Я иду — не избегнешь меня ты, Патроклов убийца,
Гектор. Свой жребий принять я готов, когда ни назначат
Вечный Зевес и бессмертные боги Олимпа; и мне ли
Ныне роптать на судьбу, когда и Алкид благородный,
Сын Громовержца любимый, был некогда ею постигнут?
Если подобный удел и пеня ожидает, пусть лягу
В землю, дыханье утратив; но славу великую прежде
Здесь соберу, быстротечныя жизни в замену; здесь многих
Дев полногрудых дарданских принужу крушиться и слезы
С юных ланит отирать, закрывши руками
Лица и вздохи спирая в груди, раздираемой горем.
Скоро узнают, что я отдохнул. А ты не надейся,
Матерь, меня удержать: никогда я не буду покорен».
«Истину ты говоришь, — отвечала Фетида, — похвально
Быть для друзей от беды и от смерти защитой. Но Троя
Ныне владеет твоими блестящими латами; хищный
Гектор, украшенный ими, ликует — хотя и недолго
В них величаться ему: предназначенный час недалеко;
Но безоружный, мой сын, не бросайся в тревогу Арея;
Здесь помедли, доколе меня не увидишь.
Завтра сюда на рассвете, лишь только подымется солнце,
С пышной бронею, покованной богом Ифестом, приду я».
Так говорила богиня и с сыном могучим простилась.
К юным сестрам, среброногим богиням, потом обратяся,
«Милые сестры, — сказала, — теперь погрузиться в море,
В дом возвратитесь Нерея и старцу седому пучины
Всё возвестите. А я на вершину Олимпа к Ифесту
Прямо отсель полечу умолять, чтоб оружие дал нам».
Кончила; в лоно зыбей погрузились младые богини.
Быстро к вершине Олимпа от них полетела Фетида.
Тою порою ахейцы от грозного Гектора с громким
Воплем бежали к своим кораблям, на брега дллиспонта,
Силясь напрасно исторгнуть из боя Патроклово тело;
Гектор, как бурное пламя, гнался за ним; уж трикраты
За ногу мертвого сзади хватал он, готовый добычу
Вырвать из рук у ахеян. И кликал троян, и трикраты
Силою всею Аяксы его отражали от трупа.
Яростный, пламенный, все низвергал он; то, бегая быстро,
Бился в толпе; то, стоя недвижим, сзывал громогласно
В битву своих и рвался неотступно на хладное тело.
Так над растерзанной ланью, голодный, очами сверкая,
Лев космолапый сидит, не тревожася пастырей криком.
Тщетно Аяксы отважные борются с ним; овладел бы
Он неизбежно Патроклом с великою славой, когда бы
Ира с небес не послала Ириду к Пелееву сыну:
«Сын Пелеев, беги, беги на помощь к Патроклу;
Битва уже подошла к кораблям. Посмотри: убивают
Страшно друг друга, одни — отбиваясь, другие — стремяся
Тело схватить; Одолеют трояне; блистательный Гектор
Скоро похитит Патрокла, и в Трою умчит, и на башне
Выставит голову, снятую с плеч в посрамленье ахеян.
Полно медлить: иль псам напитаться Патрокловым телом.
Встань, безоружный, взбеги на раскат; покажися троянам;
Образ твой ужас нагонит на них; ободрятся ахейцы».
Так Ахиллесу богиня Ирида сказала и скрылась.
Гласом ее возбужденный, вскочил Ахиллес. И Афина
Мощные плечи ему облачила эгидой ужасной,
Огненной тучей главу обвила, и с нее заблистали
Грозно лучи, озаряя окрестность. Как дым, извиваясь,
Всходит далеко на острове, ратью врагов обложенном
(Бодро весь день осажденные бьются, по сядет лишь солнце,
Всюду костры зажигают, и с яркими искрами пламя
Всходит великим столбом и, окрест отраженное морем,
Светит, чтоб видели путь корабли, приносящие помощь),
Так с головы Ахиллеса блистанье в эфир подымалось.
Он взбежал на раскат и, став на виду у ахеян,
Крикнул… пронзительный крик повторила Паллада Афина
Отзывом громким: Троян обуял неописанный ужас.
Так оглушительный гром босвыя трубы, возвещая
Приступ, незапно мутит осажденных. Едва Ахиллесов
Голос послышался, дрогнуло каждого сердце; все кони,
Гибель почуя, подняли гривы и с топотом громким
Вспять понесли колесницы; правители их в исступленье,
С бледным лицом, обратяся назад, неподвижным смотрели
Оком на грозный лица Ахиллесова блеск. Троекратно
Крикнул он с валу на них — троекратно, разбитые страхом,
Войска троян и союзных назад в беспорядке бросались.
Тут от своих колесниц и от собственных копий двенадцать
Храбрых дарданян погибло. Ахейцы, похитив Патрокла,
В ставке простерли его на одре, и друзья окружили
Тело. Пришел Ахиллес. Залился он слезами, увидя
Друга, пред ним на одре неподвижно лежащего, острой
Медью пронзенного: сам он недавно его на сраженье,
Броней своей облекши, послал: но назад не пришел он.
Тою порой, постоянный в течении Гели ос, волю
Иры свершая, сошел неохотно к водам Океана,
В них потонувшее солнце исчезло, и войско ахеян
После губительной брани в глубокий покой погрузилось.
Но трояне вкусить не могли ни покоя, ни пищи,
Смутно они собрались на совет. Оперится на копья,
Все стояли, и сесть не дерзал ни единый, и всем им
Сердце тревожила мысль о явившемся в бои Ахиллесе.
Полидамант благомыслящий, Гекторов друг осторожный,
Первый подал совет: покинув поле сраженья,
В Трою войти. «Нам теперь благовонная ночь благосклонна.
Так он сказал. — Ахиллеса держит она. Но заутра,
В поле увидя нас, выйдет он в битву. Тогда неизбежно
Многие будут добычею псов. Удалимся же в Трою, покуда
Время, на торжище ночь проведем под небом открытым;
С первым же блеском денницы сберемся на стены; пускай с
Боя отведать приближится к ним; лишь напрасно могучих
Коней своих утомит; но и в Трою ему не ворваться».
Сумрачен, брови нахмуря, ответствовал пламенный Гектор:
«Полидамант, осторожный совет твой теперь бесполезен;
Нам ли, как робким, бежать в огражденную башнями Трою?
Мы ль не устали еще, за стенами теснясь, укрываться?
Некогда город Приамов, меж всеми народами славный,
Выл знаменит на земле изобилием меди и злата;
Но уж давно из печальных жилищ изобилие скрылось.
Мы раздражили Зевеса: во Фригии, в крае союзном
Пышной Меонии, проданы лучшие утвари наши.
Ныне ж, когда мне могучий Кронион, Зевес Вседержитель,
Славу послал отразить к кораблям мсднолатных ахеян,
Я ли укроюся в Трое? Какой же совет подаешь ты?
Кто из троян покорится ему? Здесь я повелитель.
Слушайте ж слово мое и мою исполните волю:
Пищу пускай по дружинам разделят; насытьтесь, но каждый
Будь осторожен, и страж да не дремлет на страже. Заутра
С первым сияньем денницы, оружие медное взявши,
Мы побежим к кораблям на решительный приступ. И если
Правда, что встал Ахиллес, то недоброе время он выбрал;
Я не страшуся его, беспощадного, встретить; отважно
Стану пред ним, не заботясь, меня ли, его ли украсит
Славою бои… неподкупен Арей, и разящих разит он».
Гектор сказал, и трояне, согласные с ним, отвечали
Плеском шумящим… слепцы! им Паллада затмила рассудок:
Злое благому они предпочли и осталися в поле.
В горе и плаче ту ночь над Патрокловым телом ахейцы,
Глаз не смыкая, всю провели. Ахиллес, положивши
Мощные руки на грудь неподвижную друга, со стоном
Плакал. Так львица грозная рычет, когда звероловец
Львенка младого се из глубокого лога похитил:
Злобяся, рыщет она по ущелиям с жалобным ревом.
Так Ахиллес вопиял, окруженный толпой мирмидонян:
«Боги! сколь были надежды мои безрассудны, когда я,
Тщась утолить сокрушенье Менетия, дал обещанье
Вместе с украшенным славой Патроклом в Опунт возвратить
Трою разрушив и много богатой добычи скопивши,
Смертный замыслит одно, а Зевес совершает иное!
Оба единую землю мы кровью своей напитаем
Здесь, в отдаленном Троянском краю. И меня не увидят
Вечно в жилище отцов ни Полей, мой родитель
Дряхлый, ни матерь Фетида. Здесь лягу, покрытый могилой,
Если же после Патрокла назначено в землю сойти мне,
О мой Патрокл! я твое совершу погребенье, повергнув
Голову Гектора с броней его пред тобой и двенадцать
Юношей пленных, сынов благороднейших Трон, заклавши
В почесть твою и обиженной тени твоей в утешенье!
С миром же спи у моих кораблей в ожидании мести;
Пусть троянки, плененные нами, и денно и нощно
Плачут дотоле над телом твоим и перси терзают».
С сими словами друзьям повелел Ахиллес благородный,
Чистой водою огромный котел треножный наполнив,
Прах с запекшейся кровию смыть с Патроклова тела.
Ставят треножник на яркий огонь, и шумящей струею
Льется в него ключевая вода и хворост бросают
В пламя: оно обхватило котел, и вода закипела
В медном звенящем сосуде. Омытое теплою влагой,
Тело умаслили тучным елеем; потом, ароматной
Девятилетнею мазью наполнивши раны, простерли
Тихо его на одре и, покрыв полотном драгоценным,
Купно и тело и ложе блестящею тканью одели.
Зое младая в одежде багряной, бессмертным и смертным
День приносящая, встала из вод Океана. Фетида
С дивной, Ифестом ей данной бронею пришла к Ахиллесу;
Он распростертый лежал над бездушным Патроклом и громко
Плакал; окрест мнрмидоняне в мрачном молчанье сидели.
Тихо меж ними прошла среброногая матерь богиня
К сыну и, за руку взявши его, умиленно сказала:
«Сын мой, оставим покоиться мертвого, сколько б о нем мы
В сердце своем ни крушились: он силой бессмертных постигнут.
Я принесла невредимую броню от бога Ифеста,
Чудо красы: ни на ком из людей не бывало подобной».
Так сказав, положила Фетида к ногам Ахиллеса
Вроню; громкий оружие звук издало: мирмидонян
Ужас проникнул: взглянуть не посмел ни единый богине
Прямо в лицо, и все трепетали. Но гневом сильнейшим,
Вроню узря, закипел Ахиллес; глаза засверкали
Искрами, вспыхнув под тенью ресниц, как ужасное пламя;
Жадной рукою он броню схватил и, даром чудесным
Bora Ифеста плененный, им стал любоваться; но скоро
Снова сделался мрачен; потом, обратяся к Фетиде,
«Матерь, — сказал он, — оружие дивно твое, и немедля
Выйду я в битву. Но сердце мое неспокойно; он будет
Здесь бездыханный лежать; насекомые жадные могут
В раны влететь, в них червь поселится и может гниенье,
В тело проникнувши, образ его опозорить прекрасный».
«Будь, мой возлюбленный сын, беззаботен, — сказала Фетида, —
С ним неразлучная, стану сама разгонять насекомых,
Жадно снедающих тело убитого мужа; хотя бы
Медленный года над ним совершился полет, я нетленным
Тело его сохраню, и еще он прекраснее будет».
С сими словами она проливает на раны Патрокла
Сок благовонный амброзии с нектаром евстлопурпурным.
Берегом моря поспешно потек Ахиллес благородный;
На голос звучный его собралися ахейцы. Прискорбно
Руку он подал Атриду9 и был примирительной жертвой
Поздний меж ними союз утвержден. Агамемнон могучий
Дал повеленье дары отнести к Ахиллесу. Немедля
Царь Одиссей с сыновьями почтенного Нестора, с славным
2 — 3454
Сыном Филия Мегитом, с Фоантом и с ними Креонов
Сын Л и комод, Морион, Мсланипп к Агамемнону в ставку
Идут и, выбрав семь драгоценных треножников, двадцать
Светлых сосудов, двенадцать коней и семь рукодельных
Пленниц с осьмой Бризсидой, отходят в шатер Ахиллесов,
Царь Одиссей впереди с десятью талантами злата.
Все потом, окружив Ахиллеса, его приглашают
С ними обед разделить: но, тяжко вздохнув, отвечал он:
«О друзья! умоляю вас, если хоть мало я дорог
Вашему сердцу, не требуйте ныне, чтоб я насладился
Вашею пищею: горе всю душу мою раздирает.
Нет, не коснусь ни к чему до самыя поздния ночи».
Все полководцы простились тогда с Ахиллесом; остались
Оба Атрида, Идоменей, Одиссей благородный,
Нестор и старец Феникс. Прояснить омраченную душу
Друга старались они разговором веселым; но тщетно.
Сумрачен был он, лишь битвы единой алкал, непрестанно
Думал о мертвом, об нем лишь одном говорил непрестанно:
«О, сколь часто бывало, что сам ты заботливо, бедный,
В ставку мою прибегал с подкрепительной утренней пищей,
Мне возвещая, что войско ахеян шатры покидало,
Снова с троянами в битву готовое выйти: а ныне
Здесь ты лежишь, бездыханный! Не может мое услаждаться
Сердце ни пищей, ни сладким вином без тебя. Я толь сильным
Не был бы горем сражен, и услышав о смерти Пелея,
Льющего слезы во Фтии своей обо мне отдаленном,
Вьющемся в чуждом краю за обиду Клены презренной,
Ни же печальную весть получивши о сыне, в Скиросе
Мне расцветающем, богоподобном Неоптолеме,
Если он жив!» — Я доныне всегда упованием тайным
Сердце свое утешал, что погибну один, разлученный
С славным конями Аргосом, в Троянской земле, что в пределы
Фтии родной возвратяся, ты сам
