содержала в себе ниче-
го трагического.
Остатками каких-то других версий надо признать несколько стихов
в 4. 514—518, где Эгисф встречает А. вовсе не в Микенах, и в 3. 255—
261; 4. 546 сл., содержащих загадочный намек на возможность совер-
шения мести Менелаем.
Дальнейшее развитие миф получил в киклической поэме «Возвра-
щения», известной только по краткому изложению, и у Стесихора в
двухчастной поэме «Орестея». Судя по немногочисленным дошедшим
от нее фрагментам, здесь уже использовался мотив жертвоприношения
Ифигении и главным виновником убийства А. окончательно станови-
лась Клитемнестра, которой Орест мстил за смерть отца. Обращался к
1 В ст. 306 — указание на возвращение Ореста из Афин. По более поздней версии, юность
Ореста прошла в Фокее, у Строфия, женатого на сестре А. В Афины он попадает только после
убийства матери. См.: Еврипид. Ифигения в Тавриде. 940—975.
этой истории и Пиндар. В его XI Пифийской оде (474 г.) Клитемнестра
недвусмысленно названа убийцей А. и Кассандры, Орест — мстителем
за смерть отца, и попутно ставится вопрос о мотивах преступления
Клитемнестры: месть за Ифигению или преступная любовная связь и
боязнь пересудов среди граждан (ст. 17—29)?
Новое измерение судьба А. и Ореста получает в афинской трагедии
V в., и прежде всего — у Эсхила в трилогии «Орестея» (458 г.), охваты-
вающей события от возвращения А. до решения судьбы Ореста после
совершения им мести за отца. Фигура стража, ожидающего целый год
на крыше дворца огненного сигнала о взятии Трои (Агамемнон. 1—20),
восходит к рассказу о дозорном, которого выставил Эгисф, чтобы следить
за приближением Α., в «Одиссее», 4. 524—528. Убийству, происходяще-
му, как всегда в греческой трагедии, за сценой, предшествует большой
эпизод, в котором Кассандра пророчит гибель свою и А. (ст. 1055—1326).
В остальном именно у Эсхила выступают в сложном переплетении оба
названных выше мотива: родовое проклятье как некая объективная
реальность и субъективные доводы, побудившие А. принести в жертву
Ифигению, а Клитемнестру — решиться на убийство супруга. За свои
действия должны расплачиваться те, кто их совершил, и никакие ссылки
на родовое проклятье не могут освободить виновных от ответственно-
сти. В отличие от трактовки «Одиссеи», Клитемнестра является зачин-
щицей и исполнительницей убийства Α., и, соответственно, для Ореста
необходимость, совершая месть за отца, убить свою собственную мать
становится серьезнейшей нравственной проблемой. Судьбу царского
дома Эсхил рассматривает как одно из звеньев длительного процесса, в
котором рука об руку идут преступления и воздаяние: ахейское войско
под предводительством А. разрушает Трою, мстя за похищение Елены,
но жертвоприношение Ифигении1, гибель многих ради одной Елены
и разорение в Трое храмов богов навлекают на А. месть, совершаемую
руками Клитемнестры; в свою очередь, она гибнет от руки собственно-
го сына, которого только ареопаг (суд афинских старейшин) под пред-
седательством Афины оправдывает равенством голосов, разрывая тем
самым зловещую цепь родового проклятья.
Софокл и Еврипид (у каждого из них была трагедия «Электра») со-
средоточили внимание на переживаниях детей А. — его дочери Элек-
тры (вовсе не упоминаемой в гомеровских поэмах) и Ореста. У Софок-
ла Электра ждет брата как избавителя от притеснений в доме Эгисфа;
с его появлением осуществляется месть над убийцами отца, которую
1 Еще полвека спустя этому событию посвятил специальную трагедию «Ифигения в Ав-
лиде» Еврипид.
поэт расценивает как справедливую, освобождая брата и сестру от
каких-либо нравственных проблем и возвращаясь, таким образом, в
трактовке поведения Ореста к «Одиссее». Еврипид, напротив, не отри-
цая, что Клитемнестра заслужила кару, подвергает сомнению право на
ее совершение со стороны родного сына. Сразив мать, Орест и Электра
испытывают состояние глубокой подавленности. Трагедия Еврипида
«Орест» (408 г.), начинаясь с изображения душевных мук, которые тер-
зают матереубийцу, завершается трагическим фарсом, в котором Орест
ищет спасения от смертного приговора сограждан в попытке новых
убийств — Елены и ее дочери Гермионы, пока конец этому не кладет
появление бога Аполлона.
Авторитет трех трагиков у последующих поколений был настолько
велик, что в течение нескольких столетий почти никто не брался за
новую обработку истории А. и его потомства. Только Сенека снова об-
ратился к этой теме в трагедиях «Фиест» и «Α.»; во второй из них, сохра-
няя основную сюжетную линию своего греческого предшественника,
он вовсе не ставил себе целью проникнуть в ту сложную диалектику
наказания и преступления, которая составляет самую примечательную
черту эсхиловской трагедии.
Краткое изложение мифа с использованием предшествующей лите-
ратурной традиции — у Аполлодора (Эп. II. 10—14; III. 21 сл.; VI. 23—
25); Гигина (№ 85, 87, 88, 98, 117, 119, 258); Ватиканского мифографа
(I. 20, 22; II. 45).
АЛКИНОЙ — царь феаков, муж Ареты, отец Навсикаи. Кроме по-
мощи, оказанной в возвращении на родину Одиссею, известен участием
в судьбе Ясона и Медеи. Когда преследовавшие беглецов колхи обнару-
жили их во владениях Α., они потребовали выдачи им Медеи, и А. готов
был на это согласиться при условии, что Медея еще не стала женой
Ясона. Узнав об этом, Арета содействовала соединению молодых лю-
