верхнем углу листа. Эта бумага идентична той, на кото¬рой тем же почерком переписчика выполнены еще три копии, произведений Жу* ковского: копия перевода трагедии 3. Вернсра «24 февраля» (РНБ. Оп. I. № 26. Л. 149—151 об.), копия отрывка трагедии Е.Ф. Розена «Осада Пскова» (действие 5, явл. 10) с правкой Жуковского (РНБ. Оп. I. № 26. Л. 152—155 об.) и,стихотворе¬ние «Песнь на присягу наследника» (РНБ. Оп. I. Л. 132—135 об.). Последние две работы Жуковского датируются с достаточной степенью точности: известно письмо Е. Ф. Розена В. А. Жуковскому от 4 февраля 1834 г. по поводу этой правки (РС. 1903. № 8. С. 455, см. также: БЖ. Ч. 1. С. 126—128), а сама правка в основном учтена в издании трагедии «Осада Пскова» (СПБ., 1834, цензурное разрешение от 12 марта 1834 г.); «Песнь на присягу наследника» написана в середине апреля (до 22 апреля) 1834 г. (ПССиП. Т. 2. С. 684). Весьма вероятно, что все эти четыре копни на оди¬наковой бумаге были выполнены одновременно одним и тем же переписчиком и вскоре после того, как были написаны сами тексты.

Источником перевода Жуковского является, скорее всего, прозаический пере¬вод И. И. Мартынова, изданный в 1825 г. (Филоктет. Трагедия Софокла, переве¬денная с греческого Иваном Мартыновым, с примечаниями переводчика. СПб., 1825. С. 11—12), с лексическим составом которого перевод Жуковского обнаружи¬вает очевидную близость, ср.:

Мартынов

Одиссей! Требуемое гобою ие трудно испол¬нить1. Мнится, вижу ту пещеру. Вверху яп или внизу} Я не понимаю. Ил самой вершине. Но следа никакого ие видно.

Зрю жилище пустое, нет в нем никого. Нет ли там каких признаков домашней жизни?

На земле постлано листвие, как бы кто стгал на нем (…)

Должно тебе обманывать Филоктета. Если он вопросит, кто ты и откуда пришел, вещай, что ты сын Ахилла (…)

(…) говори на меня все, какие хочешь, хулы и поругания: тем не оскорбишь меня нимало

Жуковский

Твое желанье, Одиссей, не трудно Исполнить мне: пещера тут. Я сам забыл: вверху? внизу?

Вверху.

Но человеческих следов не видно. Все пусто. В пещере никого.

Но нет ли там Остатков летни, утварей каких? Рассыпано сухого листья много Здесь но земле, как будто б чья постель. Ты должен обмануть его словами Притворными. Когда ои спросит, кто ты? Откуда? Правду всю скажи, что ты Ахиллов сын (…)

Меня ж в делах гнуснейших обвинять Не бойся: тем меня не оскорбишь

Несмотря на то что этой книги в библиотеке Жуковского нет, имя классическо¬го филолога И. И. Мартынова было поэту хорошо известно: в его библиотеке со-хранились четыре книги Мартынова, в том числе переводы «Илиады» и «Одиссеи». (См.: Описание. № 87, 88, 214, 215). Одна из книг — с дарственной надписью ав¬тора. В архиве Жуковского (ОР ИРЛИ) хранятся письма Жуковского к И. И. Мар¬тынову, свидетельствующие об их хорошем личном знакомстве. Серию подстроч¬ных переводов из древнегреческих классиков, предпринятую Мартыновым, Жу¬ковский хорошо знал; в своем «Обзоре русской литературы за 1823 т.» он отрецен¬зировал ее следующим образом: «Греческие классики И. И. Мартынова. Перевод¬чик, желая облегчить для нас чтение греческих поэтов, переводит с буквальною точностию, не заботясь нисколько о-слоге. Книга его избавляет от скучного труда рыться в лексиконе — вот главное ее достоинство. Она не обогащает нашей словес¬ности, но может’быть полезна для тех, которые занимаются классической поэзией греков» (Эстетика и критика. С. 316).

После того, как в 1811 г. Жуковский перевел фрагмент трагедии Лагарпа «Фи-локтет», это название периодически появляется в списках задуманных пронзведег ннй в течение почти 20 лет (РНБ. Оп. 1. № 30, 35—37), а в 1812—1814 гг. поэт даже включает название трагедии Софокла в план-проект т рет вето тома задуманного им Собрания сочинений и переводов, куда должны были войти также оригинальная поэма «Владимир» и переводы поэм Виланда «Оберон» и «Музарион» (РНБ. Оп. 1. № 78. Л. 3). Второй перевод «Филоктета»’реализует этот устойчивый интерес Жу-ковского, наглядно демонстрируя изменения драматургической эстетики, кото¬рые произошли в творческом сознании Жуковского за 20 лет, отделяющих первое обращение к сюжету от второго: перевод выполнен белым пятистопным ямбом, стабильно используются греческие топонимы и антропонимы, объем вторично пе-реведенного фрагмента несколько больше: ровно настолько, чтобы полностью об-рисовать суть драматической коллизии, наконец, в переводе акцентирована идея рока, волей которого для героя трагедии создается безвыходное положение.

В целом два разновременных перевода драматического фрагмента модели¬руют очень типичную для Жуковского ситуацию текстов-дублетов (перевод-оригинальное произведение, два перевода одного оригинала), особенно продук¬тивную для лирики («Сельское кладбище 1802 и 1839 гг.) и баллад («Людмила» — «Светлана» — «Ленора», «Кассандра» — «Ахилл»). И тот факт, что источником но¬вого перевода послужил не художественный немецкий или французский перевод-посредник, но прозаический подстрочник текста Софокла, сближает второй пе¬ревод Филоктета со стихотворными переложениями прозы, столь характерными для творчества Жуковского 1830-х гг. и служащими индикаторами процесса типиза¬ции его мировоззрения и жанрового репертуара (см. об этом:Лебедева О. Б.,Янушке¬вич А. С. Неопубликованные стихотворные переложения западноевропейской про¬зы в творчестве В. А. Жуковского 1830—1840-х годов // РЛ. 1982. № 2. С. 153—163). Подробно о переводе фрагмента трагедии Софокла «Филоктет» в сопоставлении с эпическим отрывком на этот же сюжет см.: БЖ. Ч. 3. С. 527—542.

Ст. 1—2. Неоптолем, мы наконец в Лемносе, II Бесплодном, диком острове Ифе-ста… —Лемнос, остров в северной части Эгейского моря, посвященный Гефесту: в греческой мифологии — местонахождение подземной кузницы Гефеста; на Лемно¬се существовало святилище этого бога (культ земли и огня).

Ст. 4—5. Оставлен был Пеанов сын, сопутиикII Алкидов, Филоктет… — Пеан (Пэ-ант) — аргонавт, отец Филоктета, который случайно оказался на горе Эте в тот момент, когда Геракл, отравленный ядом крови кентавра Несса, решил избавиться от страданий и сжечь себя на костре. Спутники Геракла отказались поджечь костер, Пеант сделал это (или поручил поджечь костер своему сыну Филоктету) и в награду получил лук и стрелы Геракла, от равленные ядом Лернейской гидры и не знавшие промаха, которые и унаследовал от него Филоктет. В различных изложениях мифа (в частности, у Софокла) фигура Пеанта подменяется фигурой его сына, Филоктета.

(-< Жуковский пользовался источниками, приписывавшими Филоктсту дружбу с Гера¬клом и функцию наследника стрел и хранителя тайны его погребения: в оригиналь¬ном эпическом отрывке (Филоктет) («Мрачен Лемнос, хромоногого бога Ифеста оби¬тель...» — ПССиП. Т. 2. С. 381) излагается Ихменно эта последняя версия мифа. Ст. 48. Ил Греков я противнейший ему... — Ненависть Филоктета к Одиссею в ин-терпретации Жуковского имела своей причиной не только то, что по совету послед-него он был покинут на Лемносе, но и то, что именно Одиссей хитростью проник в тайну Филоктета и выведал у него место погребения Геракла, ср.: Верный сотрудник Иракла, Долго молчал Филоктет о месте, где скрыл он священный Пенел великого друга; но острый взор Одиссея Тайну ироникнул, и был Филоктет небесами наказан: Сам он себя уязвил одною из стрел, напоенных Ядом гидры Лернейской и вверенных другу Ираклом (...). (ПССиП. Т. 2. С. 318). Ст. 63—65. Не наречен достойным получить ~ И что оно досталось Одиссею... — После смерти и погребения Ахилла его оружие не было отдано сто сыну, Неопто-лему, но, по решению матери Ахилла, богини Фетиды, было предназначено хра-брейшему из греков после Ахилла; на оружие претендовали два героя, защищав¬шие тело Ахилла от троянцев и вынесшие его из боя, Аякс Теламонид и Одиссей. Подвиг Одиссея был признан более значительным, и оружие получил он. Ст. 70—71. Что нам бел Филоктепш н бел стрел II Алкидовых не одолеть Пергама... — На десятый год осады Трои, после гибели Ахилла и Аякса, греческий прорицатель Калхас (по другим версиям — троянский прорицатель Гелен) произнес пророче¬ство о том, что Трое суждено пасть только при участии Неоптолема, сына Ахил¬ла, и Филоктета, друга Геракла и обладателя его стрел, которым Троя однажды уже покорилась. За Неоптолемом на Скирос был отправлен Одиссей, за Филок те¬гом на Лемнос — Диомед. В трагедии Софокла эти два посольства сконтамнниро-ваны (см.: Софокл. Драмы / Пер. Ф. Ф. Зелинского; Изд. подгот. М. Л. Гаспаров и В. Н. Ярхо. М., 1990. С. 568—569. (Лит. памятники. Большая серия). См. также: Грейвс Р. Мифы Древней Греции: В 2 т. М., 2001. С. 305—308). Пергам — название троянской цитадели, городского акрополя. Двадцать четвертое февраля («Одиннадцать часов, а Кунца нет...») (С. 499) Автограф: Werner F. L. Z. Der vierundzwanzigste Februar. Leipzig und Alten-burg: F. A. Brockhaus, 1815. S. 25—39. Библиотека В. А. Жуковского. Отдел редких книг Научной библиотеки Томского государственного университета. Шифр 12992. (Описание. № 2386). Копия: РНБ. Оп. 1. № 26. Л. 149—151 об. — писарская, с правкой Жуковско¬го, с заглавием: «Двадцать четвертое февраля». При жизни Жуковского не печатался. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 80 (ст. 1—5). Впервые полностью: БЖ. Ч. 1. С. 310—313. Публикация О. Б. Лебедевой. Печатается по тексту первой полной публикации, со сверкой но автографу и копни. Датируется: 1832 — не позднее конца апреля 1834 г. Перевод фрагмента (явл. 1 и начало явл. 2 действия I) трагедии Ф. Л. 3. Верне-ра «Der vierundzwanzigste Februar» («Двадцать четвертое февраля», 1810). Первую крайнюю дату, ранее которой перевод Жуковского не мог быть пред-принят, установить фактически невозможно, хотя в русской периодике нача¬ла 1830-х гг. есть одно загадочное указание на существующий перевод трагедии «Двадцать четвертое февраля», относящееся к 1831 г. Имя Жуковского в нем не упомянуто, но перифрастическая характеристика переводчика позволяет предпо¬ложить, что мог иметься в виду именно он; это указание, возможно, основано на ин¬формации если не о переводе как таковом, то о намерении подразумеваемой пер¬соны заняться переводом трагедии Вернера: «Произведение сие ["Двадцать чет¬вертое февраля"] переведено на русский язык одним из известнейших наших пи¬сателей и будет помещено в "Телескопе"» (Телескоп. 1831. № 8. С. 456, редактор¬ское примечание к статье о творчестве 3. Вернера, переведенной нз английско¬го журнала «Foreign rewiew») — однако обещанная публикация в «Телескопе» не состоялась. Автор уже существующего к этому времени первого полного перево¬да «Двадцать четвертого февраля», выполненного в 1831 г., Александр Ардальоно-вич Шишков, во-первых, не мог быть назван «одним из известнейших на/них пи¬сателей», а во-вторых, в этой же публикации, в другом редакторском примечании к этой же статье чуть ниже, он прямо назван по имени как переводчик трагедии Вернера «Аттила» («И это произведение Вернера ["Аттила"] переведено на наш язык А. Шишковым 2-м и войдет в состав "Избранного немецкого театра", кото¬рый печатается. Отрывки из него будут помещены в "Телескопе"» (Там же. С. 465). Перевод Жуковского датируется предположительно, на основании особенно¬стей оформления двух рукописей перевода: черновой на страницах книги из би¬блиотеки поэта и авторизованной писарской копии. Судя по тому, что черновой автограф перевода находится на страницах книги, можно предположить,