В. А. Сологубу, А. С. Стурдзе, А. И. Тургеневу, А. М. Тургеневу,

С С Уварову, К. А. Фарнгагену фон Энзе, А. С Хомякову, С. П. Шевырёву).

29 января 1842 г. Дюссельдорф

Великому князю Александру Николаевичу

Я принялся опять за поэтическую работу и предпринял довольно грудную, ко-

торая всегда мне представлялась как заключительная, последняя, и обещала мне

много наслаждения. Я принялся за Гомерову «Одиссею», которую, с помощию

знающего весьма хорошо греческий язык профессора, перевожу с оригинала. Этот

труд приличен моим летам, в которые нет уже в нас прежнего огня, но в которые

мы еще очень хорошо можем рассказывать. Перевод «Одиссеи», если он удастся,

будет памятником достойным отечества и который, как вы видите, хочу я оставить

ему на своей могиле. Труд этот весьма приятно меня занимает; его довольно будет,

чтобы наполнить все то время, которое я предполагаю провести с женою моею за

границею, и мне будет очень радостно возвратиться в отечество с новым поэти-

ческим произведением, не совсем недостойным его внимания. Я назвал вам свой

главный или, лучше сказать, свой единственный труд; остальное время мое исклю-

чительно посвящено домашней жизни, и ничто постороннее в нее не входит (С 8.

Т. 6. С. 430. Здесь и далее курсив Жуковского).

Около 2 марта н. ст. 1842 г. Дюссельдорф

Р. Р. Родионову

А теперь просьба и важная, просьба не деловая, а поэтическая. Вот в чем она

состоит: отыщите мне русский перевод Гомеровой «Одиссеи»; этот перевод весьма

старый и весьма давно напечатанный. Мне он весьма, весьма нужен. Прошу вас не-

медленно исполнить эту просьбу мою (РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 124. Л. 6).

21 марта (2 апреля) 1842 г. Дюссельдорф

Р. Р. Родионову

В последнем письме я просил вас о доставлении мне русского перевода Гомеро-

вой «Одиссеи» и теперь прошу о том же (РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 124. Л. 8 об.).

Март 1842 г. Дюссельдорф

Императрице Александре Федоровне

…для внутреннего наслаждения и как бы из благодарности к доброй музе, ко-

торая в старину была мне доступна и украшала своими цветами жизнь мою, я при-

нялся за большой труд, который очень приличен моим теперешним летам. Лири-

ческая, вдохновенная пора поэзии для меня миновалась; могу быть только болт-

ливым сказочником, как то бывает со всеми под старость; и если воображение мое,

охлажденное временем, не может более вымышлять, то могу по крайней мере рас-

сказывать за другими. Хочу передать России Гомеровы сказки и принялся за пере-

вод «Одиссеи»; уже перевел почти две песни… (С 7. Т. 6. С. 327).

27 апреля н. ст. 1842 г. Дюссельдорф

Р. Р. Родионову

«Одиссею» получил (Собрание Музея А. С. Пушкина на Мойке. Ф. 5. On. 1. № 1.

Л. 1).

28 октября (9 ноября) 1842 г. Дюссельдорф

Великому князю Константину Николаевичу

Между тем стоустая молва не обманула вас: я перевожу «Одиссею». С греческого,

спросите вы? Нет, не с греческого, а вот как: здесь есть профессор, знаток грече-

ского языка; он переводит мне слово в слово «Одиссею», т. е. под каждым греческим

словом ставит немецкое. Из этого выходит немецкая галиматья; но эта галиматья

дает мне порядок слов оригинала и его буквальный смысл, поэтический же смысл

дает мне немецкий перевод Фосса и несколько других переводов в прозе: один не-

мецкий и два французских и еще один архиглупый русский (в прозе). Из всего это-

го я угадываю истинный смысл греческого оригинала и стараюсь в переводе своем

наблюдать не только верность поэтическую — что главное — но и верность буквальную,

сохраняя по возможности и самый порядок слов, что на нашем языке довольно воз-

можно с помощью перестановок (inversion), которые нашему языку свойственнее

всех других новых языков.

Для чего я выбрал этот труд? Для того, чтобы дать себе великое наслаждение

выразить на нашем языке во всей ее детской простоте поэзию первобытную: буду

стараться, чтобы в русских звуках отозвалась та чистая гармония, которая впервые

раздалась за 3000 лет перед сим под ясным небом Греции. Это наслаждение полное.

Новейшая поэзия, конвульсивная, истерическая, мутная и мутящая душу, мне опро-

тивела; хочется отдохнуть посреди светлых видений первобытного мира. Если же

напишу что-нибудь свое, то оно будет далеко от той горячки, которая теперь кипит

во всем, и везде производит бред сумасшествия. Очень рад, что вы любите «Одис-

сею»; я сам люблю ее более «Илиады». В «Илиаде» более высоких, поэтических об-

разов; в «Одиссее» вся жизнь давно минувшего во всей ее детской беззаботности и

неподдельном простодушии. Если Бог даст мне кончить начатый труд, то «Одиссея»

моя будет посвящена вам. Просите Бога, чтобы дал здоровья вашему поэ-iy и чтобы

сберег ему то счастие, коим так милосердо его наградил (С 7. Т. 6. С. 359).

1 (13) января 1843 г. Дюссельдорф

Великому князю Александру Николаевичу

К двум вышеозначенным причинам заграничной моей жизни надобно при-

бавить третью, литературную. Здешняя уединенная жизнь поможет мне начать и

кончить поэтическую работу, которая может остаться литературным памятником

для России; эта работа, уже начатая, есть перевод «Одиссеи». (…) «Одиссея» моя

не сделала еще многих шагов вперед, дорога трудная; но, сколько могу судить сам,

первые шаги ее довольно удачны. Сама же работа имеет для меня неизъяснимую

прелесть. В наше время, когда и в поэзию врывается буйство враждебного, всераз-

рушающего демократизма, есть невыразимое наслаждение предаваться этой пер-

вобытной, светлой поэзии, которая живет девственными преданиями древности и

образует особенный мир, не доступный земному грязному эгоизму. Я живу в мире

Гомера и, прислушиваясь к его сладкому пению, не слышу визгов сумасшедшего

Гервега и комп., которым рукоплескает еще не образумевшаяся молодежь, посреди

которой встречаются и молокососы с проседью. Из цветов этой поэзии хочу свить

последний свой поэтический венок, дабы положить его при прощаньи на алтарь

отечества, ему в благодарный дар, а себе на память. Таковы мои планы. Назовете

ли их воздушными замками? (С. 8. Т. 6. С. 449).

12 (24) октября 1843 г. Дюссельдорф

Императрице Александре Федоровне

Около меня и другие тени теперь летают, те, которые к нам вызывает поэзия.

Теперь она прикликала ко мне гигантскую тень Гомера, и я рассказываю по-русски

то, что он рассказал за 3000 почти лет по-гречески; перевожу «Одиссею», хочется

перевести ее гак, чтобы в моем переводе сохранена была ее прадедовская простота

древнего Поэта и чтобы чтение «Одиссеи» сделалось доступно всем возрастам. Этот

труд красит мое уединение (ПЖиГ. Вып. 1. С. 91).

Ноябрь 1843 г. Дюссельдорф

Я. В. Гоголю

А «Одиссея» идет вперед ровным шагом. Если будет возможность остаться еще

на два года за границею, то привезу в Россию готовую «Одиссею» и еще, может быть,

кое-что. — В Ницце ли Александра Осиповна? Рекомендуйте ей мою рождающуюся

3000-летнюю дочку, которую я люблю почти как родную (СС 1. Т. 4. С. 527—528).

Ноябрь 1843 г. Дюссельдорф

А, М. Тургеневу

…потом опять в Дюссельдорф, где теперь и живу в прежней тиши, перево-

жу «Одиссею» Гомерову (уже нахожусь в половине IV песни)… (PC. 1892. № 11.

С. 379).

17 (29) декабря 1843 г. Дюссельдорф

Великому князю Александру Николаевичу

2-я причина: моя теперешняя работа. Я принялся за перевод «Одиссеи». Этот

груд, который, вероятно, будет последним памятником моей жизни и памятником,

досгойным отечесгва (если совершится как должно), этот труд требует свежих сил,

совершенного досуга и уединения. Все это я здесь имею вполне. Еще дух бодр, но

уже откладывать не должно: с каждым новым годом расход сил душевных стано-

вится ощутительнее. Возвратясь теперь в Россию, я буду надолго оторван от рабо-

ты, в которую только что углубился; меня займут хлопоты об устройстве домашнего

моего быта; меня рассеют надолго мои внешние отношения; здесь же я заперт у

себя и весь предан своей еще не совсем одряхлевшей музе. Она еще свежая старуш-

ка, и прежнего огня осталось еще в ней много; но если теперь расстанусь с нею на

год, то едва ли она мне откликнется по прошествии года; а если и откликнется, то

уже гораздо слабейшим голосом: лишний год на плечах шестидесятилетней музы

великое время. Через год или через полтора привезу к вам (если Бот позволит) и

себя, и семью, и Гомера (С 8. Т. 6. С. 466—467).

6 (18) января 1844 г. Дюссельдорф

А. И. Тургеневу

Отвечай на этот последний пункт. — Что такое: Homere polyglotte, изданное

Дидотом? Не можешь ли прислать мне: Ulysse Homere ou du veritable auteur de

l’lliade et de l’Odyssee. Paris, chez Debure, 1829, fol. avec V tables geogr(aphiques) et

XV tabl(es) de figures. 24 francs.

Ты все просишь стихов из «Одиссеи»; но из нее ничего вырвать нельзя: все один

слиток. Я уже подхожу к концу IV песни. Кажется, идет. Труд так приятен, что со-

вестно. Если пробуду полтора года за границею, кончу» (ПЖТ. С. 295).

9 (21) февраля 1844 г. Дюссельдорф

77. А. Вяземскому

…и где мне так хорошо с женою, дочерью и с старым бородачом Гомером. (…)

Надеюсь, что ее здоровье скоро поправится; а я тою порою (если я сам буду здоров)

кончу свою «Одиссею». Вижу отсюда, как ты нахмурился, когда тебе сказали в пер-

вый раз, что я принялся за «Одиссею». Перовский уже побранил меня за это. Я уве-

рен, что и ты недоволен. Кто станет читать «Одиссею» и для кото весь этот огром-

ный труд? Не беспокойся и не сердись, душа моя; будешь читать «Одиссею» и мою

«Одиссею» прочтешь с удовольствием. Она будет верна своей чистой, неискусствен-

ной природе и, переселившись под наше небо, сохранит весь отблеск греческого,

светлого, еще напоминающего о первой безоблачности мироздания, не испытавше-

го тех бурь, которыми в наше время так уродливо его искажает и тревожит. Да если

бы и никто не прочитал мою «Одиссею», то этот труд можно предпринять просто

для прелести труда. И прелесть несказанная в этой девственной святой поэзии. Но

я уверен, что «Одиссею» будут читать и перечитывать, если мне удастся сохранить в

своем переводе всю простоту оригинала и, будучи ему рабски верным, не изменить

и законному государю моему, русскому языку. Вот как это все идет: я перевожу не с

оригинала, ибо не знаю по-гречески; но можно считать, что перевожу с оригинала,

ибо здесь нашелся ученый профессор Грасгоф, филолог, которого особенным заня-

тием были комментарии «Одиссеи». Он переводит для меня «Одиссею» построчно:

то есть он ее сперва переписывает, ставя строчки весьма далеко одна от другой; под

каждым словом греческим ставит слово по-немецки; под каждым словом немецким

грамматические замечания на греческое слово. Четвертую строку составляет уже

мой перевод, который сначала творится карандашом; переносится потом на белую

страницу, потом переписывается в книгу и таким образом, прошедши разные мы-

тарства, очищается и становится достойным вступления в рай печати. Таких очи-

щенных претендентов на печатный рай находится уже в готовности пять; шестой

находится еще в огне очищения; но он в конце нынешнего месяца будет готов так-

же для рая. Построчный немецкий перевод есть благословенная галиматья и часто

совершенно непонятная; но я держусь исключительно этого перевода; он дает мне

порядок слов оригинала, дает образ выражения греческого поэта; его инверсии и

проч., но не дает ни гармонии стиха, ни действия отдельных слов, заключающего-

ся в их звуке (зато дает их место), не дает того, что, так сказать, составляет запах

каждого языка, ему одному