в Пилос
Или не спасся в Злиду, священную землю эпеян, —
Выйти со иной на губителя; иначе стыд нас покроет;
Мы о себе и потомству оставим поносную память,
Ксли за ближних своих, за родных сыновей их убийцам
Здесь не отмстим. Для меня же, скажу, уж тогда нестерпима
Будет и жизнь; и за ними, погибшими, в землю сойду я.
Нет! не допустим, граждане, их праведной кары избегнуть»
Так говорил он, печальный, и всех состраданье проникло.
Фемий тогда и глашатай Медон, в Одиссеевом доме
Ночь ту проведшие, вставши от сна, пред народным собраньем
Оба явились; при виде их каждый пришел в изумленье.
Умные мысли имея, Медон им сказал: «Приглашаю
Выслушать слово мое вас, граждане Итаки; не против
Воли Зевесовой так поступил Одиссей благородный;
Видел я сам, как один из бессмертных богов олимпийских
Там появился внезапно, облекшийся в Менторов образ;
Он, всемогущий, то, стоя пред ним, возбуждал в Одиссее
Бодрость, то, против толпы женихов обращаясь, гонял их,
Трепетных, из угла в угол, и все друг на друга валились».
Так он сказал им, и были все ужасом схвачены бледным.
Выступил тут пред народ Галиферд, многоопытный старец,
Сын Масторов; грядущее он, как минувшее, ведал;
С мыслью благой обратяся к согражданам, так им сказал он:
«Выслушать слово мое приглашаю вас, люди Итаки;
Вашей виною, друзья, совершилась беда роковая;
Мне вы и Ментору мудрому не дали веры, когда мы
Вовремя вас убеждали унять сыновей безрассудных,
Много себе непозволенных дел позволявших, губивших
Дом Одиссеев и злые обиды нанесших супруге
Мужа, который, мечтали, сюда не воротится вечно.
Вот вам теперь мой совет; моему покоритсся слову:
Мирно останьтеся здесь, чтоб беды на себя не накликать
Злейшей». Сказал; половина большая собранья с свирепым
Воплем вскочила; покойно на месте остались другие.
Те ж, негодуя на речь Галифердову, вслед за -Эвпейтом
Бросились шумно-неистовым сонмом готовиться к бою.
Все, облачившися в крепкие медноблестящме брони,
За город вышли и там собрал ися великой толпою.
Их предводитель Звпейт, обезумленный горем великим,
Мнил, что за сына отмстит; но ему не назначено было
В дои свой опять возвратиться; его стерегла уж судьбина.
Тут светлоокая Зевса Крон иона дочь обратила
Слово к отцу и сказала: «Кронион, верховный владыка,
Мне отвечай, вопрошающей: что ты теперь замышляешь?
Злую ль гражданскую брань и свирепокровавую сечу
Здесь воспалить? Иль противникам миром велеть сочетаться?»
Кй возражая, ответствовал туч собиратель Кронион:
«Странно мне, милая дочь, что меня ты о том вопрошаешь;
Ты не сама ли рассудком решила своим, что погубит
Всех их, домой возвратясь, Одиссей многоумный? Что хочешь
Сделать теперь, то и сделай. Мои же тебе я открою
Мысли: отмстил женихам Одиссей богоравный — имел он
Право на то; и царем он останется; клятвой великой
Мир утвердится; а горькую смерть сыновей их и братьев
В жертву забвению мы предадим; и любовь совокупит
Прежняя всех; и с покоем обилие здесь водворится».
Кончив, велел он идти нетерпеньем горевшей Афине.
Бурно в Итаку с вершины Олимпа шагнула богиня.
Те же, насытяся вдоволь, обед свой окончили. Голос
Свой Одиссей тут возвысил и бросил крылатое слово:
«Должно, чтоб кто-нибудь вышел теперь посмотреть: не идут л
Так он сказал, и один из младых сыновей Долиона
В двери пошел; но с порога дверей, подходящих увидя,
Громко воскликнул и быстрое слово Лаэртову сыну
Бросил: «Идут! Поспешите! Оружие в руки! Их много!»
Все побежали немедля и в крепкие брони оделись;
Был Одиссей сам-четверт; Долионовы стали с ним рядом
Шесть сыновей. И Лаэрт с Дол ионом оружие также
Взяли — седые, нуждой ополченные ратники-старцы,
Все совокупно, облекшися в медноблестящие брони,
Вышли они, Одиссей впереди, из дверей. К Одиссею
Тут подошла светлоокая дочь громовержца Зевеса,
Сходная с Ментором видом и речью, богиня Афина;
Радостью был он проникнут, ее пред собою увидя.
К сыну потом обратяся, он бросил крылатое слово:
«Друг Телемак, наступила пора и тебе отличиться
Там, где, сражаясь, великою честью себя покрывает
Страха не знающий муж. Окажися достойным породы
Бодрых отцов, за дела прославляемых всею землею».
Кротко отцу отвечал рассудительный сын Одиссеев:
«Сам ты увидишь, родитель, что я посрамить не желаю
Бодрых отцов, за дела прославляемых всею землею».
Так он сказал. Их услышав, Лаэрт вдохновенно воскликнул:
«Добрые боги, какой вы мне день даровали! О радость!
Слышу, как сын мой и внук мой друг с другом о храбрости
Дочь многосильная Зевса, к нему подошедши, сказала:
«Бодрый Аркезиев сын, из товарищей всех мне милейший,
В помощь призвавши Зевеса-отца и Афину Палладу,
Выдь на врага и копье длин ноте иное брось наудачу».
Слово ее пробудило отважность великую в старце;
Он, помоляся владыке Зевесу и грозной Палладе,
Вышел вперед и копье длиннотенное бросил, не целясь.
В медноланитный двпейтов шелом он попал, и, защиту
Меди пробивши, расколотый череп копье просадило;
Грянулся навзничь Эвпсйт, и на нем загремели доспехи.
Тут на передних ударя сам-друг, Одиссей с Телемаком
Начали быстро разить их мечом и копьем; и погибли
Вес бы они и домой ни один не пришел бы обратно,
Ксли бы дочь громовержца эгидоносителя Зевса
Громко не крикнула, гибель спеша отвратить от народа:
«Стойте! Уймитесь от бедственной битвы, граждане Итаки!
Крови не лейте напрасно и злую вражду прекратите!»
Так возопила Афина; все схвачены трепетом бледным
Были они и, оружие в страхе из рук уронивши,
Пали на землю, сраженные криком богини громовым;
В бегство потом обретясь, устремились, спасался, в город.
Громко тогда завопив, Одиссей, непреклонный в напастях,
Кинулся бурно преследовать их, как орел поднебесный.
Но громовою стрелою Крониона вдруг раздвоилось
Небо, и ярко она пред Афиной ударила в землю.
Дочь светлоокая Зевса тогда Одиссею сказала:
«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
Руку свою воздержи от пролития крови, иль будет
В гнев приведен потрясающий небо громами Кронион».
Так говорила богиня. Он радостно ей покорился.
Скоро потом меж царем и народом союз укрепила
Жертвой и клятвой великой приявшая Менторов образ
Светлая дочь громовержца богиня Афина Паллада.
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Гнев нам, богиня, воепой Ахиллеса, Пелеева сына,
Гибельный гнев, приключивший ахсянам много великих
Бедствий и воинов многих бесстрашные души низведший
В область Аида, их трупы оставя на пищу окружным
Птицам и псам, — так свершалася воля Крониона Зевса —
С тех пор, как сильной враждою разрознены были владыки,
Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес богоравный.
Кто из бессмертных зажег в их груди толь свирепую злобу?
Феб, сын Латоны и Зевса. Атридом прогневанный, язву
Он ниспослал на ахейскую рать, и бесчисленно гибли
Люди, понеже был жрец Аполлонов Хризес недостойно
Сыном Атрея обижен. Чтоб выручить дочь из неволи,
С выкупом старец богатым пришел к кораблям крепкозданным,
Жреческий жезл золотой Аполлоновым лавром обвивши.
Всех обходил он ахеян, склоняя сердца их на жалость;
Паче ж других убеждал двух Атридов, вождей над вождями:
«Вы, Атриды, и вы, броненосцы ахеяне, сила
Вечных богов олимпийских да вам ниспровергнуть поможет
Город Приамов и путь вам успешный устроит в отчизну;
Вы же отдайте мне дочь, за нее многоценный принявши
Выкуп и сына Зевесова чтя, стрелоносного Феба».
Так он молил: восклицаньем всеобщим решили ахейцы
Просьбу исполнить жреца и принять предложенный им выкуп.
Но Агамемнону, сыну Атрея, то было противно;
Старца моленье отверг он и так раздраженный примолвил:
«Вели, докучный старик, от моих кораблей крепкозданных
Ты не уйдешь во мгновенье иль снова дерзнешь подойти к ним,
Жезл твой и лавр Аполлонов тебя от беды не избавят.
Дочь же твоя из неволи не выйдет; до старости поздней
В доме моем, в отдаленном Аргосе, с домашними розно,
Будет работать она и моею наложницей будет;
Но удались и меня не гневи: иль домой ты отсюда
Цел не пойдешь». Так сказал он; испуганный жрец удалился.
Берегом моря ш и рокоту мящего молча пошел он;
Стал вдалеке от судов, сокрушенный, и начал молиться
Фебу царю, светлокудрой Латоной рожденному богу:
«Вог, облетающий с луком серебряным Хризу и Скиллы
Светлый предел, Тенедоса владыка, Сминтей всемогущий,
Ксли тебе я когда угодил, изукрасив священный
Храм твой и жирные коз и быков пред тобою сожеппи
Ведра, мое благосклонно услышь и исполни моленье:
Слезы мои отомсти на данаях твоими стрелами».
Так говорил он, моляся, и был Аполлоном услышан.
Гневный поспешно сошел Аполлон с высоты олимпийской,
Тул затворенный и лук за спиною неся; и ужасно
Стрелы гремели, стуча о плеча раздраженного бога
В грозном его приближенье; как черная ночь подходил он.
Сев на виду кораблей, он пустил неизбежные стрелы;
Страшно серебряный лук зазвучал, разогнувшись. Сначала
В мулов и вольнобродящих собак он стрелял, напоследок
Горькие стрелы свои обращать и на ратных данаев
Начал: всечасно бесчисленны трупов костры пламенели.
Девять уж дней облетала погибель весь стан, на десятый
Созвал Пелид Ахиллес на собранье все войско ахеян.
Мысли его обратила на то светлорукая Ира:
В страхе богиня была, погибающих видя аргивян.
Все собралися они, и собрание сделалось полным;
Первый, поднявшись, так им сказал Ахиллес быстроногий:
«Видно, Атрид, нам придется опять, избраздивши все море,
В домы свои возвратиться, ежели только удастся
Смерти кому избежать; нас война и чума совокупно
Губят: спросить надлежит нам пророка, жреца иль какого
Снов изъяснителя — сны равномерно приходят от Зевса —
Пусть истолкует он, чем Аполлон так ужасно прогневан?
Был ли обет не исполнен? при несть ли ему экатомбу
Медлим? иль жертвенный запах отборных козлов и баранов
Должен его усладить, чтоб от нас отклонилась зараза?»
Кончив, он сел. И тогда поднялся птицейедатель зоркий,
Старец Кальхас Тссторид, из вещателей самый премудрый:
Ведал он все настоящее; ведал, что было, что будет;
Дар звездознанья прияв от бессмертного сына Латоны,
Он управлял и судами данаев, плывущими в Трою.
Мыслей благих преисполненный, так он сказал Ахиллесу:
«Ведать желаешь, Пел ид, многославный любимец Зевеса,
Чем раздражен далскопоражающий Феб Олимпиец:
Истину всю вам открою; но ты, Ахиллес, поклянися
Мне, что и словом и делом меня защитишь, поелику
Думаю я, что моим оскорбится пророческим словом
Муж, обладатель Аргоса и всех повелитель ахеян.
Сильного страшно царя человеку простому прогневать:
Вели сперва и воздержит он гнев свой, то памятным сердцем
Будет досадовать тайно, покуда себя не насытит
Мщсньем. Размысли, ты можешь иль нет даровать мне защиту?»
Вещему старцу ответствовал так Ахиллес быстроногий:
«Смело открой нам тебе откровенную волю бессмертных;
Я ж Аполлоном, любимцем Зевеса (ему же всегда ты
Молишься, волю богов возвещая данаям), клянуся
Здесь, что, покуда живу и сиянием дня утешаюсь,
Руку поднять на тебя не дерзнет ни один из данаев
Близ кораблей крепкоздаиных; хотя бы и сам Агамемнон,
Между ахейцами первым слывущий, тобой обвинен был».
Тут, ободренный, сказал Ахиллесу Кальхас прорицатель:
«Бог раздражен не забвеньем обета, не ждет экатомбы;
Он за жреца, Агамемноном здесь оскорбленного, гневен;
Гневен за то, что не выдали дочери старцу, что выкуп отвергнут;
Вот что на нас навлекло все беды и еще навлечет их
Много. И Феб далекопоражающих рук не опустит
Прежде, покуда, отцу светлоокую деву без всякой
Платы, без выкупа выдав, святой не пошлем экатомбы
В Хризу: иначе ничто не смирит раздраженного Феба».
Так говорил он; и быстро поднялся пространнодержавный
Пастырь народов Атрид, повелитель царей Агамемнон,
Гневом проникнутый; сердце его преисполнено было
Черною злобой, и очи как яркое пламя горели.
Грозно взглянув на Кальхаса, воскликнул Атрид Агамемнон:
«О зловещатсль! ты доброго мне никогда не пророчил;
Сердце твое лишь напасти предсказывать любит; ни разу
Словом и делом благим от тебя я порадован не был.
Ныне в собранье ахейских вождей утверждать ты дерзаешь,
Будто за то нас казнит Аполлон стрелоносец, что мною
Был от отца Хризсиды, невольницы пленной, не принят
Выкуп; но я несказанно желаю прекрасную деву
В дои свой у весть: пне она и самой Клитемнестры супруги
Стала милее, понеже ее превосходит высоким
Станом, лица красотой, и
